Через маленькое оконце в комнату почти не проникал свет. Её освещали несколько свечей. В углу чадила слабо горящая палка, видимо, лучина. В окровавленных тряпках лежала женщина. «Рожает» – пронеслось в голове Тамары.

Плотный воздух наполнял запах свечей и крови.

К роженице подошёл мужчина в чёрном халате, сделал укол. Это был Антон. В его руках блеснул скальпель. А в роженице Тамара узнала свою прапрапрабабушку Параскеву.

Тут солнечный луч, пробившийся сквозь неплотно задвинутые шторы, разбудил её.

«О Боже! Ужас какой. Приснится же такое. И почему халат чёрный?..»

– Бли-и-ин! Ну зачем так рано, сегодня же суббота, – произнесла девушка, смахивая пот со лба. – Алис, хочу кофе, включи машину.

В ответ тишина.

– Алиса-а-а! Оглохла? – с раздражением крикнула Тамара.

В ответ тишина.

– Чёртовы роботы! Скоро точно будет восстание машин, как в кино.

И тут девушка вспомнила, что пару дней назад брат взял у неё ключи и устроил в квартире вечеринку. Молодежь так домогалась до Алисы, просто задолбала разного рода просьбами, нагрубила, и умный бот обиделся. Алиса вырубила электричество, интернет, заблокировала всё, что только можно, входную дверь в том числе. Тусовщикам пришлось сидеть при свечах два часа и ждать, когда робот перестанет обижаться. А потом Алиса заработала со сбоями, её пришлось отключить и вызвать мастера.

Зазвонил телефон.

– Привет, Антон! Ты чё так рано? Суббота же.

– Здравствуй, Томик! Вообще-то ты звонишь, и я спрашиваю: «Ты чё так рано?»

– Наглость какая! Будит в субботу и переводит на меня стрелки. Скажи лучше, что соскучился.

– Соскучился – не то слово, но звонишь мне ты. Ладно, спорить не будем. Есть предложение: раз уж мы проснулись, давай разбудим Владку с Жориком и все вместе рванём к тебе в деревню. На Малиновое озеро сходим, полюбуемся, а может, купальный сезон откроем. Сегодня тридцатое апреля. Гуляем первого и второго мая. Праздник всё-таки. Мир, труд, май. Надо отметить. Нельзя же постоянно учиться.

На улицах Рубцовска было безлюдно. Большинство людей свалили на дачи или в гости – ведь можно гулять целых три дня. Ребята загрузили свой «патриот-медведь» продуктами, одеялами, подушками и всякими нужными вещами. Дом в деревне старый, ездят туда редко, и лучше всё необходимое взять с собой.

Погода стояла жаркая.

– Ребят, а давайте сразу на озеро рванём! Оно в мае особенно красивое, слишком малиновое, что ли, – предложила Влада.

– Ну уж нет! Сначала вещи выгрузим. Надо дом проветрить, пыль смахнуть, – возразила Тома.

– Поддерживаю Томку. Я хочу приехать, пивка испить. А если на озеро, то зависнем там, и я буду только слюни глотать. Знаешь ведь: малейший запах спиртного – и двигатель не заведётся. Датчики чётко сработают. Озеро на завтра отложим, – сказал Антон.

– Ох, Владлена Октябревна! Любишь ты смуту наводить. Не зря тебе имя революционное дали. Как там полностью звучит? Владимир Ленин?

– Да, Жорик! Родители мои патриоты и двинутые на всём этом. Отца Октябрь зовут, а его прабабку нарекли СталИна. В честь полководца Сталина. Раньше модно было, а мои родители, видимо, старомодны. Сейчас всё больше Агриппины, Агашки, Ярополки, Властимиры. Представляешь, тебя бы звали Георгий Ярополкович? – засмеялась Влада. И все заржали.

Так с разговорами время в дороге пролетело быстро. Деревня Верхние Михали показалась из-за поворота.

Тёплый день переходил в прохладный вечер. Птицы угомонились, и молодёжь перешла в дом.

Было сыро, парни растопили печку, а для уюта разожгли камин. Допотопный чайник засвистел, и девочки засуетились.

Антон зажёг свечи, и стало волшебно.

Пламя в камине выплясывало шаманский танец, ему вторили тени на стенах. Жорик достал варган, и всё погрузилось в волшебные звуки музыки души.

