– Значит так. Ещё один стакан – и конец нашей демократии! Всё! Наглая, самодовольная рожа, самодур, алкоголик! Тут ложкой деревянной меня спьяну треснул. Да так больно. Прямо по голове попал. Я знаю, он нарочно туда метил. «Где водка? – кричит. – Если через минуту водки не будет – раздавлю, панимашь!!! В пыль сотру лагерную!» Я ему резонно замечаю, что я сюда поставлен вопросы решать, то есть консультировать его и подсказывать, как правильно наладить демократию в стране. А он кричит: «Без водки не позволю демократию строить, сначала водка, панимашь, а потом демократия! У нас, – кричит, – менталитет такой, а не хочешь, катись обратно, панимашь, и у себя эту хрень заморскую налаживай!» Ну разве это работа? – говоривший был очень разгорячён. – Насосётся водки, как клоп крови, и дебоширит. Нам надо принимать какое-то решение. Дальше так продолжаться не может – завалим всю операцию! То есть демократизацию!

Вся эта пламенная тирада была выдана докладчиком на большом совещании. Он действительно был очень взволнован, глаза его горели огнем. Звали докладчика доктор Шулер. Доктор – не в смысле врач, а просто доктор. Но почему и что это означает, до сих пор до конца непонятно: то ли звание такое, то ли обращение.… На докладчике был очень приличный и, судя по всему, дорогущий костюм от какого-то известного кутюрье (тоже, кстати, непонятно – имя это, или фамилия, может кличка такая, или фирма так называется?). Лицо он имел очень благородное и значительное: прямой нос, чуть-чуть пробивающаяся на висках седина, правильные черты лица… Такие лица раньше имели секретари парткомов средней руки, некоторые актеры, которые их играли, и нарисованные люди на агитационных плакатах. И ещё схожесть была, очевидно, в том, что и доктор Шулер, и секретари парткомов, и люди с плакатов, были «беременны» некой идеей, которую им надо было нести в массы, поэтому и лица имели одухотворенные. Доктор Шулер был очень большой начальник – руководитель Группировки иностранных советников, присланных в страну для оказания всяческого содействия и окончательного внедрения в России демократии. У него имелись чрезвычайные полномочия: по любому вопросу его слово было решающим и окончательным. Он мог назначить, уволить, снять, растоптать и обезвредить любого человека в этой стране. Некоторым исключением из общего правила был всенародно избранный Президент.

– Вот так, – закончил пламенную речь доктор Шулер и направился на свое место в президиум. Присутствующие, в основном, иностранцы, в таких же дорогих костюмах, как и у докладчика, но не все с такими же благородными лицами незамедлительно отреагировали репликами с мест.

– Ес, ес! Я, я! Уи, уи! – слышалось со всех сторон. Реже доносилось восклицание: «Добже! Добже!» По всему было видно, что ситуация, изложенная докладчиком, им знакома не понаслышке. Все очень разволновались. Но, справедливости ради, надо сказать, что, несмотря на волнение, собравшиеся вели себя очень достойно. Никаких безобразий и анархических проявлений типа вскакивания с мест и резких выкриков никто себе не позволил. Сразу было видно, что люди организованные и сдержанные. На трибуну выскочил один из них – советник по демократизации процессов употребления алкоголя:

– Нас заслал в этот дикий страна для приведения в ичполнение ошень важных работ. Ми все есть, за исключений руководства этот страна, – он сделал небольшой поклончик в сторону, где сидели несколько человек, по виду от иностранцев ни чем не отличавшихся, – ошень хорош спецья́лист в ошень разный область. Нас прислал помож этот дремучий и бескультурный страна встать на путь демократ. Ми знал, что будит не прост. Работа́ем много, учим, обисняем, наставляем. И всё ради того, чтобы этот народ получил свой свобод. Вышел из ос зла и начал жить по нашим закона́м – закона́м свободного мира. А Президент – алкач! Так работа́ть нельзя. Я ест ошень большой, – советник гордо и надменно посмотрел в зал, хотя росточку был маленького и совсем дохленький, – ошень большой спесья́лист по алкоголь. Я и наш Президент лечил. Наш наук ошень продвинут и ми имеем ошень много средств от запой. Но так работа́ть нельзя. Если этот будет продолжаться, генералу доложу, в каких условий служит приходится. Тут, как вы говорит, один из трех: или надо его в наш хорош клиник ло́жить, но этот ошень долг, или вставить на весь глубину его большой жоп ваш русский ракет, иначе толк не получится!!! – щуплый советник обреченно махнул рукой и направился на свое место.

