Уже у самых ворот я заметила полдюжины воинов в стальной тяжелой броне, ярко блестящей на солнце. На груди у них сиял герб Асмариана — тонкое серебристое дерево с пышной кроной розовых листьев, обвитое золотой змеей. Я подивилась — эти стражники скорее напоминали напомаженный почетный караул, чем закаленных в боях ветеранов. Юные красавчики прекрасные лицом и телом, подтянутые, энергичные — как команда по спортивной гимнастике. Девушки точно от них без ума. Но какой толк от них в бою? Ах, вот, один заснул, оперевшись о начищенное копье, и чуть не упал в реку. На этот вопиющий акт отступления от дисциплины, его коллеги лишь засмеялись, дружески похлопав мальца по плечу, мол, держись! Я брезгливо отвернулась — в Империи такие парни не заслужили бы права носить мундир и гордое звание защитника страны.
Мы приближались к столу, за которым сидел важного вида лысый сановник, заплывший жиром и еле умещающийся на стуле. Его шляпа с зеленым пером лежала на столе, а по лбу от натуги непрестанно катились крупные капли пота. Толстыми дрожащими пальцами он пересчитывал круглые медяки («входная пошлина», кивнул Аксельрод) и неровным почерком подписывал пропуска. Именно к нему мы и направлялись. Пропустив очередного путника и промокнув лицо сереньким платочком, мужчина поднял на нас свинячьи глазки. В его взгляде мелькнуло узнавание с толикой неприязни, и Друид был удостоен лишь быстрого кивка. Аксельрод же, никак не поприветствовав чиновника и даже не спешившись, высокомерно бросил:
— Два пропуска. На меня и мою спутницу.
— Вас я пропущу, лиджев Друид, как же иначе. А на прекрасную девушку требуются документики, — гадко, с широкой неприятной улыбкой отвечал мужчина, отложив перо и откинувшись на спинку высокого кресла. Свои слова он сопровождал совершенно бесцеремонными взглядами в мою сторону и торопливым облизыванием красных толстых губ. Я вздрогнула и отвернулась.
— Я повторять дважды не буду, лиджев Флебиус Анса́ви, — поморщился Аксельрод, добавив в голос властных ноток. — Для нас это лишь формальности. А вас могут и разжаловать, например. За некомпетентность. И за то, что чините препятствия перед самым празднеством. А Круг, в моем лице, уже недоволен вашей работой. Надеюсь, вы меня понимаете.
Мужчина, распознавший угрозу, резко дернулся, тут же расписался на пропусках и протянул их Друиду. Но когда тот потянулся за бумагами — не дал их схватить, одернув руку. Взгляд мужчины был направлен на меня:
— А ты хорошо знаешь этого Друида, девочка? В курсе, «какие» ходят слухи о его предпочтениях? Темненькие, фигуристые, пышущие здоровьем! О, ну, конечно ты в кур…
— Закрой. Свой. Рот. Флебиус, — отчеканил дрожащим от гнева голосом Аксельрод.
Он выхватил документы, подал мне знак, и направил коня к открытым воротам, мимо расхлябанной стражи. Стараясь не мешкать, я последовала за ним. А вслед донеслось ехидное: «Я тебя предупредил, курочка!» В голове всколыхнулось воспоминание — жирная морда Калибрана Сутоя. Его руки, шарящие по моей талии, тяжелое зловонное дыхание, стена за спиной и стальная хватка бывалого шпиона. Если бы в тот момент в кабинет со срочным донесением не ворвался Лэтти, все могло закончиться паршиво. Как раз после того случая, мой начальник и исчез таинственным образом…
— Семь бездн на голову этих Правителей! Ну, я еще поквитаюсь с этой вонючей семейкой наглых Ансави, — в полголоса шипел Аксельрод. — Не торопись, Минати, нам нужно еще кое-что сделать, — Друид спешился, быстро возвращая самообладание. Я натянула вожжи и остановилась, с интересом наблюдая за мужчиной. Друид направился к небольшому святилищу из белого камня, расположенному у дороги сразу за монументальными Речными вратами. Оно имело форму ступенчатой полутораметровой пирамиды, украшенной цветами, фруктами и необработанными полудрагоценными камнями. На самой верхней платформе располагались маленькие резные фигурки, изображавшие богинь — Мита́ру, Ада́ду и Су́нис, я их узнала, припомнив гравюры из книг. Коленопреклоненные младшие сестры протягивали старшей дары. Их силуэты и лица выражали смирение и признание своей зависимости. Митара же смотрела вперед с высокомерной улыбкой и горделивой рисовкой — она с удовольствием принимала статус властительницы. И как бы я ни всматривалась в лицо богини, мне так и не удавалось понять, за что же ее так любят? За какие заслуги и добрые дела ей приносят жертвы? Все же, наш имперский атеизм гораздо более прост и практичен — ты привыкаешь рассчитывать только на свои собственные силы.
