Выдохнув и надев маску непроницаемости, Оливия села обратно на пуфик. Настолько ровно и гордо, будто проглотила жердь. Бросила колкий взгляд на Воплощающего Землю, принесшего дурные вести. Ей вторили портреты со стен, до смешного напоминающие такие же портреты в отчем доме Оливии. Все-таки, от себя не убежишь…
— Давай вернемся к нашей беседе. Что ты знаешь, Оливия? Чем можешь поделиться ради безопасности себя и своей семьи?
Девушка призадумалась, прикусила губу. Потом отрицательно качнула головой.
— Ничего, — произнесла, понизив голос. — Я не вникаю в дела Пьетера, мне они безынтересны. Про пожары тоже совсем ничего не слышала… Я здесь заперта в четырех стенах. Из театра — домой. Подруги счастливо вышли замуж и не желают больше проводить со мной время…
— Ты сама выковала для себя вот такое счастье, — вздохнул Камор, согласившись перевести тему. — Нечего было позволять слухам расползаться по городу…
И вновь нижняя губа лиджи Максвелл дрогнула, в уголках серых глаз заблестели слезы. Припоминая былое, Камор сильно задевал ее чувства.
— Я любила его, Камор…
Все сильнее отвлекаясь от реальности, я медленно погружалась в негу сна. Недопитый второй бокал аюмийского стоял на столике, а я медленно сползала вниз по спинке дивана, пока приятно шумящая голова не устроилась уютно на чем-то мягком. Все разговоры ушли куда-то на второй план. Я еще старалась прислушиваться, но в сознании отпечатывались только какие-то отрывки. Оливия говорила что-то о своем маленьком сыне и Митаре — «чтоб бес ее забрал». Камор поинтересовался делами «маленькой лиджи Мильче», в ответ получил пару хохотков и уверение, что она «страдает и ненавидит».
— Я никогда не желал ей зла, Оливия, — устало вздыхал Камор. — И она это знает. Ее мечты беспочвенны и необоснованны.
Я тоже когда-то мечтала. Хотела стать большим ученым, как папа. Разрабатывать более совершенные и красивые модели механоидов, наряжать их в подходящие платья. Отрезать все веревочки у кукол. Получить главный приз за соревнования в беге и легкой гимнастике… А потом пришли те самые механоиды, которыми я восхищалась, и все узнали, что я не такая. Ученым я не стала, а куклы так и продолжили висеть на веревочках, пока не сгнили. И только безжизненные, дребезжащие машины оставались реальными. Они маршировали по объятой пламенем столице Империи. Каждое их прикосновение приносило боль и разрушения. Они ступали по лужам крови и алые подтеки их кованых сапог отпечатывались на каменной мостовой. Огонь и стальные орды пробирались к цветущим зеленым пригородам и норовили сожрать и поглотить все живое…
— Эй, Минати, очнись, детка! С тобой все в порядке?
Из огненного кошмара меня рывком выдернул Камор. Его черные глубокие глаза были наполнены тревогой. Из-за его плеча выглядывала хмельная Оливия. Я помассировала виски и села на край дивана. Голова слегка кружилась, а мысли, словно перепуганные птицы, разлетелись в разные стороны и не желали возвращаться обратно на ветки. Тут же мне в руку сунули недопитый бокал и подбадривающим тоном заставили выпить. Тело расслабилось.
— Что ты готова была бы сделать за деньги, Оливия? — вдруг встрепенулся Камор.
— За деньги? — фыркнула Правительница, принимая вызов. — Никакие деньги мира не способны мне дать то, что я желаю, Камор. Тебе ли это не знать.
— Просто уточнил, — ответил он с улыбкой. — А ты, Минати? Если бы у тебя была острая нужда в деньгах, на что бы ты была готова? Убить? Предать? Шпионить?
Я моргнула. Остатки кошмарного сна как водой смыло.
— За деньги… За деньги не купишь самого важного. Любовь. Семью, — хмыкнула, вспомнив утреннюю беседу. — Справедливость, наконец.
Он только что предлагал мне шпионить за деньги?
— Справедливая ты моя… Что-то мы задержались у тебя, дорогая, — искоса поглядывая на меня, резюмировал Камор. — Обнимемся на прощание?
— А ты уже уходишь? — заметно погрустневшим тоном обронила Оливия, но обняться все-таки подошла. — И почему же ты всегда покидаешь меня на самых неприятных для тебя темах?.. Это тебе за Ариэна, — услышала я шепот, когда проходила мимо обнимающихся друзей. Я, в свою очередь, тоже была удостоена вежливых объятий и вскоре мы покинули театр.