– Ракет! Ракет! – закричали в зале. – Ес, ес! Я, я! Уи, уи!!! Ракет!!! – зал опять загалдел. – Добже!

– Господин фёст-министр, – громко сказал доктор Шулер, – что Вы на это скажете?

Тут забеспокоилась и зашевелилась группа господ, которую алкогольный советник назвал руководством этой страны. Группа была очень похожа на основную массу иностранных советников, но при этом резко от них отличалась. Хотя и костюмы дорогие, и держались с достоинством… Наверное, дело было в лицах: один был какой-то подозрительно рыжий и наглый, у другого были такие хитрые глаза, и они так быстро бегали в орбитах, что голова могла закружиться, если долго на него смотреть… Фест-министр был подозрительно толст, маленького роста и похож на молочного поросенка: щечки висели и при разговоре покачивались… Вид слегка удивлённый и озабоченный, как будто его только что оторвали от корытца со сгущённым молоком. Он всё время причмокивал и присасывал языком, как обычно делают вампиры и упыри в страшных фильмах… Фёст-министр встал.

– Не ракету. – ответил он, – не ракету, мистер Дринкер, – повторил фёст-министр, обращаясь то ли к предыдущему оратору, то ли к залу, – а торпедо. Это препарат такой против запоев, только он малоэффективный, – все сидящие рядом с фёст-министром одобрительно, с видом профессионалов, закивали головами. – И вообще, вы все, конечно, очень хорошие специалисты в разных областях, – он недружелюбно посмотрел в сторону мистера Дринкера и зловеще причмокнул, – поэтому вас и заслали, извините, прислали к нам советниками. Но запои оставьте нам, мы в этом лучше вас разбираемся. Пил, пьет и будет пить: ничего не поделаешь, уж очень долго это у него всё… Сказывается большой опыт партийно-хозяйственной работы. И торпедо, наверное, не одну переварил, – фёст-министр причмокнул и показал всем зубы, – это для нас даже лучше. Стакан налил – бумагу подписал, второй налил – ещё подписал… Польстил немного ему, пьяному, – он и растаял. Президент должен быть управляемый. А то попадется какой-нибудь, себе на уме, выпендриваться станет. А у нас, господа, План – План Демократизации, утвержденный всеми странами свободного демократического мира, – фёст-министр повысил голос, из последних сил сдерживаясь от присасываний и причмокиваний, которые были бы в данной ситуации очень неуместны, – План операции по демократизации России. И мы этого добьемся любой ценой, товарищи! – торжественно и пафосно закончил свое выступление фёст-министр, видимо рассчитывая на овации. Но этого не случилось. Раздались жидкие аплодисменты, и опять посыпались вопросы и комментарии. «Проклятое коммунистическое прошлое сказывается, – шепнул он рыжему, сидящему рядом, – привык я на партсобраниях выступать».

– А как Президента предъявлят, он же выступат должен, – раздались голоса из зала, – в народ ходи́т. С таким опухшим харем. И язык у него ещё!.. Такое иногда хлюпнет!

– И ещё дерётся! – все опять загалдели. – Грубит! Хамит! – напряжение в зале нарастало. Вопрос был действительно непростой.

– Давайте уже привыкать к особенностям нашего языка, – заискивающе улыбаясь ответил фёст-министр, – не харя, а рожа. Или морда. Харя у свиньи – про Президента так нельзя говорить. Ну, а насчёт предъявить народу? Мы долго прорабатывали этот вопрос в Правительстве… И нашли выход из этого положения. Поручим спецслужбам найти двойника. Чтобы не запойный был. Страна у нас большая, народу пока ещё много… Найдём и будем его предъявлять в трезвом виде. Подучим, пообтешем, и вперед! – фёст-министр заговорщицки улыбнулся и причмокнул. – Как вам наш План?! – он посмотрел на доктора Шулера.