– Полгода назад.

– Ой! – Лиза прикрыла рукой рот. – Это когда вы уезжали на пару дней по делам?

– Да. Ездила его хоронить.

– Вы не говорили.

– О чем тут говорить. Хвастаться нечем. Горе сплошное. Пил безбожно. Пошел по стопам своего отца. – Мадам отвела взгляд в сторону. – Оба сла-ба-ки. Они не умели противостоять жизненным невзгодам и решать проблемы, а предпочитали заливаться водкой и уходить в забытье.

Ковальчук смолкла, затем взглянула на ошарашенную признаниями Лизу и добавила:

– За сына билась, как могла. Но эту преграду, эту высоту взять не смогла. И материнский забег я проиграла. – Ковальчук вздохнула. – Не могла больше смотреть на сына-алкоголика. Поэтому сюда, в хоспис, и переехала.

Мадам Конь опустила глаза, в которых блеснула слеза. Затем подошла к окну и стала всматриваться вдаль, думая о чем-то своем. Никогда Лиза не видела, чтобы мадам Ковальчук плакала или жаловалась на жизнь. «Полгода молчать, никому не говорить о смерти сына… Ну и выдержка у этой женщины!» – удивлялась Лиза про себя, выходя из апартаментов. Мадам Конь осталась наедине со своими мыслями.

С другого конца холла навстречу Лизе направлялась Ирада, толкающая впереди себя штатив с заряженной капельницей. Колеса штатива не поспевали за торопливыми шагами медсестры и издавали громкий шум, соприкасаясь с мраморным полом. «Так хочется попить кофейку», – подумала Лиза. На горизонте промелькнула фигура главной медсестры Татьяны. Своим тяжелым взглядом она посмотрела на обстановку вокруг. «Уже не попью», – расстроилась Лиза. Работа кипела. Татьяне не предоставилось возможности сделать кому-то замечание, и она скрылась из виду. Все еще грезя горячим бодрящим кофе, Лиза пошла на сестринский пост. Только напарница Ирада исчезла за дверью чьих-то апартаментов, как красная лампа замигала над очередной комнатой. «Да что они сегодня, все друг за другом! Всем плохо. Какая-то цепная реакция! – негодовала Лиза, спеша на помощь.

Мадам Васнецова сидела с отрешенным видом, откинувшись в кресле, со скрещенными на груди пальцами, на каждом из которых сверкало по кольцу с драгоценными камнями. На голове оставалась пара забытых бигуди-липучек. Пуговицы на халате были застегнуты неправильно. На журнальном столике перед ней лежал глюкометр для самостоятельного измерения глюкозы крови и использованные тест-полоски.

– Что такое, мадам? – забеспокоилась Лиза. – Сахар упал?

– Сахар в порядке. В душе непорядки.

Лиза уже принялась мерить давление.

– Давление хорошее, – сказала Лиза. – А с душой что стряслось?

– Душа плачет. Недаром мне лицо этой мадам показалось знакомым.

Лиза почувствовала, откуда ветер дует, и задумалась: «Все-таки Багдасарова успела натрещать в уши подружке непроверенные факты. Теперь, гляди, фантазия у мадам Васнецовой разыгралась. Старые боли всплыли». Лиза подняла брови и тихо спросила:

– Вы Элеонору имеете в виду?

– Ее, бесстыжую.

– Элеонора – известная актриса, снималась во многих фильмах. Поэтому и лицо ее вам показалось знакомым, – начала разъяснять Лиза. – А почему бесстыжая? За что вы ее обзываете.

– Какая она актриса! – возмутилась Васнецова, поправляя полы халата. Она никак не могла понять, что с ними не так. – Элеонора, это та бесстыжая, которая спала с моим мужем. Это она во всем виновата. Жизнь мне испортила. Я столько плакала в своей жизни из-за гулящего мужа, что теперь слезы закончились.

– С чего вы это взяли, мадам? Где ваш муж, музыкант, и Элеонора пересекались?

– Она поклонницей его творчества была. Бегала за ним всюду и везде. Преследовала на концертных площадках во всех городах. Муж был очень популярен, знаменит. У него такой красивый тембр голоса был. Презирал фанеру, всегда пел вживую. Песни у него одна душевнее другой. Он собирал стадионы. Он не виноват. Это такие, как Элеонора, виноваты. Сумасшедшие фанатки, готовые на все, чтобы приблизиться к своему кумиру. А он на пару со своими друзьями из группы пользовался ими. Развлекался. Мужик есть мужик. Они все полигамны. Если перефразировать пословицу: если женщина хочет, то кобель… Ну, ты поняла.

