Помню и такой разговор Феликса Эдмундовича со мной. Речь зашла о чекистах, которые находились на лечении в Кисловодске:

– Весьма возможно, что кто-нибудь из них пожелает прийти ко мне поговорить, посоветоваться. Я не должен лишать их такой возможности. Ведь во время отпуска я имею больше свободного времени и могу поговорить с каждым по душам. Вы, пожалуйста, не препятствуйте и пропускайте их ко мне.

И к Феликсу Эдмундовичу на дачу постоянно приходили сотрудники ОГПУ, да и не только они, а все, у кого была необходимость увидеться с ним. И ко всем он относился с дружеским участием, интересовался личной жизнью, работой, здоровьем, лечением.

Многие свои прогулки Феликс Эдмундович совершал вместе с В. Р. Менжинским, тоже лечившимся в то время в Кисловодске.

Однажды после обеда они решили поехать посмотреть Медовый водопад, находящийся за Кисловодском километрах в четырнадцати.

Утром прошел сильный дождь. А вслед за ним – радуга, солнце. День выдался отличный. Феликс Эдмундович и Вячеслав Рудольфович были в самом веселом настроении. Дорога шла по живописнейшим местам. Прогулка обещала быть на славу.

И вдруг машина резко затормозила. Шофер выскочил, осмотрел машину. Оказалось, что лопнула камера. Вид у него был испуганный. Феликс Эдмундович сразу обратил внимание на то, как изменились его лицо и голос.

– Товарищ Шибуняев, что это вы так сильно нервничаете? Спокойно заменяйте камеру, а мы пока походим, погуляем…

Феликс Эдмундович вышел из машины. Заметив, что я тоже волнуюсь, он спрашивает:

– А вы чего переживаете?

Я ответил, что мне крайне неприятно: хорошую прогулку испортил непредвиденный случай. Дзержинский прервал меня:

– Да что вы из-за такого пустяка волнуетесь! Лопнула камера – шофер заменит, и через десять минут поедем дальше. А если даже и не исправит машину – погода хорошая, отъехали мы немного, вернемся обратно пешком. Прогуляемся, и только.

Сняв с себя плащ, он разостлал его на траве, сел и нас пригласил сесть.

– Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом… Вот я вам сейчас расскажу кое-что тоже про автомобили. В годы гражданской войны положение с автотранспортом в Москве было очень тяжелое. Автомобили все старые, изношенные, резины мало, бензина нет, заправляли моторы спиртом, смешанным с эфиром. Пользоваться автотранспортом разрешалось только для оперативных служебных целей. Однако под выходные и в выходные дни много автомобилей все же направлялось за город. Даже в то тяжелое время (1919 год!) находились любители покататься на государственный счет, покатать своих родственников и знакомых. И вот что интересно: резины, горючего и смазочных материалов в нерабочие дни расходовалось в Москве больше, чем в рабочие. Узнав об этом, я решил принять экстренные меры. Позвонил Владимиру Ильичу и сказал, что хочу на всех окраинах города и заставах выставить комиссаров ВЧК для регистрации автомобилей. Владимир Ильич одобрил мое предложение. И знаете, это возымело действие! Бывало, любители прогулок за город, как только увидят чекистов, быстро поворачивают обратно. В течение первых же двух недель расход горючего, резины и смазочного материала по Москве в нерабочие дни сократился наполовину…

Пока мы сидели и разговаривали, камера была заменена, и мы поехали дальше.

Феликс Эдмундович давно мечтал подняться на гору Машук.

– Иоанн Львович, – обратился он как-то к лечившему его доктору Баумгольцу, – я очень хочу осмотреть в Пятигорске лермонтовские места и подняться на гору Машук. Что вы на это скажете?

Доктор Баумгольц задумался:

– Что я могу ответить вам, Феликс Эдмундович? Если уж у вас такое большое желание подняться на Машук, то по крайней мере обещайте мне, что не будете переутомлять себя. Обязательно делайте через каждые 50 шагов минутную передышку.

Дзержинский дал слово неукоснительно выполнять все «требования медицины».

Вот и знаменитая гора…

Менжинский, тоже поехавший с нами, остался с одним из сотрудников у подножия Махлука. Я вызвался сопровождать Феликса Эдмундовича. Медленно стали мы подниматься по узкой тропке. Впереди шел Дзержинский. Обещание, данное врачу, он выполнял тщательным образом: как только пройдет 50 шагов, так минутную остановку сделает.

