Я только кивала, немало дивясь происходящему. Никогда мне еще не приходилось видеть, чтобы обычный процесс приготовления пищи воспринимался с таким воодушевляющим настроем. Как если бы вся кухонная команда каждый день писала картины и сонеты качества, достойного самого Императора. Даже моя мама на своей большой, по меркам почти столичной Андермы, кухне редко готовила с таким размахом и любовью. Наверное, для такого творчества действительно нужно быть и художником, и поэтом одновременно. Обладая еще и недюжинным вкусом к еде. И этим искренним ребятам хотелось подпевать. То, как они вкладывали всех себя в работу и в песню, заражало задорным боевым настроем.
— Бесквалдия! — вдруг раздался нетерпеливый крик, перекрывший весь рев песни, смявший ее мотив и сломавший мелодию. — Почему я вынуждена, в который раз, сама приходить за своими сладостями⁈ Может, мне пора пожаловаться лиджев Аксельроду⁈
Дотягивая или обрывая последние неоконченные ноты, служащие кухни недоуменно, а некоторые даже раздраженно, посматривали на худенькую фигуру, горделиво вышагивающую по их святая святых. И еще посмевшую угрожать. Имя Аксельрода тут старались не поминать всуе. Чтобы молоко не прокисло. Мы с Ингельдой удивленно обернулись, и я неожиданно узнала обладательницу столь громкого и высокого голоса. Голоса и странного, гортанного, неместного и даже неимперского акцента. Ею оказалась вчерашняя прекрасная танцовщица — Лелей. Девушка облаченная в свободные, летящие одежды нежно-розового цвета, прошествовала от дверей, сложив руки на груди, в самый центр кухни. Бесквалдия, остановившаяся в своем танце неподалеку от нас, нахмурилась, поправила передник и колпак, и придав лицу совершенно ненатуральное выражение из смеси ярости и подобострастия, пошла ко входу в кухню.
— Лиджи Лелей, мы смиреннейше просим у вас прощения за все причиненные вам неудобства… Не будете ли вы так любезны дать нам еще пару минут и все будет готово!
— Я уже посылала к вам свою служанку и не единожды! — упиралась Лелей, слегка коверкая слова шипяще-свистящего друидского языка. — Эта дура Джи́ли возвращалась с оправданиями и фразами, похожими на эту.
— Простите нас, лиджи Лелей, сейчас такое время!.. — картинно заламывала руки Бесквалдия. — Только что закончился Бахад Мунташей и подготовка к нему, все устали и немного растеряли форму и прыть, часть важных ингредиентов застряла на караванном пути в Болоте из-за таяния снега…
— Я ничего не хочу об этом больше слышать. — Лелей теперь уперла руки в боки, смерила грозно и высокомерно Бесквалдию, ее пышная грудь ходила ходуном от возмущения. — Я… Я…
И тут танцовщица, смеряя всех присутствующих надменным взглядом, внезапно заметила меня, тихо сидящую далеко-далеко от двери. И взор ее просиял. Не прошло и секунды, как она, словно переносимая ветром, подлетела к нашему с Ингельдой укрытию и, воздевая руки к небу, залопотала:
— Ооо, боги! Так ты остаешься с нами! В этой маленькой ядовитой компании! Как я рада, о как я рада!
Брови поползли вверх — нас еще даже не представили, а она уже рада? Ингельда благоразумно поднялась из-за стола и теперь тихо стояла за моей спиной. Этим не преминула воспользоваться ушлая танцовщица и опустилась прямо на незанятый стул. Бесквадия, как только гостья отвлеклась, заставила всех вернуться к работе, и на нас быстро перестали обращать внимание.
— Ты, конечно, меня знаешь, я — Леле́й Аджахе́ми, самая прекрасная тиффале́йка в этом гнилом, забытом богами городе! — продолжила щебетать девушка. — А ты, кажется, Минати! Ну да, конечно! Та самая брюнетка, новая ученица Тильгенмайера!
Кажется, это был четвертый раз за сегодня… Может, мне надо на грудь закрепить бумажку с надписью — «Минати Летико, ученица лиджев Тильгенмайера»? Ах да, я же не умею читать и писать…
А Лелей, ухватив меня за руку, с невероятной силой начала трясти ее, при этом не переставая приговаривать:
— Как мне приятно, что, наконец, в этом доме появилась женщина, с которой можно поговорить! Которая не будет презрительно смотреть на меня сверху вниз, фыркать или вообще не удостаивать ответом! Мы ведь подружимся? Ну, конечно, обязательно подружимся, какой тут может быть разговор! Как ты находишь это место? Тебе здесь нравится? Ну же, не молчи!
