Он знал, что этот класс в целом пойдет на величайшие материальные лишения, если он почувствует, что на чашу весов брошены его судьбы, судьбы класса – передового борца. Лишь бы не было оскорблено его пролетарское правовое сознание, лишь бы источник этих тягот был чистым!
14 июня 1924 года мне пришлось работать вместе с Феликсом Эдмундовичем в одной правительственной комиссии, имевшей в виду выработать ряд положений о нормировке и урегулировании трудных вопросов зарплаты. Наиболее решительную и осторожную позицию занимал в отом вопросе Феликс Эдмундович, связывая наши возможности в этом отношении с дальнейшим повышением производительности труда. Он подверг резкой критике те оптимистические данные, которые на этот раз демонстрировали наши статистики труда. В разгаре спора я написал ему маленькую записку, в которой предупреждал его относительно некоторого риска перенапрягать идеалистическую самоотверженность пролетариата. Вот что ответил он мне на мою записку (цитирую дословно):
«Я помню мои молодые годы. Я был массовым агитатором. Я помню, как эти массы жертвовали всем, идя под расстрелы, как рабочие готовы были всем жертвовать, как их беспросветная жизнь приобретала красочность и радость именно благодаря идее, т. е. идеализму, не философскому, а рабочему».
В этих словах – весь Феликс Дзержинский и вся сущность его отношений к рабочему классу.
Рыцарь революции.
М., 1967, с. 213–223
В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ
«ЖЕЛЕЗНЫЙ» НАРКОМ ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ
Несмотря на все старания и заботы со стороны Владимира Ильича, несмотря на все совещания и постановления Совнаркома и Совета Труда и Обороны, транспорт, то улучшаясь, то ухудшаясь, все-таки все время хромал на обе ноги. Нужны были какие-то чрезвычайные меры для приведения его в полный порядок. Нужен был человек, который обладал бы железной волей, был бы достаточно опытен в администрировании, авторитетен среди рабочих масс, тверд в проведении всех мер и принятых решений в жизнь, имел бы достаточный опыт в борьбе с саботажем, вредительством и прямым хулиганством, нередко в то время проявлявшимися на линиях железных дорог. Владимир Ильич долго присматривался, кому именно дать особые полномочия по НКПС. Ни один из бывших четырех наркомов не удовлетворял его. Он не видел в них и достаточной решимости в тех случаях, когда, как говорил он, нужно «там речей не тратить по-пустому, где нужно власть употребить».
– Немедленно просите Дзержинского приехать ко мне, – сказал Владимир Ильич после одного из очередных скандалов на железных дорогах, когда снова не было выполнено очень важное распоряжение правительства.
Видно было, что чаша терпения переполнилась и Владимир Ильич переходит к решительным действиям. Феликс Эдмундович очень быстро приехал из ВЧК.
– Вам придется взяться за наркомство по НКПС, – сказал Владимир Ильич, как всегда ласково и дружественно здороваясь с Дзержинским, которого он очень ценил и уважал.
– Что случилось, Владимир Ильич, почему я должен быть наркомом железных дорог?
И тут же завязалась беседа.
К сведениям, имевшимся у Владимира Ильича, Дзержинский прибавил еще новые, только что полученные и проверенные: о проявлениях саботажа на железных дорогах, об образовавшихся группах бывших дельцов железнодорожного мира, желавших мешать и всячески вредить налаживанию работы на транспорте.
Владимиру Ильичу не пришлось уговаривать Дзержинского. Феликс Эдмундович прекрасно понял с двух слов всю необходимость его работы на транспорте и тут же наметил главнейшие вехи и отправные пункты реорганизации Управления железными дорогами, сказав, что через три дня он представит Владимиру Ильичу необходимые сведения.
– Главное, надо найти больших ответственных специалистов, – сказал он. – Невзирая на их политические взгляды, лишь бы честно работали.
– Вот это правильно, – подтвердил Владимир Ильич. – Без хорошо знающих специалистов – на транспорте, как и везде, – мы не обойдемся…
– Заготовьте текст декрета о назначении Дзержинского наркомом НКПС, – сказал он мне, – мы подпишем его экстренно, опросом. Все бумаги о транспорте направляйте сейчас же Феликсу Эдмундовичу.
