— Просто пообещай, что больше не будешь так делать. И можешь звать меня Минати, нам с тобой все равно предстоит очень долгое общение. Беги, а то брат снова тебя потеряет!
Кивнув, Двестер почти собрался бежать, но нерешительно застыл и тихо выдавил:
— Зачем вы мне отдали яблоко? Вы можете забрать его обратно?
— Могу, но не стану. Тебе должно быть очень стыдно. Особенно, при старшем брате. Надеюсь, что ты усвоил урок.
— Усвоил, — буркнул воришка.
— Тогда иди. Возвращать украденное на место все равно смысла нет уже…
И Двестер, потирая замороженную руку, спрятал злополучное яблоко в карман и побежал следом за братом. Я улыбнулась, на всякий случай заглянула в собственную корзинку и тоже вернулась к оглушительному гомону сантапан. Оставалось еще несколько продуктов, которые нужно приобрести.
Побродив меж Торговых и Гостиных дворов, я купила отличную муку, свежие красные овощи и какие-то местные приправы. Грибы, нанизанные на длинные нити, гирляндами висели над палатками с лесными деликатесами и дичью. В аккуратных фонтанах тек березовый сок. Уголок бортников пах сладким и липким. Тут же их жены изготавливали крученые восковые свечи. И от всех этих запахов и вкусных видов нестерпимо хотелось есть…
Вечерело. Я грызла честно купленное красное яблоко и вспоминала двух братьев. Они такие разные, что только диву даешься! Однако эта милая парочка больше всех запомнилась мне сегодня. Еще такие дети, но уже с характерами, какими-то принципами. Добрыми и дурными. Интересно было бы за ними наблюдать. Как они повзрослеют, как влюбятся, женятся… Почему-то хотелось надеяться, что не просто так, в этот теплый весенний денек я встретила этих двоих… Гордый и умный старший и младший, всеми силами пытающийся быть лучшим в глазах брата. Куда же приведет вас жизнь?..
Ну и, конечно, решенная проблема с обучением чтению, меня очень радовала. Не часто можно так легко и быстро найти интересные связи в придачу к бесплатному учителю.
Немного помаявшись от безделья, я дала монетку служащему сантапан и попросила доставить покупки домой, на Конный проезд. Хотелось еще прогуляться. Ведь Аксельрод же посоветовал изучать город.
На город опускался нежный весенний закат, когда я, преодолев пару мостов, оказалась в Прибрежном районе. Об этом месте слагали множество легенд. Про тружениц Шатров я была наслышана от Лелей, которая с горящими щеками и глазами рассказывала об экзотических представительницах данной древней профессии. И неизменно добавляла — что на Тиффалей такие женщины предлагали не только массаж, расслабление и сексуальные услуги, но еще отлично гадали. Не знаю, гадали ли в Шатрах Асмариана, но грязные сделки заключали точно — Камор и его Вепрь с Овсом не дадут соврать. Рассказывали также про огромную систему «гномьих колодцев», защищенных мощнейшей магией, которые обеспечивали весь город водой, никогда не пересыхали и начинались именно из Прибрежного района. Поговаривали о разных темных личностях, о тихо закипающих рабочих массах, прозябающих в работных домах и делящих одну койку на троих, об опустившихся Друидах, не нашедших себе применения в честном труде… Но самой главной черной жемчужиной был исполинских размеров речной порт с бесконечными зубастыми рядами пристаней, верфей, и доков.
Каждое утро рыбаки загружали снасти и сети на свои лодочки, лодчонки и парусники и, преодолев городские каналы и заграждения, выходили на простор широкой реки Сареттины. Их нехитрый тяжелый труд оплачивался по весу и позволял прокормить небольшую бедняцкую семью. Те, кого давно оставили молодецкие силы, шли плести и чинить эти самые сети, готовить снасти, пошивать паруса и строгать брус. Меньше всего платили портовым грузчикам, лениво расположившимся за огромными, провонявшими несвежей рыбой, коробками. Эти благородные мужи любому физическому труду предпочитали игру в двенадцатигранные кости, крепкий горький ва́льдус и потасовки до кровавых соплей. Их уважение к человеку строилось лишь на материальном достатке — чем больше заплатишь, тем лучше и быстрее будут произведены погрузочно-разгрузочные работы.
