Уже к весне выяснилось, что, во-первых, в крестьянских Советах председательствовали те, кого больше всего уважают, то есть самые богатые. Во-вторых, когда Украина с её богатыми землями оказалась занята немцами, возник вопрос о том, кто будет кормить города. От крестьян требовали, чтобы они привозили и сдавали по установленным государством ценам зерно, чего им совершенно не хотелось. В результате, весной 18-го года была введена продовольственная диктатура: согласно постановлению, крестьяне были обязаны сдавать урожай, за что, вроде бы, можно было получить какие-то промышленные товары. По началу эта система действительно работала, но вскоре оказалось, что, во-первых, промышленность останавливалась из-за национализации предприятий, а, во-вторых, Советы делили эти промышленные товары поровну. Получалось, что бедняк с мизерным урожаем получал столько же, сколько и реально впахивающий крестьянин. Тогда большевики впервые поняли, насколько удобно стравливать разные деревенские группы между собой.

Летом 18-го года, когда Гражданская война уже захватила всё, в деревнях начали создаваться комитеты бедноты, которые должны были помогать продотрядам, приходящим в деревню, забирать хлеб у крестьян.

К осени во многих местах реальную власть в деревне вместо Советов получили Комбеды, которые провели перевыборы в Советы, в результате чего в них оказалось очень много большевиков – интересно, как быстро крестьянам полюбились те, кто ещё вчера отбирал хлеб.

Что касается промышленности – здесь тоже шла, как говорил Ленин, «красноармейская атака на капитал». Банки национализировали очень быстро, государственный сектор перешёл в руки новой власти, а для основной промышленности ввели рабочий контроль, то есть специальные комиссии, которые должны были контролировать деятельность предпринимателя, игнорируя всякую коммерческую тайну. Тот, кто противился этому, сразу же терял своё предприятие, а тот, кто не противился, тоже потерял предприятие, но через несколько месяцев. К лету 18-го года почти все крупные предприятия были национализировано, но ещё оставалась крохотная частная промышленность.

Логичным завершением этих первым месяцев стало принятие новой конституции летом 18-го года, по которой были чётко разделены люди, имеющие политические права (рабочие, крестьяне), и люди, лишённые этого права (представители эксплуататорских классов), то есть люди второго сорта, которые не могли поступать в ВУЗы, получать карточки и т. д. При этом не равны были и представители первой группы: один голос рабочего – это пять голосов крестьян.

Такие интересные вещи произошли всего лишь за полгода после прихода большевиков к власти. Вряд ли стоит удивляться тому, что к лету 18-го года Гражданская война уже полыхала, и вызвала это далеко не иностранная интервенция.

К весне 18-го года большевики вполне могли быть довольны своими результатами: власть захватили, все попытки отобрать её подавили, решили вопрос о войне, начали создавать новую армию и так далее. Что касается сопротивления – оно начало формироваться на юге в виде добровольческой армии – Корнилов умер, а его место занял менее харизматичный Деникин. Конечно, недовольные были представлены не только белыми – их было много, но все они казались раздробленными. К весне возникло множество разных организаций, объявивших себя правительством. Такие появились в Омске, Уфе, а самое громкое было в Самаре – Комитет членов Учредительного собрания (Комуч). Если очень сильно упростить, то можно сказать так: из-за того, что многие члены Учредительного собрания после его разгона большевиками отправились в Поволжье, то на Востоке, Урале и Сибири было ощущение, что главенствуют левые силы – эсеры, меньшевики и остальные братья-социалисты, с которыми большевики не собирались делиться властью. На Юге оказалось больше центристских и правых убеждений: кадеты, октябристы и монархисты. Таким образов, состав оппозиции Юга и Востока отличался.

Николай II вместе с семьёй ещё летом 17-го года был отправлен в Тобольск, а весной 18-го большевики перевели его в Екатеринбург. Не совсем понятно, почему это произошло. Есть версия о том, что уже весной появилась идея уничтожить царскую семью по дороге из Тобольска, но что-то пошло не так. Конечно, это слухи, но, во всяком случаи, они оказались в Екатеринбурге, куда менее дружелюбно настроенным к ним. Остальные члены императорской фамилии были то в Перми, то в Алапаевске, то в Сибири. Вот такая расстановка сил.

В марте, как любят говорить, началась интервенция – солдаты Антанты высадились в Мурманске, а через некоторое время американские и японские войска высадились во Владивостоке. Конечно, во-первых, у них не было сил для того, чтобы открывать тут ещё один фронт, а, во-вторых, это было абсолютно не за чем: симпатия Антанты была явно устремлена к белым, но этого совершенно не хватало для развязывания новой войны. На самом деле, все войска высаживались исключительно для того, чтобы охранять те припасы, которые Антанта отправила Российской Империи ещё в годы союзничества – никаких военных действий здесь не происходило.

Весной 18-го года появилась ещё одна неожиданная сила – отряды чехословаков (белочехов, как любили говорить в СССР). Как это получилось? Никакой Чехословакии на тот момент не было, а Чехия и Словакия входили в состав Австро-Венгерской Империи. Это привело к тому, что огромное количество жителей этих земель были призваны в армию и сражались в Первую Мировую войну против России. Изначально, уже в 14-м году, были чехи и словаки, которые избежали призыва в армию, и ушли добровольцами в российскую армию, но таких было совсем немного.

За годы войны на территории России оказалось множество пленных чехов и словаков, из которых начали формировать чехословацкие подразделения, чтобы они сражались против австрийцев за будущую свободную Чехословакию. В результате, после революции, из-за того, что с австрийцами сражался преимущественно Юго-Западный фронт на территории Украины, чехословацкие подразделения оказались зажаты между разными силами – между Центральной Радой, Петлюрой и большевиками, – каждая из которых пыталась перетянуть их на свою сторону. Множество коммунистических агитаторов призывало их записываться в Красную армию и устанавливать во всём мире советскую власть. Конечно, покупались на это немногие – мы знаем, что среди чехов, перешедших к большевикам, был Ярослав Гашек – будущий создатель солдата Швейка, но они явно не были в большинстве.

Чехословакия оказалась в сложном положении, потому что её командование совершенно не симпатизировало большевикам и даже старалось соблюдать нейтралитет, участвуя в боях на Украине. Их лидеры, в частности, будущий первый президент Чехословакии Томаш Масарик, стали разрабатывать план, согласно которому чехословацкий легион должен был перейти под командование Франции и сражаться уже на её территории против Австро-Венгрии. Однако, ситуация осложнялась тем, что Россия подписала мир с Германией и Австро-Венгрией и встал вопрос, как поступать с их гражданами, которые хотели сражаться против сил Тройственного союза. Так, на этой почве было множество разговор и компромиссов, в результате которых весной 18-го года решение было принято. К этому моменту, за счёт военнопленных, чехословацкий легион насчитывал около тридцати тысяч человек – это довольно увесистая сила, при чём большинство из них – военные, вооружённые и прошедшие войну. В итоге было решено, что их отправят по Транссибу во Владивосток, а оттуда они доберутся до Франции морем.

Вскоре их погрузили в эшелоны и постепенно (куда медленнее, чем договаривались) начали отправлять в сторону Владивостока. При этом в советском правительстве разные силы вмешивались в этот вопрос: Ленин был готов к их уходу, но Троцкий, который активно занимался формированием армии, счёл это неправильным и предложил уговорить их остаться здесь, чтобы они сражались на стороне советской власти (только не понятно, против кого. Наверное – против белых).