Неожиданным было то, что, предложив высказаться мне, сама она вдруг замолчала. Я даже услышала, как Бесквалдия раздраженно гремит посудой, потрескивают поленья в печи, а вся поварская команда что-то активно нарезает и наминает. Тем временем, два зеленых глаза, уставившихся на меня, горели нетерпением и жаждой общения. Лелей уже неважна была причина прихода на кухню. Позабылись сладости, плохое настроение, все.
— Ну да, я та самая брюнетка Минати… — повторила в очередной раз, выдавливая дежурную улыбку. — Кхм, буду учиться под руководством лиджев Тильгенмайера и жить здесь. Мне очень приятно, что вы так радушно меня приняли…
— О, какая ты милая! Жить здесь! — Лелей прямо расплывалась от удовольствия, — И не смей обращаться ко мне на «вы»! К подругам вообще так не обращаются! Конечно, тебе очень интересно, что я забыла в этом медвежьем углу?
— Очень! — пришлось изобразить заинтересованность. Следовало не забывать, что Лелей каким-то непостижимым образом связана с Аксельродом, чьим именем она не забывает козырять, а про него никакая информация не лишняя.
— Я обязательно, обязательно тебе все расскажу! Прямо сейчас! — Лелей даже захлопала в ладоши. — Неподалеку отсюда, в гостевом крыле, располагаются мои комнаты. Они чудесные, просто восхитительные. Ты обязана меня навестить. Мы пообедаем там! Эй, Бесквалдия! — Лелей защелкала пальцами, привлекая к себе внимание кухни. — Сладости нужно принести в мои комнаты. Сегодня мы кушаем у меня. И побыстрее. Или мне пожаловаться на вашу нерасторопность лиджев Эписье́ну Паскальде́?
Лицо Бесквалдии от этой угрозы тут же вытянулось и посерело. Хозяйка кухни низко поклонилась и принялась подгонять поваров. Вставая, Лелей схватила меня за руку и потянула за собой. Пришлось встать, оправляя примявшееся платье. Не глядя ни на кого из окружающих, фееричная тиффалейка потащила меня к выходу из кухни. Поразительно, что который уже день только ленивый не таскает меня как игрушку на веревочке… Удивленная Ингельда последовала за нами, но Лелей, едва заметив плетущуюся позади служанку, резко ее осадила.
— А ты кто? Я тебя не звала. Знай свое место.
— Лелей, но позвольте, зачем так грубо? — затормозила я, заставляя остановиться и танцовщицу. Та сразу закатила глаза, но промолчала. — Ингельда — моя служанка. Я сама могу с ней разобраться. Ингельда, пожалуйста, принеси мой обед в комнаты лиджи Лелей и, можешь отдыхать. Спасибо!
И пока Лелей не успела сообразить — массивные двери кухни закрылись за нами, отрезая от юной обескураженной служанки. Мы вновь оказались в темном коридоре, заполненном пейзажами и растениями, цветущими белыми звездочками. В третий раз за сегодня. Кажется, я весь день буду проходить какой-то замкнутый, вихрящийся и вращающийся круг, наполненный одними и теми же людьми и местами…
Лелей, не выпуская моей руки из крепкого захвата, не разбирая дороги, бежала теперь куда-то вперед и что-то чирикала. На бегу девушка часто пересыпала фразы, выстроенные по друидской грамматике, незнакомыми, шумными словами, скорее всего, относящимися к тифф-а-лик — самому распространенному языку Тиффалейских островов. В такие моменты понять ее было очень затруднительно. И вот, мы вновь миновали главную лестницу и направились в правое крыло второго этажа, откуда сегодня утром я уже уходила.
— Здесь бывает так скучно и одиноко, сура́т [4: Сура́т — подруга, родственница (тифф.)]! — смогла я, наконец, разобрать, когда Лелей перестала мчаться вприпрыжку и немного выдохлась. — Вот смотри, в этом крыле помимо меня сейчас живет только лишь еще один человек — высокий и красивый мужчина, но он, кажется, совсем запойный… — Лелей сокрушенно покачала головой. — Каждый раз, едва завидя меня, он начинает прищелкивать пальцами и улыбаться, а пахнет от него! Как от винного погреба…