Я прогуливалась возле Большого Порта, наблюдая за его размеренной, выверенной жизнью. Во всем наблюдалась вековая отлаженность. Приближаясь к пристаням, я различила вдалеке флотилию парусников, движущихся по широким городским каналам. В преддверии комендантского часа все проходы перегораживались цепями, в том числе, и речные. Капитаны вели суда быстро, обгоняя друг друга, стремясь поскорее встать на якорь, кликнуть знакомую команду громких и воодушевившихся грузчиков, и, подбадривая мужиков матерком и звонкой монетой, закончить этот долгий день. Я остановилась чуть поодаль, чтобы, никому не мешая, понаблюдать за процессом.
Быстрее всех к ближайшей пристани подошел парусник с белым парусом и вышитой на нем яркими красными нитками змеей. Проворный капитан уже сошел на берег и яростно торговался с высоченным бригадиром грузчиков. Сговорившись о цене, они дали по рукам и начали раздавать приказы своим командам, перешучиваясь друг с другом.
— Как твои успехи, Джонни? — гудел грузчик, помогая своим парням настраивать подъемный портовый механизм. От каждого рывка металлический кран взмывал все выше и выше.
— Расторговывал с Дюжиной на Баркасе. Чтоб сгинул в соленых водах этот болотный червь! Не желает дать ни одного ломаного у́мда [4: У́мда — базовая металлическая/железная монета, стоит 0,5 медных монеты (мет.)] сверху обговоренного.
— Эээ, брат, видать, с левой ноги встал Дюжина! — присвистнул бригадир, рывком перемещая кран в сторону парусника. — Он тогда становится невыносим, как дневное ведро.
— Или Ко́ззи ему вчера не дала, — гыкнул капитан, гоняя во рту тонкую соломинку. — Вот и бесится.
Матросы зацепили крюком сеть, полную нервной, трепыхающейся, едва живой рыбы, и подали товарищам знак. Стоящие на суше втроем налегли на рычаг и скрипучий кран начал медленное вращение в сторону пристани.
Сквозь гомон и суматоху я вдруг услышала тихий жалобный треск и веревка, удерживавшая крюк и сеть, лопнула. Трое грузчиков были отброшены на пару шагов от рычага, еще двое оказались погребены под огромной ношей свежевыловленной рыбы. Я не успею ничего сделать! Раздался громкий женский визг. Изо рта изумленного капитана парусника выпала соломинка. Высоченный бригадир заметался, схватился за край сети и принялся тянуть ее в другую сторону, стараясь вызволить своих товарищей из-под тяжелой поклажи. Заваленная холодными рыбешками, торчит безжизненная рука. Рядом потихоньку течет тонкий ручеек крови. И остается только молить Митару, чтобы кровь была рыбьей. Люди разбегаются в стороны, подальше от места происшествия, не желая иметь с ним ничего общего, не видеть и не слышать, не то что — помогать. Я хватаю за руку одного дородного грузчика или рыбака, другого, третьего, но все без толку. Бригадир надрывается, пытаясь сдвинуть полную сеть, капитан и пара подскочивших матросов по мере сил помогают.
— Помогите! — кричу, удивляясь силе собственного голоса. — На помощь, человеку плохо!
От бегущих врассыпную толп отделяется пара мужчин. Переглянувшись, они направляются ко мне. Я машу руками, даже привстаю на носочки, чтобы меня лучше было видно, продолжаю кричать.
— Сюда! Пожалуйста, помогите им!
Мужчины подтягивают закатанные рукава повыше, обнажая аляпистые рисунки на коже и волосатые руки, присоединяются к команде спасателей. Обернувшись, я замечаю соседний кран, брошенный испуганными грузчиками, и еще одну надтреснутую веревку. Мгновение, и вторая сеть, наполненная тяжелой свежей рыбой, проламывает вторую лодку. Под удивленные вскрики судно тут же начинает наполняться водой. Рыба, вдохнувшая полными жабрами, рвется из сетей наружу, растягивая в стороны сломанную палубу.
Я действую быстро. Настолько, насколько хватает магического мастерства, ловкости рук запуганного колдуна и скорости реакции. Пара энергетических заклинаний скрепляет деревянный настил, не давая лодке расползаться в стороны. Следующие замораживают и обездвиживают вырывающуюся на свободу рыбу — совсем как ранее с Ариэном и Двестером. На удивление полезное оказалось заклинание. Но этого мало. Моряки мечутся, поскальзываются на хрупкой корочке льда. Кто-то вылетел за борт, кто-то заново повредил ледяные перекрытия… Я тихо зашипела. Силы быстро растрачивались на поддержание лопавшихся заклятий.