Поднялись мы на Машук. Прилегли отдохнуть. Феликс Эдмундович несколько минут лежал молча. Не знаю, о чем он думал. Может быть, о трагической судьбе гениального поэта, может быть, просто созерцал красоту горного пейзажа, а может быть, совсем иные мысли заставили его задуматься…

С Машука открывался необыкновенный вид на вершины гор, ущелья, долины. А вдали над всем величественно высился, сверкая снеговой шапкой, Эльбрус.

– Красота-то какая! – восхищенно воскликнул Феликс Эдмундович. – Хорошо бы везде побывать, посмотреть. И даже на Эльбрус подняться. Вот здоровье только, пожалуй, не позволит. Как вы думаете, позволят мне врачи на Эльбрус подняться? Конечно, не на вершину, а так, хоть немного?

– Не позволят, Феликс Эдмундович, ни за что не позволят!

– И я так думаю, – вздохнул он. – Ну а близлежащие достопримечательности мы посетим обязательно. Это что за гора?

– Это гора Бештау, а там вдали – их отсюда не видно – Седло и Кольцо. А вон за этим ущельем – Медовый водопад. Вы там уже были. Есть тут недалеко замок «Коварства и любви»… – Я показывал Феликсу Эдмундовичу все интересные места и рассказывал о них, что знал.

Феликс Эдмундович с восхищением смотрел на раскрывшуюся перед ним панораму.

– Во что бы то ни стало надо побывать везде. Теперь, как только выдастся свободный от процедур день, я уже не усижу на даче. Поскорей бы Софья Сигизмундовна приезжала. Я и ее соблазню на эти прогулки. Пусть тоже полюбуется…

Когда пришла телеграмма: «Софья Сигизмуедовна сегодня выехала», я сразу же пошел к Феликсу Эдмундовк-чу, чтобы обрадовать его этим сообщением. Он спросил:

– Когда прибывает поезд в Минеральные Воды и когда нам нужно выехать отсюда?

Я ответил:

– Завтра в восемь часов утра нам нужно выехать из Кисловодска.

На следующий день Феликс Эдмупдович поднялся рано утром и принарядился. Он надел белую полотняную рубашку, белые парусиновые брюки, сандалии и белую, кавказскую, с большими полями, шляпу. Вышел на крыльцо и, увидев меня, поздоровался и сказал:

– Товарищ Фомин, я готов.

– Ну что ж, Феликс Эдмундович, двинемся, – отвечаю.

Мы пошли пешком на станцию. Сели в поезд у открытого окна. Я рассказывал Феликсу Эдмундовичу о достопримечательностях, встречавшихся по пути. Когда поезд остановился на разъезде Иноземцево, я увидел, что под окнами поезда девочки продают цветы. Я купил два хороших букета, по рублю каждый.

Феликс Эдмундович спросил:

– Кому это вы, товарищ Фомин, предназначаете эти букеты?

Я ответил:

– Софье Сигизмундовне.

– Вот так-так, чужой муж моей жене покупает цветы. А в какое положение вы меня ставите? Не обижайте уж меня, уступите мне эти букеты.

– Охотно, Феликс Эдмундович.

– Сколько вы за них заплатили? Два рубля?

– Теперь уж вы меня не обижайте, Феликс Эдмупдович, денег я не возьму.

– Э, нет! Я с вами должен расплатиться. Получите с меня стоимость цветов…

Подошел поезд. Феликс Эдмундович пошел к вагону навстречу Софье Сигизмундовне, радостно обнял ее и смущенно преподнес цветы.

В Кисловодск мы возвращались втроем. Феликс Эдмундович был весел и доволен.

Ежедневно потом Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна совершали прогулки. Побывали они и в замке, и на Малом и на Большом седле, и в других местах. По излюбленным местом их прогулок были Красные камни, неподалеку от дачи, где на одной из скал высечен барельеф Владимира Ильича.

В последний раз я видел Феликса Эдмундовича Дзержинского в декабре 1925 года, когда был проездом в Москве. Я зашел к нему в ВСНХ. На Феликсе Эдмундовичо не было привычной, наглухо застегнутой защитного цвета гимнастерки. Он был в темном штатском костюме. Рубашка с крахмальным воротником, галстук…