— Так что, подруга, если тебе нужна тетрадка, бери такси и езжай. Ключи от квартиры у меня в сумке. Извини, но составить компанию я не могу, потому что уже не транспортабельна. — Алина сладко зевнула и натянула до самой шеи плед. Сомкнув веки, сквозь сон она произнесла: — Я тебя буду ждать.

Было уже одиннадцать часов, когда я на такси подъехала к Алининому дому. Чертыхаясь, я поднялась на третий этаж и подошла к двери. Прислушалась. За дверью было подозрительно тихо. Генератор перегорел? Или крысы, эти хитрые бестии, каким-то образом обесточили прибор?

Я настолько была обижена и зла на Алину, что даже порадовалась тому, что крысам могло повезти и они спаслись.

«Так ей и надо, ленивой Алине. Уверена, если бы ей нужно было куда-нибудь ехать, она бы не стеснялась, вытащила бы меня из-под одеяла. Ей бы и в голову не пришло, что мне хочется спать», — бубнила я себе под нос, ковыряясь ключом в замочной скважине.

Я переступила порог квартиры, клацнула выключателем.

«Тихо, ничто не жужжит и не скрипит, на обратном пути загляну в кухню, — подумала я. — Откуда начать поиски?»

Как назло, Аня не помнила, в каком месте оставила свою тетрадку с сочинением, в детской или в комнате, в которой мы с ней спали. Отдавая мне указания, она только пожала плечами:

— В спальне тети Алины ее точно нет.

Я решила начать с Санькиной комнаты. Но мне и искать не пришлось — тетрадка лежала на краю письменного стола. Я взяла ее в руки и из любопытства открыла последнюю страницу записей. Мне очень хотелось посмотреть, над чем думала моя дочь все воскресенье.

Сочинение занимало ровно треть страницы. Буквы были крупные, пробелы — большие. Абзацы начинались с середины строки. По-хорошему все сочинение можно было разместить в трех строках, ну в четырех от силы. Тема сочинения — «Мое любимое животное».

Кто бы мог подумать, что у моей дочери любимцем является не собака (что в принципе было бы понятно), не кошка, а полинезийский таракан? Она хоть его видела? Тут же в тетрадке лежал вырванный из журнала или книги лист со статьей о флоре и фауне Полинезийских островов. Под маленьким фото с тараканом в полный рост присутствовала краткая надпись, буквально в двух словах об этом самом распрекрасном таракане. Текст статьи слово в слово совпадал с Аниным сочинением.

Я поискала на столе первоисточник и, конечно же, нашла. В стопке с тетрадями лежал журнал «Мир насекомых», изданный в девяносто втором году в Великобритании. Остается догадываться, откуда взялся этот журнал у Саньки. Полистав страницы, я недосчиталась еще одного листа в середине статьи «Бабочки Экваториальной Африки». Полагаю, Санька свое сочинение посвятил экзотической гусенице или куколке.

— Совсем об уроках не думают, — пробурчала я, сунула тетрадку в сумку и направилась к выходу.

Уже одевшись, я вспомнила о том, что собиралась проверить генератор. В кухне, не ожидая кого-либо увидеть, я ойкнула, но почему-то не испугалась, а удивилась:

— А что вы тут делаете? Пришли проверить?

Вместо ответа последовал кивок головы.

— Постойте, а как вы сюда попали?

— Через дверь.

— Но Степа при мне закрывала замок, — растерянно пробормотала я и стала пятиться к двери.

Далеко мне уйти не удалось — рука коснулась моей шеи, я почувствовала твердые костяшки пальцев под левым ухом и все… Дальше провал. У меня поплыло в глазах, я упала спиной о стену и сползла по ней вниз.

Пришла я в сознание от дикого холода и резкого толчка в голову, только удар был не снаружи, а внутри, как будто кто-то прикасался к моим мозгам оголенным проводом. Яркая вспышка перед глазами, и тотчас я почувствовала запах, едкий, противный. От этого запаха я не могла дышать, и каждый раз, когда делала попытку втянуть в себя воздух, следовал внутренний удар. Что же это такое? Если так будет пахнуть, я задохнусь.

Я открыла глаза и увидела нависшее надо мной лицо Воронкова. Сергей Петрович держал в руках клочок ваты и время от времени подносил его к моему носу.

«Нашатырный спирт», — догадалась я и отвела его руку в сторону.