Лиза молчала и не перебивала. Васнецова начала нервно одергивать полы халата, которые не хотели расправляться. Провела рукой по волосам и наткнулась на бигуди. Быстро от них избавившись, отбросила липучки на стол.

– Ты мне не веришь? – спросила мадам Лизу.

– Я вас слушаю, но пока у меня не складывается эта картинка в голове. Простите, мадам.

– Я знаю, о чем говорю. Сама была его преданной поклонницей. Знала наизусть весь репертуар. На одном из концертов меня с ним познакомили. Чего уж там греха таить. – Васнецова опустила глаза и принялась играючи перебирать кольца на руках. – Сама хороша. Не задумываясь, прыгнула к нему в койку, как представился удачный случай. Потом забеременела. Сына родила ему. Благо он ребенка признал и женился на мне. Поначалу я так счастлива была, – продолжала говорить Васнецова, не переставая покручивать кольца. – Меня никуда не брал с собой. Говорил, что там скучно, неинтересно и вообще мне там не место с мужиками. То ему контракт подписывать надо, то он с продюсерами и спонсорами встречается, то он в студии звукозаписи пропадает, то у него выступления. А я растила ребенка. Хлопотала по хозяйству. Прислугу контролировала. Мужа практически и не видела толком. Со временем смирилась. Он хорошо обеспечивал семью, ни в чем мне не отказывал, драгоценностями и бриллиантами одаривал. Я много путешествовала. Радовалась жизни, пока не стала замечать, что на моих подружках и знакомых такие же кольца, браслеты и ювелирные гарнитуры. И поняла, что муж так откупался за свои измены. Надеялась, одумается. Ведь у нас был сын. Но он жил своей жизнью. После каждого концерта пьянки, гулянки, наркотики, бары, кабаки. Плакала, страдала. И девок от него оттаскивала, и следила за ним. Да, да, – покачивая головой, сказала Васнецова, глядя на внимательно слушающую Лизу. – И такое было. А потом поняла – бесполезно. Его только могила исправит. Все разойтись с ним хотела и не развелась.

– Почему не развелись? – спросила Лиза.

– Да некогда мне было с ним разбираться. Сына спасать надо было. Пока бегала за мужем, сына упустила. Но я не виновата. Это все гены никудышного отца. Сын вырос и тоже подался в музыку. Но музыкант из него получился посредственный. Слава, деньги и связи знаменитого отца не очень ему помогли продвинуться на сцене. А вот все привычки отца он перенял отлично. Выпивка, наркотики, девки, драки по пьяни. Шоу-бизнес – та еще помойка. Сына лечила от наркозависимости, не до развода было. Уже когда муж сильно заболел, вся спесь из него вышла, когда он физически перестал быть лихим скакуном, вот тогда немного подуспокоился. Что-то ни одна фанатка за ним не ухаживала. А я с ним была. Потом муж помер. Чтобы ему там воздалось, – указывая глазами на небо, раздраженно сказала мадам. – За то, что всю жизнь мне нервы мотал. Ох и натерпелась я от него.

– И все-таки Элеонора – актриса. Это факт. Мне с трудом верится, что она была ярой поклонницей вашего мужа. Не думаю, что у нее нашлось бы время бегать за вашим мужем по музыкальным площадкам. Ей своих гастролей хватало. Думаю, вы обознались.

– Мне все равно, кто эта стерва. Актриса там или еще кто. Ох, но мне было бы легче, если бы мне показалось. Не хотелось бы с любовницей мужа в одних стенах помирать.

– Вам показалось. Вы обознались и путаете ее с кем-то другим, – уверяла и успокаивала Лиза. – Скоро время обеда. Приводите себя в порядок.

Следующая лампа вызова не заставила себя долго ждать. Выходя из комнаты Васнецовой, Лиза увидела мигающий красный огонек над дверью мадам Полянской. Вид дамы был не краше предыдущей. Она металась по комнате. На коже лица и груди от волнения выступали красные пятна.

– Это все она виновата, – взволнованным голосом говорила мадам Полянская.

– Дайте догадаюсь, – ответила Лиза. – Мадам Элеонора.

– Она самая. То-то ее лицо мне показалось знакомым.