Сопровождающая женщина заботливо усадила гостью в кресло. Та выглядела немного растерянно, разглядывала новую обитель: свежевыкрашенные стены, гардины с ламбрекенами, стильную мебель, настенные картины. Протянув Лизе сумку, женщина сказала:
– Вот, я здесь собрала, что было поприличнее.
Лиза любила давать прозвища людям, опираясь на их профессии либо подмечая в них особенности внешности и характера или черты, схожие с животными. Вид новенькой был жалок. Лиза окрестила ее Замарашкой. Седые, слипшиеся от грязи и давно не стриженные волосы свисали как пакля. Лицо, неизвестно когда в последний раз соприкасавшееся с водой, имело серо-черный оттенок. Старушка с улыбкой водила рукой по постельному белью. Ногти были длинные через один, поломанные, почерневшие и торчали острыми обломками вверх.
Женщина обратилась к гостье:
– Алла Сергеевна, вам нравится здесь?
– Да, – робко ответила та.
– Мне еще надо подписать кое-какие документы. Директор хосписа ждет, – неловко топчась на месте, произнесла провожатая и принялась прощаться. – Я пойду. Буду по возможности вас навещать.
– Я что, остаюсь здесь?
– Да. Помните, мы с вами обо всем договаривались?
– Да, да, – кивая головой, словно вспомнив, ответила старушка.
– Ну вот и славно. Звоните, если что, – с этими словами женщина покинула комнату.
Лиза отодвинула молнию дорожной сумки и раскрыла ее. Запах плесени, пыли, гнили и запустения ударил в нос. Сложив все вещи в мешок, она тут же отправила их в прачечную. Контакт с новой гостьей пока не был налажен. Замарашке требовалось время для адаптации. Приближался обед. Лиза вела гостью по коридорам, а сама размышляла над тем, как встретят новенькую дамы «Райского уголка». Ухоженные, холеные женщины в нарядах, обвешанные драгоценностями или элитной бижутерией, с прическами. «Как бы не заклевали», – переживала Лиза.
Особенно она беспокоилась, как новенькую воспримет мадам Ковальчук, которая была авторитетом в этих кругах и задавала тон. С раннего детства высокая, крупная девушка с мощными мускулистыми ногами увлеченно занималась баскетболом и акробатикой. Сильная, ловкая и быстрая, она словно была создана для многоборья. В легкую атлетику как спортсменка Ковальчук пришла достаточно поздно. Но очень быстро она успешно проявила себя в данном виде спорта и в последующем стала неоднократной чемпионкой по легкоатлетическому многоборью. Побеждала на Универсиаде, чемпионатах Советского Союза, Европы и мира, а также на московской Олимпиаде. Лучшими дисциплинами, где она показывала высокие результаты и устанавливала мировые рекорды, были бег с барьерами, прыжки в высоту и длину. Завершив спортивную карьеру, Ковальчук долго и плодотворно работала тренером-преподавателем по легкой атлетике. Соответствующая жилистая фигура, мощная стать сохранились до ее семидесяти восьми лет. Лицо бывшей спортсменки было вытянутое, подбородок тяжелый, а большой рот удивлял уцелевшими в пожилом возрасте собственными белыми крупными зубами, хоть и с немного расширенными межзубными промежутками. Для Ковальчук существовало только два мнения: ее и неправильное. Если кто-то с ней не соглашался, не разделял безоговорочно ее точку зрения, она с легкостью ставила такого человека на место. Морально подавляла оппонента в словесной дуэли, не подбирая мягких выражений, будто лягала своего обидчика и получала от этого удовольствие. В моменты раздражения Ковальчук сильно раздувала ноздри. Больше всего было неприятно на нее смотреть, когда она заливалась громким смехом, напоминающим ржанье, оголяя свои крупные зубы. Ее внешность и манеры напоминали лошадиные, но за волевой и упрямый характер Лиза окрестила ее мадам Конь.
Большой зал для трапез вмещал в себя два длинных стола, накрытых белоснежными скатертями и уставленный дорогой посудой с соблюдением всех правил сервировки. Для каждого гостя были приготовлены столовые приборы из серебра и текстильные салфетки, перетянутые специальными кольцами. Вне зависимости от времени приема пищи, обязательными атрибутами на столе являлись корзины с фруктами и декоративные вазочки с живыми цветами, источающие легкий приятный аромат. А вечером, к ужину, столы декорировали свечами. За одним столом сидели милые дамы, за другим – джентльмены. Количество женских душ всегда преобладало над мужскими.