— Уже без надобности.

— Пришли в себя? Ну и слава богу! — улыбнулся Воронков.

Я скосила глаза в сторону. Меня, оказывается, перенесли из кухни в гостиную. Я лежала на диване в куртке, в капюшоне, но без сапог, хотя я отчетливо помнила, что в кухню шла в сапогах на цыпочках. А теперь, чтобы не запачкать Алинин диван, с меня сняли обувь, но никто не догадался чем-нибудь укрыть мои ноги. И теперь холодный февральский ветер гулял по моим носкам и пяткам, пытаясь вытянуть из меня последнее тепло.

«Для чего Воронков открыл форточку? Чтобы самому не задохнуться в парах нашатырного спирта? Боже, какие все эгоисты, думают только о себе, и никто обо мне», — подумала я.

Моим ногам было так холодно, что я повернулась на бок и прислонила ступни к спинке дивана. Теперь мне стало видно всю комнату. В гостиной кроме меня и Воронкова присутствовали еще два человека: обоих я видела в отделении полиции.

— А что вы здесь все делаете? — спросила я капитана.

Он хотел мне ответить, но его перебил напарник, появившийся на пороге комнаты:

— Сергей Петрович, «Скорая» приехала.

— Она ей уже, наверное, не нужна, — Воронков пристально всмотрелся в мое лицо. — Как вы себя чувствуете, Марина Владимировна?

— Если бы не нашатырный спирт и жуткий холод, сказала бы, что хорошо. Да уберите, в конце концов, от меня вату подальше и закройте форточку. Квартиру хотите выстудить?

— Она и так у вас остынет, — утешил меня Воронков. — В кухне окно разбито.

— Окно? О чем вы? Оно было целое.

— Может, и было, — согласился со мной Воронков.

— Сергей Петрович, что со «Скорой помощью» делать? Дать «отбой»?

— Нет, раз приехали, пусть доктора ее осмотрят, а потом уж и мы допросим. Полежите, пожалуйста, спокойно.

В комнату входила бригада медиков. Воронков встал со стула, уступая место доктору. Молодой врач меня прослушал, прощупал, измерил давление и посчитал пульс. Все он делал неспешно, обстоятельно. Когда осмотр был закончен, он вынес вердикт:

— На затылке небольшая гематома. Думаю, от удара о стену. Небольшой синяк на шее, а так, в принципе, здорова. В госпитализации не нуждается. Если других пострадавших нет, мы поедем.

— Пострадавшие есть, но им медицинская помощь будет оказана в другом месте, в учреждении закрытого типа.

— Как скажете, — доктор откланялся и поспешил удалиться.

— Ну что, поговорим? — предложил мне Воронков, вновь занимая стул, стоявший поблизости.

— Поговорим, — ответила я и приняла вертикальное положение, то есть уселась на диване.

Мои сапоги стояли рядом. Дольше терпеть холод у меня не было никаких сил, начхав на чистоту, да простит меня Алина, я быстро просунула заледеневшие ступни в теплые сапожки, тем более что Воронков тоже сидел в уличной обуви. Думаю, ему и в голову не пришло сменить свои ботинки на тапочки, как, впрочем, и двум другим полицейским, находившимся в данный момент в квартире.

— Ну что, доигрались? — с вопроса начал свою проповедь Воронков. — Вы хоть знаете, чем могла для вас закончиться эта вылазка?

— Белыми тапочками? — догадалась я.

— Вы поразительно догадливы. Ценю ваше чувство юмора. Зачем вы передо мной ломали комедию?

— Кто? Я?

— Вы, ваша полдруга и ваша тетка!

— Какую комедию? Вы изъясняетесь загадками. Я ничего не понимаю.

— Да бросьте вы! Я думал, вы на Васильеве успокоитесь, перестанете свой нос совать, а оказалось, вы мне голову морочили. Специально съехали, решили в квартире засаду устроить. Ну и где остальные — Алина, Стефания, где? Полиции испугались? Разбежались? Или сидят до сих пор под кустом, поджав хвосты?

— Сергей Петрович, ни здесь, ни под кустом их нет. Они все дома.

— Совсем хорошо! Очень осмотрительно выходить на противника в одиночку. Или вы продолжаете верить в счастливый случай? Знаете, с вашим стремлением к приключениям вы рано или поздно нарветесь на большие неприятности, которые будут в вашей жизни последними.