Тем временем, вынув из кармана своего балахона тонкую свечку, Аксельрод зажег ее и поставил на ступень, что была ближе всех к верхушке, в очередной раз, подчеркивая свое положение. Основная масса остальных свечей располагались гораздо ниже. Это общество построено на строгой иерархии — чем ты ближе к богам, тем больше у тебя власти и богатств. Прочитав короткую молитву и перебросившись парой приветствий с терпеливо ожидающими своей очереди паломниками, Друид вновь забрался на коня, и мы продолжили путь.
— Все несчастья мира на твою голову, Минати! — тихо выругался Аксельрод, стоило нам на достаточное расстояние удалиться от пирамиды. — Ты вообще в своем уме? Когда я говорю «нам», я имею в виду и тебя тоже! Только не говори, что ты была настолько неосмотрительна, что даже не заметила, как на тебя смотрели остальные верующие!
— Я сделала что-то не так? — напряглась я.
— Не так! Дорожные святилища нужно почитать. Каждый, кто заходит в Асмариан, ставит свечу в память о своих предках и во славу Митаре. А ты сейчас своим безразличием оскорбила и богиню, и предков, и наших гостей из далеких городов! А мою репутацию ты поставила на грань позора!
— П-простите, лиджев… — я была абсолютно сбита с толку, руки мелко задрожали от внезапного испуга. Какой-то незначительный инцидент, казалось бы, ерунда, а Друид уже на взводе.
— Не будь меня рядом, они стащили бы тебя с лошади и забросали камнями, — уже более спокойно продолжил Аксельрод, стараясь не смотреть в мою сторону. Я тихо ойкнула. — Это непочтительно. Прощаю тебе в первый и последний раз. Если подобное повторится — тебе придется познакомиться с наказанием плетью. И я не шучу.
— Я поняла… Простите… — тихо, на выдохе прошептала я.
— Просто повторяй за мной. Пока на работу своей головой мозгов не хватает, — и Друид пустил коня быстрее. Я последовала его примеру.
Шаг влево, шаг вправо, неверный взгляд и тон… Все было мягко и зыбко — я ходила по краю пропасти с завязанными глазами. Продвижение наощупь, медлительность, страх несли в себе разоблачение и смерть. Асмариан и его Богиня не терпели слабаков. Они перемалывали их кости и вкушали плоть на завтрак. Здесь нет места эмоциям, сомнениям, незнанию — ты либо понимаешь с первого раза, либо прощаешься с жизнью. Каждое действие будет оценено, каждое слово — запомнено и проверено, ошибаться нельзя. Как же мне быть?..
— Держись меня, но не доверяй никому, — словно отвечая на мои мысли, произнес Аксельрод.
Пока это единственно верное решение, вторил туманный голос в голове. Но не смей впадать в зависимость! Разберись со всем сама, наблюдай, прежде чем думать, и думай, прежде чем делать! Больше самостоятельности, больше настойчивости, больше сообразительности!
— Обрати внимание, Минати! Это — Гостевой район, вотчина караванщиков и путешественников. Тебе тут должно понравиться, — продолжил монолог Друид.
Вокруг нас кипела жизнь. Двигаться в прежнем темпе уже невозможно — улицы заполнили горожане, паломники и торговцы. Лошади буквально некуда поставить ногу из-за обилия толкающихся людей и скрипучих повозок. Ярко украшенные разноцветными флажками и фонариками улицы ждали вечера — чтобы расцвести огнями праздника. Балконы и карнизы увиты белыми цветами, похожими на те, что я вплела в свою прическу — знак близящейся весны. В окнах висели полотнища флагов — зеленые с изображением тонкого древа с розовой кроной. Барды и фокусники спорили за внимание толпы, исполняя самые изощренные номера, распевая разгульные песни. Одну такую группку людей Аксельрод разделил на две части, вихрем ворвавшись прямо в центр. Вслед ему раздался смех и песенка, начинавшаяся со слов «Как-то раз Друиду в лоб прилетел ночной горшок». Вольный дух витал над Гостевым районом! И мне действительно нравилось это место! Настоящий праздник, сошедший со страниц книжки с детскими сказками, где днем пели и танцевали, а вечером женились и рассказывали страшные истории. Место, где, казалось, существует лишь один день — настоящий, тот самый день, который нужно прожить ярко и страстно, как последний.