Замарашка скромно присела на свободное место к накрытому, изобилующему едой столу и всем пожелала приятного аппетита. Наряженные дамы покивали, но заговорить первыми не решились. Посматривали на Коня и ждали реакции. Мадам Конь вначале напрягалась и всем своим грозным видом и тяжелым взглядом демонстрировала, что данная территория подчиняется ей и охраняется тоже ей. Замарашка, увидев вкусности, не стесняясь, накинулась на еду. С удовольствием хваталась то за одно, то за другое блюдо, боясь, что не успеет все попробовать. Мадам Конь молча наблюдала за новенькой, изучала ее. Поняв, что та ей не соперница и что полку ее подданных прибыло, расплылась в широкой лошадиной улыбке, демонстрируя здоровые зубы, и сказала:
– Оголодала! Бедняжка!
– Ешьте, ешьте! – подхватили поданные, подкладывая в тарелку Замарашки вкусности. – Вам положить колбаску?
«Фу, приняли!» – с облегчением подумала Лиза. Первый раунд Замарашка выстояла. Пускай благодаря жалости к себе, но ее не записали в изгои, как это произошло с мадам Соболевской. Та была известной оперной певицей, часто выступала в дуэтах с Монсеррат Кабалье, Лучано Паваротти и Пласидо Доминго. На пике своей карьеры она гастролировала по миру и давала концерты на лучших оперных сценах в Милане, Сан-Франциско, Париже, Риме, Лондоне и Нью-Йорке. Была профессором консерватории, передавала ученикам свой вокальный опыт. Долгий певческий стаж и возрастные изменения наложили свой отпечаток на ее в прошлом колоритную внешность. К своим восьмидесяти двум годам певица сильно располнела. Лишний вес, опухшие ноги, пораженные лимфостазом, не позволяли передвигаться легко, и она вынуждена была пересесть в инвалидное электрическое кресло. Характерные черты внешности: морщинистые, тяжелые брыли, круглые глаза на большом лице, короткая широкая шея с нависающим вторым подбородком – делали ее похожей на сову. Поэтому Лиза и прозвала оперную диву Соболевскую мадам Сова. Она была человеком закрытым, сильно душу ни перед кем не распахивала, в отличие от других звезд, которые с радостью выкладывали новости из личной жизни в Интернет. Но слухи ходили и нелицеприятные. Мягкий, добрый характер певицы не устоял перед натиском корыстных взрослых сыновей. Еще при живой матери братья никак не могли поделить наследство. Мать мешала им. Они ждали и не могли дождаться, когда она освободит шикарную четырехкомнатную квартиру в элитном районе Москвы и раздаст им другие блага. Частые семейные ссоры, скандалы, а поговаривали, что и до рукоприкладства доходило по отношению к ней, побудили мадам Сову принять решение и отправиться в хоспис. Она оставила все свое богатство детям, придержала за собой лишь денежный счет на крупную сумму, чтобы покрывать пребывание в «Райском уголке» и уход. Соболевская обладала незаурядным меццо-сопрано, но ее уникальным оперным тембром не восхищались в «Райском уголке». Многих, кто не был ценителем оперы, она раздражала своим пением. Поэтому Соболевская держалась в стороне от других гостей и вела замкнутый образ жизни. Мадам Сова часто пропадала в актовом зале хосписа, скрадывая свое одиночество рядом с фортепиано, сама себе аккомпанируя. Здесь она могла всецело отдаваться любимому делу всей своей жизни, заливаясь «Хабанерой» из «Кармен» либо партией Графини из «Пиковой дамы».
Лиза всегда сочувствовала своим подопечным. Больше всего в настоящее время она переживала за немощного старика, самого пожилого постояльца хосписа. Девяностотрехлетний старец перенес несколько инфарктов, имел целый букет разнообразных болячек, но держался молодцом. В последние два месяца состояние его ухудшилось, и он занемог, слег в кровать, мучаясь и страдая от болей. Старик готов уже было отдать Богу душу, но тот не прибирал его никак. Дед был народным артистом СССР, дирижером, пианистом и авторитетным педагогом. В прошлом возглавлял оркестр Большого театра. Был известен как внутри страны, так и за рубежом.