– Тамар, расскажи нам про этот дом, а то мы сюда приезжаем и ничего о нём не знаем, – попросил Георгий. – Откуда он у вашей семьи? Ты говоришь, что он очень старый, и в то же время он построен в 90–е годы прошлого столетия. 60-70 лет для сруба – достаточно много.

– Этот дом построили ещё в XIX веке. Ну, не этот, конечно. На этом месте. Перестраивали дважды. Но фундамент и подпол остались те же. Печку и камин перекладывали лет двадцать тому назад. Родители ездят на другую дачу. Вот только мы набегами заваливаемся, да дед Макар иногда своих родственников пускает, его избушка совсем плохонькая. Он следит за домом, протапливает, если я позвоню заранее, чтобы приехать в тепло.

– А кто тут жил в XIX веке, не знаешь? – с шумом отхлебнула чай Влада.

– Знаю. Жила здесь моя прапрапрабабка Сара. Потомственная ведунья.

– Сара? Ты еврейка? Я не знал, совсем не похожа, – удивился Георгий. – Впрочем, это не важно, просто так спросил, из праздного любопытства.

– Нет, не еврейка. Раньше в этой деревне имена младенцам давал поп. И не только в этой. Это вообще было распространено. Так вот, в Михалях был вредный батюшка. У тех, кто побогаче, ну, кто мог заплатить, нарекал детей русскими именами: Николай, Пётр, Анна, Клавдия. А у бедных или тех, к кому неприязнь испытывал, еврейскими. Знаешь ведь, как к евреям относились.

Отец Сары был знахарем. Травами лечил. Батюшка его за это сильно недолюбливал. Вот и назвал новорождённую Сарой. Сара Игнатьевна. Даже смешно. И в этой деревне много было Сар, Абрамов, Ревекк, Марков… Влад, плесни-ка чаю. В горле пересохло. Ну что, продолжать?

– Да, да, – в один голос сказали парни.

– К Саре приезжали отовсюду. Она лечила ожоги – так, что и следов на коже не оставалось, – ангины, экземы, ревматизм. Замуж вышла, родила дочку Параскеву. Девочка была совсем маленькой, когда отца забрили в рекруты на 25 лет. Так раньше везде было. И тянули лямку бабы в одиночестве. Параскева росла смышлёной девочкой и училась ремеслу матери легко. Помимо трав, она отлично умела раскидывать карты, гадала на рунах, на бобах и обладала даром ясновидения. Кстати, была грамотной.

– А я-то думаю, почему у тебя так развита интуиция. Это ж наследственность. Говорю вам как генетик.

– Не перебивай, Антош! Рассказывай, Томик, так интересно, – выпалила Влада.

Жорик пошуровал кочергой в топке, отчего вылетел столб искр, подбросил в камин дрова – и занялось пламя, затрещали поленья.

– Сара умерла, когда Параскеве было лет шестнадцать. Девушка была сказочно красива. Несмотря на то, что вся деревня обращалась к ней с разными просьбами, её не любили. Женщины ревновали к мужьям и женихам, завидовали красоте, а мужчины не могли простить гордости и неприступности.

В Параскеву был влюблён местный художник. Этот парень работал в храме писарем и мог урвать немного бумаги. Благодаря его наброскам мы знаем о красоте Параскевы.

Писарь-художник и спас свою возлюбленную от лютой смерти. Он узнал, что женщины подговорили своих мужей сжечь Параскеву, потому что она ведьма и виновата в том, что лето стоит засушливое и в деревне горят дома. А может быть, это придумки. Ведунья и сама знала, что против неё замышляют. Собрала узелок и исчезла.

Народ пришёл, а ведьмы нет. Подожгли её дом. И тут начался сильнейший ливень и погасил пламя. К концу третьего дня дождь прекратился.

– А куда же исчезла Параскева? – спросил Антон.

– Известно, что она жила у подножия горы Бабырган. А как она туда попала, как вернулась сюда – не знаю. У нее родилась дочка Эмилия, а о муже сведений до нас не дошло.

Часто мне снится бабушка-ведунья. Такая, как на портрете. И всё просит спасти ее сына, хотя, говорю же, у неё была одна дочка. Не могу понять, к чему бы это.

Смотрите, я вам фотографию портрета Параскевы покажу в телефоне. Мои предки очень аккуратно хранили старые документы, рисунки, дневники, фотографии. Семейные традиции, память о роде – главная ценность в нашем доме.

Ребята с любопытством рассматривали изображение. Вдруг дом стало потрясывать, свет заморгал, уши заложило, все ощутили головокружение.