— Два билета на представление, пожалуйста, — поздоровавшись, Камор положил с десяток серебряных монеток в раскрытую ладонь билетера.

— Только учтите, лиджев, что выступления уже идут, — тихо назидательным тоном произнесла старушка, протягивая две раскрашенных бумажки.

— Сожалею, мы совершенно не успевали на начало. Но успокойте меня и скажите, что сэнья Ми́льче еще не выступала! — дружелюбно отвечал Друид, передавая билеты мне.

— Ну что вы! Она никогда не выходит раньше середины вечера.

— Значит, этот вечер спасен! Благодарю, микарли! — откланявшись, мы направились в сторону зала, откуда доносилась музыка.

Меня обуяло любопытство — хотелось поскорее узнать, чем отличаются Друидские представления от наших, имперских. Но, прежде чем проникнуть внутрь, Камор задержал меня и вкрадчиво попросил:

— Отдай, пожалуйста, букет.

Повинуясь, я отстегнула от бирюзового платья золотую булавку, которой крепился к груди букет, и передала цветы Друиду. Со всей осторожностью он принял их, аккуратно коснулся миниатюрных лепестков искрящимися от энергии пальцами и бутоны начали возвращать свой обычный размер. Когда магическое превращение завершилось, я подивилась, что розы не потеряли и доли свежести, они источали тонкий запах и казалось, будто заботливая рука садовника только что срезала их.

— Вот теперь, пора, — пробормотал Камор, и я заметила, как он чуть прикусил губу. Это нервы? Воплощающий Землю, большой человек в Асмариане вообще вел себя как-то странно, пока мы пробирались к театру. То и дело останавливал прохожих, чтобы уточнить время, и прислушивался, не запели ли часовые птицы. Кажется, он чего-то ждал и боялся опоздать…

Хм, сэнья Мильче… Кто же это? Внутренняя романтичная девочка грустно вздохнула. А вдруг окажется, что сердце такого прекрасного лиджев уже занято?.. Так, отставить, он же сдаст меня Кругу со всеми потрохами и даже Аксельрод не спасет меня, какое мне дело до его сердца⁈

За массивными деревянными дверьми и тяжелой портьерой нам открылся небольшой зал, где за маленькими столиками в полумраке сидели зрители. И я заморгала, не в силах поверить своим глазам. Обстановка поразила. Мы шли в театр, но если б я не знала, что это театр, то приняла бы его за вертеп! В этот самый момент на небольшой деревянной сцене выступали две девицы в не скрывающих абсолютно ничего ярких платьях. Они выводили пируэты, махали юбками и все время норовили развернуться к публике аппетитными формами. Все это — под развеселую музыку и пьяные крики довольных посетителей. Зрители не отставали, не стесняясь литрами заливать в себя алкоголь, курить какие-то дымное зелье и делать танцовщицам скабрезные предложения. Самые наглые сразу предлагали цену за приятный вечер. Ну, а девушки явно чувствовали себя в своей тарелке, задорно смеялись, прыгали, махали руками и всячески заигрывали с мужчинами.

Я потерла глаза и поморгала, но разгульная сцена не исчезла. Чистота нравов, говорите⁈ Минати, оденься поскромнее, тебя не поймут! В поисках поддержки я взглянула на Камора. Оказалось, что Друид внимательно за мной наблюдал и разве что не покатывался от смеха. Он пытался что-то сказать, но всякий раз дикий хохот прерывал эти попытки. И мне даже стало немного обидно… Он специально притащил меня в это заведение, чтобы понасмехаться? Что тут вообще осталось от «театра»⁈

— Ох, ну видела бы ты себя! — на выдохе произнес Камор, вытирая с лица воображаемые слезы и продолжая хихикать. — Смутилась? У вас в Пелепленесе, поди, отродясь такого не ставили?

— Это что вообще за место такое? — прошептала я, заикаясь и невольно поглядывая на творившуюся на сцене вакханалию. — Что мы здесь делаем? Вот это вы здесь называете театром⁈

Я хотела сказать что-то еще. Что-то о падении нравов и о том, что скромная ученица лиджев Тильгенмайера не должна находиться в таких местах. К тому же, Камор сам обещал Главе Круга обойтись без злачных мест. Я ужаснулась. Что тогда в Асмариане считается «злачным местом»⁈

— Театр, дорогуша, театр. Да расслабься ты, чего строишь из себя оскорбленную невинность! — рассмеялся Друид, но смех его потонул в общем гоготе.

