Кристофер поднялся из-за стола. Улыбка сияла на его лице. На самом деле, он был так взволнован, что еще чуть-чуть, и он засиял бы сам. Часы давно перевалили за полночь, но он об этом не думал. Хотя должен был… Понедельник уже наступил. Час бодрствования быстро приближался, а он намного хуже и страшнее Зимы[4]. Но Кристофер, в лучших традициях унесенного собственным идиотизмом, подумает об этом завтра, когда будильник просверлит в его голове большую дыру.

Писатель зашел в ванную комнату и включил свет. Он посмотрел в заляпанное зеркало. Там кто-то был. Кто-то, кто полностью посвятил себя достижению своей цели – созданию шедевра. Это – отражение главного героя новой книги. Кристофер одобрительно кивнул себе с важным видом: «Что за красавчик?! Так держать!». Он провел десять минут под теплым душем и лег спать.

Стоило писателю почувствовать мягкую подушку, как он заснул. Сон был таким долгожданным, таким расслабляющим, но таким, сука, коротким. Кристофер был уверен, что и уснуть-то окончательно не успел, а будильник уже схватил дрель и принялся за свое грязное дело. Если бы эта адская машина была старой тикающей коробкой, Кристофер разбил бы ее. Черт возьми, разбил бы. Но жуткий писк шел от телефона, а его автор разбивать не собирался. Точнее собирался, но не стал. Отголоски здравого смысла иногда все же доходили до его головы. Так что Кристофер выключил будильник и сел на кровать.

Глаза не хотели открываться, а подушка превратилась в магнит для головы. Но хуже то, что сон или эта жалкая имитация сна смыли его энтузиазм. Писатель в очередной раз почувствовал себя просто куском дерьма.

– К черту, – простонал он и лег. Еще пять минут.

Конечно, пять минут превратились бы в пять часов и опоздание, но Михаил, как всегда, спас Кристофера. В 6:45 старший брат отправил ему сообщение с пожеланиями хорошей недели. Он всегда так делал. Два варианта утренних сообщений гласили: «Хорошей недели» или «Отличной недели». Понедельник Кристофера всегда начинался с этих сообщений. Время от времени он пытался написать Михаилу первым, но всегда просыпал или забывал, и каждый раз с угрызениями совести отвечал: «Тебе тоже».

После сообщения писатель наконец-то встал с кровати и медленно вернулся в ванную. На этот раз в зеркале не красовался главный герой. Там был обычный финансовый аналитик. Кристофер вздохнул и смирился с судьбой Понедельника.

Дальше все пошло по накатанной: завтрак, сборы, метро, работа, метро.

Завтрак – это игра в «Угадай, что можно съесть из холодильника и не сдохнуть от отравления или унижения». В этой игре победить невозможно, можно лишь немного отсрочить проигрыш. Сегодня писатель раздобыл, прямо сказать, хороший холостяцкий завтрак в виде сухого хлеба и погретой в микроволновке сосиски. Жаль, что не было кетчупа, но таким темпом завтрак рисковал стать уже не холостяцким. Сосиску Кристофер запил кофе без молока. Он это дело ненавидел, но молока он не купил, а день без кофе хуже, чем день с кофе без молока. Так что, выбрав меньшее из зол, Кристофер отправился на сборы.

Сборы – это игра в «Угадай, что можно надеть и не убить запахом пота коллег на работе». По мнению Кристофера, одевать что-то потное можно только после поражения в завтраке: даже если ты обделаешься в метро, ты ни перед кем не унизишься – они все умрут задолго до этого от запаха пота. Он надел джинсы, не сильно мятую футболку, пальто и приготовился к худшей части дня. И речь идет даже не о работе, а о метро, ведь только оно встречается два раза в списке счастья.

Кристофер жил в Жулебино, на станции «Лермонтовский проспект». Поездка отсюда на поезде в час пик могла сравниться разве что с прохождением нескольких кругов ада, описанных Данте. Здесь, в этом маленьком вагоне, всего за пять станций, которые Кристофер проезжал каждый будний день, он испытывал на себе весь спектр лучших человеческих качеств.

Все начиналось с запаха. Это чувствовалось уже на входе. Вот дешевые духи, вот вещи, давно забытые в шкафу, но потом случайно найденные, вот кто-то проиграл в «сборы» – здесь каждый аромат рассказывал свою историю. Но запахи – это только аперитив. Что дальше по расписанию? Да, антипасто или, по-русски, закуски.