Это было в Кремле, в кабинете Председателя Совета Народных Комиссаров.
Ф. Э. Дзержинский был назначен наркомом путей сообщения.86 Опубликование этого декрета произвело огромное впечатление.
Через три дня на четвертый, в 11 часов утра, Ф. Э. Дзержинский был принят Владимиром Ильичем. Представив докладную записку, он ровным, спокойным голосом сказал Владимиру Ильичу:
– Конечно, мы кинем наш аппарат на помощь транспорту. Я убежден, что саботаж, вредительство, хулиганство быстро исчезнут. Самое же главное – это положительная работа на транспорте. Туда надо направить специалистов, хорошо их обеспечить материально; надо будет всячески оберегать их от несознательных и анархистских элементов, где сильно распространились анархо-синдикалистские идеи, поддержанные совершенно непонятной деятельностью Цектрана.87 Эти люди будут против привлечения старых специалистов, но нам надо это настроение переломить, повести широкую разъяснительную кампанию и убедить малосознательных людей, что это нововведение крайне необходимо для всего нашего транспорта, для всей нашей страны.
– Кого же вы думаете привлекать?
– Моим заместителем я очень хотел бы сделать большого специалиста, инженера путей сообщения И. Н. Борисова.
– А вы знаете его?
– Мы имеем о нем самые подробные и точные сведения. Он, конечно, человек старого порядка, фрондирует, всех ругает за ничегонеделание, за плохие порядки на транспорте, а сам он замечательный специалист и, главное, очень любит и знает дело железнодорожного транспорта.
– А пойдет ли он?
– Вот тут-то и нужно вам с ним поговорить… Ваше слово для него будет очень важно.
– Когда же?
– Да сейчас… Если разрешите, я пошлю за ним машину.
Дзержинский сейчас же соединился по телефону с ВЧК и сказал кому-то:
– Поезжайте к Борисову и самым деликатным образом пригласите его поехать с вами в Кремль. Да, да… Так и скажите: в Кремль, к Владимиру Ильичу; у него жена больная, чтобы не испугалась…
– У него жена больная? – спросил Владимир Ильич. – Удобно ли беспокоить?..
– Я думаю, ничего, он приедет; нельзя ли сейчас же через Управление делами позаботиться о его семье: послать доктора, привести в порядок квартиру, послать дров – не топят у них…
– Значит, у него положение отчаянное!.. И мы ничем ему до сих пор не помогли… – волнуясь, сказал Владимир Ильич.
– Да, это у нас плохо поставлено… – ответил Феликс Эдмундович.
– Нельзя ли сейчас же, – обратился ко мне Владимир Ильич, – организовать помощь инженеру Борисову и его семье?..
– Конечно, можно…
Я вышел из кабинета, позвонил в нашу больницу и скарал, чтобы немедленно старший врач вместе с сестрой милосердия выехали на квартиру к Борисову, чтобы оказать медицинскую помощь его больной жене. Я вызвал также одного из служащих по хозяйственной части, составил ему список продуктов, до самоварных углей и дров включительно, велел забрать с собой уборщиц, тотчас же выехать по данному адресу и привести квартиру в полны порядок, затопить печки и прикомандировать одну уборщицу для обслуживания инженера Борисова и его семьи.
– Если на всех вас он будет ворчать, вы терпеливо все перенесите, – сказал я ему, – отлично делайте свое дело и отвечайте самым вежливым образом: «Так приказано», а кончив все, спросите, не нужно ли еще что сделать. Каждый день бывайте там, проверяйте и обо всем докладывайте.
Говорил я все это исполнительнейшему матросу с корабля «Диана» и наверное знал, что все будет сделано отлично.
Только я кончил все эти распоряжения, как из Троицких ворот мне позвонили, что приехал в Совнарком инженер Борисов. Я тотчас же сообщил об этом Владимиру Ильичу и Дзержинскому, а сам пошел встречать Борисова в нашу приемную. Пропуск для него, конечно, был заготовлен заранее.