Еще пару раз хохотнув, он приобнял меня за плечо и повел к одному из темно-красных диванчиков, стоявшему у дальней стены, усадил и расселся рядом. Тут же материализовался официант, положивший перед нами потрепанную карточку меню. Глядя в мое напряженное лицо, Камор вздохнул и пустился в объяснения.

— Это театр «Лекур», и он действительно является театром. Его владелица — лиджи Максвелл, моя хорошая знакомая. Нет, ты ошибаешься и это не бордель или что ты там еще навыдумывала. Просто в течение двух дней раз в две недели, как раз во время сантапан, здесь устраивают вот такие немного вольные выступления. Между прочим, билет на эти представления стоит гораздо дороже, а попасть — невероятно сложно. Все остальное время, в большом зале ставятся обычные классические постановки.

Если сюда попасть так сложно, почему нам билет достался просто в кассе? Пользуетесь служебным положением, лиджев?

К нам вновь подошел услужливый официант и со сдержанной улыбкой поинтересовался, не желаем ли мы что-нибудь. Отвлекшись от беседы, Камор быстро прочитал меню и отрицательно покачал головой. Но через мгновение передумал.

— Пожалуй, бутылку «Агриа́н Вата́мус» три тысячи триста пятидесятого года. Хотя нет. Три бутылки. Благодарю.

Три бутылки? Кажется, у нас намечается вечеринка…

Я нервно сглотнула. Пьянствовать в компании человека, который, кажется, готов меня рассекретить, в моих планах не значилось. А вот в одиночестве перед арестом, оплакивая свою долю… Где же я прокололась?.. Как мне из этого выпутаться?

Пока мы беседовали, девицы на сцене закончили выступать, помахали руками на прощание и быстро убежали. На смену им пришел высокий плотный дядька в черном костюме и с подкрученными усами и зычным басом начал смешить публику. Благодарная публика, разомлевшая от алкоголя и танцев, отвечала ему взрывами хохота и аплодисментами. Но в один момент он резко шикнул и буквально прошептал:

— Уважаемые лиджан! А теперь прошу встретить овациями прекрасную Чайную Розу театра «Лекур» сэнью Риш Ми́льче!

И даже самые пьяные посетители, те, которые дремали, уткнувшись в стол, подняли хмельные головы и начали рукоплескать. Камор подобравшись и изменившись в лице, как привороженный уставился на сцену. А там уже появилась симпатичная миниатюрная блондинка в длинном платье пудрового оттенка с аккуратно уложенными набок волосами. Она стояла с закрытыми глазами, легко и невесомо раскачиваясь из стороны в сторону, прижимая обе руки к груди, и была похожа на маленькую беззащитную птичку. Все мужчины безотрывно наблюдали за девушкой и с замершим дыханием ловили каждое ее движение. А потом, все также не раскрывая глаз, девушка начала петь, и зала наполнилась тихим, как непрошеные слезы, голосом. Она пела нежно и проникновенно, по-прежнему оставаясь на одном месте и только медленно разводя руки в стороны. Вскоре, не совершая никаких усилий, голос Риш начал набирать темп и высоту. Грациозными движениями рук она помогала себе, вкладываясь в замысловатую мелодию. После очередного взмаха на раскрытой ладони вдруг начал расти волшебный цветок. Приглядевшись, я поняла, что это и есть — Чайная роза. В плену голоса Риш были все зрители, сидевшие в зале. И казалось, что Камор, больше других поглощен созерцанием невиданного по красоте представления. Думаю, если бы я попыталась сейчас привлечь его внимание, он бы даже не заметил моих стараний. Уже ближе к концу я осознала, что так ни слова и не поняла. Риш пела на ритуальном языке двирданике.

Девушка закончила выступление, как водится, на самой высокой ноте и только тогда распахнула глаза. Оказалось, что в них стояли слезы. Поводив взглядом по залу, Риш внезапно остановилась на нашем диванчике и с грустной улыбкой едва кивнула. Удивленная, я повернулась в сторону Камора, но оказалось, что он уже встал и передает букет чайных роз, перетянутых лентой, служащему. Уходя, я заметила, что по лицу осыпаемой лепестками цветов девушки бежит слезинка. Мой спутник, не оборачиваясь, покинул помещение.