Закусками были постоянные крики, возгласы, упреки, оскорбления, обвинения и даже угрозы. Самым распространенным, конечно же, было: «Не толкайтесь!». Вот женщина, похожая на бабушку бравого богатыря, залезает в полностью забитый вагон, плавно выпихивая из него худых студентов своими необъятными бедрами. Вот молодая расфуфыренная карьеристка пытается засунуть свой подтянутый зад в узкую щель меж двух… мужчин. Вот тот самый бравый богатырь не дает дверям закрыться. И все это сопровождается криками: «Не толкайтесь!». Не кричит разве что проигравший в «сборы».

С закусками закончили, но это ведь не главное блюдо, а главное блюдо – это обмен любезностями.

Ты наступил на мою ногу? Как насчет удара локтем под дых?

Ты ударил меня локтем под дых? Как насчет колена под зад?

Самое забавное, что в таких ситуациях очень сложно действительно выявить виновного, и зачастую на ногу наступил не тот, кому прилетел удар под дых, а колено под зад – не тому, кто нанес тот самый удар под дых. К сожалению для Кристофера, как писателя, такие заварушки редко доходили до драк. Всегда находился какой-то терпила, который молча принимал и локоть под дых, и колено под зад. Да и не будь такого терпилы – сложно махать кулаками, когда ты стоишь, как шпроты в банке. И утренняя банка ничем не отличалась от предыдущих.

Кристофер пристроился в место-люкс – сбоку от двери. Ему было важно это место. Он проезжал всего пять станций и выходил именно на той, где люди чуть ли не с разбега запрыгивают в вагон, чтобы хоть как-то протиснуться, – на «Текстильщиках». Место возле двери позволяло быстро и легко выскочить в нужный момент. Да и риск того, что тебя не выпустят из вагона, а увезут куда-нибудь на «Таганскую» был минимальным.

Джекпотом Кристофер наслаждался ровно две станции. Уже на «Рязанском проспекте» какая-то массивная женщина легким движением засунула его в центр вагона, разумеется, со словами: «Не толкайтесь!». В тот момент горе-писатель хотел было плюнуть ей в лицо, в ее противную физиономию, уверенную в собственной правоте, но не стал. Не потому, что был воспитанным или слабохарактерным, а потому что отвлекся.

Я опишу это в книге, промелькнула мысль в голове. Сначала она отразилась едва уловимым шепотом, словно кто-то подсказывал Кристоферу, что делать. Но громкость нарастала: Я опишу это в книге. Я опишу эту противную, мерзкую свинью в книге – она толкнет главного героя, и он захочет написать про нее. Прямо как я сейчас.

И тут он осознал, что окрыляло его вчера, идею, что витала в воздухе квартиры и сделала банальный сюжет столь привлекательным.

Я могу описывать все свои действия, всю свою жизнь. Мне не нужно ничего выдумывать, я могу брать весь материал прямо «отсюда». Я могу брать все, что захочу. Герои получатся живыми, сюжет реальным, отношения всесторонними – это будет настоящая жизнь на страницах книги!

Гениальная, по мнению Кристофера, мысль настолько ослепила его, что он совсем забыл разглядеть женщину, что толкнула его. Он осознал это уже, когда с боем вырвался из вагона.

И как я ее опишу, если я даже не запомнил, в чем она была?

Хотя, это уже не важно. Материала для книги будет предостаточно в любом случае, а этой женщине он уделит лишь несколько строк.

По дороге в офис Кристофер буквально парил. На его лице вновь заиграла широкая лучезарная улыбка, которую не мог стереть даже ноябрьский мороз. И как бы удивительно это ни было, он не мечтал. Зачем, если весь материал уже на руках?

До работы он добрался в десять минут десятого. Опоздал. Но особо не волновался. Его начальница приходила не раньше девяти тридцати, а старший коллега и вовсе в десять. И этот раз не был исключением. Кристофер пришел первым. Но насладиться одиночеством и набросать заметки не вышло. Стоило ему включить компьютер, тот сразу же издал несколько пикающих звуков, которые предрекали полный почтовый ящик. Так оно и оказалось. 16 новых писем, и в каждом задание. «Обнови финансовую модель». «Утверди годовой бюджет у директоров подразделений». «Согласуй платежи». Креативом и не пахнет.