Оказалось, что мы прогуляли по городу почти весь день, и яркое вечернее солнце сигналило, что пора возвращаться в Дом Круга. Но нам предстояло пересечь еще три района-острова города. Камор предложил не торопиться и полюбоваться красотой весеннего Асмариана. Я согласилась — все лучше, чем оказаться там, дожидаясь вынесения приговора. О котором я вроде и не вспоминала, но все время помнила.
Болотный город постепенно расцветал. Редкие лужи и небольшие сугробы тут и там прятались в тени домов, пытаясь избежать участи иссушения солнцем. Милые клумбы и длинные аллеи очищались от зимнего мусора и сверкали молодыми сочными ростками и нежной зеленью листьев. Повсюду я видела гуляющую разношерстную публику. По одежке проще всего определить финансовое положение людей. Богачи ходили в дорогих добротных костюмах, и это очень ярко контрастировало с простым, удобным облачением люда победнее.
Медленно и неторопливо, мы добрались до Района Круга. Утренний страх возвращался тем быстрее, чем ближе мы подходили к Дому. Мне вновь хотелось развернуться и бежать без оглядки из города, что я бы и сделала, будь я одна. Веселый Камор, весь день отвлекавший меня от дурных мыслей беседами, притих и предпочел беседе любование окрестностями. И теперь, анализируя день, я все больше уверялась в том, что он что-то подозревает. Может быть даже — понял. И этим вечером решится моя будущность. А ведь брат Лэтти погиб, выполняя задание на болотах. Интересно, он продержался тут дольше меня?
— Не переживай, детка, — заговорил Камор, — Круг не решится сделать тебе что-то плохое. А если уж ты слышала «зов», то тебя тем более никто не тронет… Тогда, восемь лет назад все было гораздо сложнее…
— А что было восемь лет назад?
— Восемь лет назад я почти был на твоем месте… — приглушенно начал Друид, рассматривая солнце сквозь черные очки. — Я, кажется, говорил, что я как ты — из другого города. «Сирота» с болот. Ни на что не рассчитывал в жизни. Занимался выживанием. А потом мы с Друвером прошли Испытание Одиночеством, поступили в Академию. Оттуда и пошла наша дружба, кстати. Одним из моих учителей был Аксельрод. Думаю, ты заметила, что он резкий и строгий человек. Хотя, прекрасный наставник. Он может заставит тебя грызть свои локти, но ты сделаешь требуемое. А тебе я сочувствую. Правда. Моей богиней, к счастью, оказалась Митара — Повелительница Дикой Природы…
Наверное, он хотел сказать что-то еще и даже набрал в грудь воздуха, но остановил сам себя и просто промолчал. Камора было очень приятно слушать. Талант рассказчика подкреплялся глубоким вкрадчивым голосом, отчего каждое слово казалось весомым и важным. Особенно теперь, когда он раскрыл часть своей биографии и будто стал чуточку ближе и понятнее. Моя рука все еще покоилась на сгибе его локтя и в порыве захотелось как-то приободрить его в ответ, сказать — «я понимаю!» Хотя, что я там могла понять… Мы абсолютно далеки. К тому же, где-то еще есть сэнья Риш Мильче. Где-то есть добрый Лэтти с красивыми теплыми глазами и таинственный Майло… Мир огромен и малоприветлив. А люди опасны и непостоянны. Сегодня любит, завтра — предаст. Незачем расточать сердце понапрасну.
Правильно. Шепнул тихий холодный голос.
— Чем же тогда повелевает Клория? — накрепко запоминая услышанное, только лишь спросила я.
— Я не знаю, — искренне ответил Камор, — Друидов учат распознавать статуи других богов, но не объясняют, кто эти боги. Чтоб соблазна не было. Город прогнил, детка, и, боюсь, что тебе придется с этим столкнуться. Его наводнили разные темные личности… Беглецы, послы, убийцы… Шпионы…
От его слов я слабо вздрогнула. Он вновь упоминал шпионов. Повернулась, чтобы заглянуть в глаза, что-то прочитать в их тьме. Но это зеркало намерений и помыслов скрывали темные очки. В закатном солнце, освещавшем гармоничное лицо Камора, он сам казался почти божеством. И в этих ярких бликах и всполохах я смогла, наконец, рассмотреть то, что притягивало мое внимание весь день. Маленькая сережка с черным камнем в левом ухе.
