В то же воскресенье, после того как турнир закончился, во дворце был банкет, где сеньорам и дамам подносили [еду] в изобилии в посуде, без живых картин. Им подавали как горячие кушанья, так и фрукты и сладости, всего 24 блюда. Во время этого банкета показывали историю Геракла, которая была начата ранее[677].
В понедельник одиннадцатого дня бился только монсеньор герцог, который, как и другие рыцари, выехал на поле во всем величии, ибо вместе с герольдом, ехавшим перед ним, и разного рода менестрелями, трубачами и горнистами, ему служили двенадцать рыцарей, а именно: монсеньор де Скаль, монсеньор д'Аргель, монсеньор де Шато Гийо, мессир Жак де Люксембург, монсеньор де Фьенн, монсеньор де Русси, мессир Жан де Люксембург, монсеньор маркиз Феррарский, мессир бастард Бодуэн, мессир Филипп По, монсеньор де Тернан, монсеньор де Рошфе, по прозвищу Роскен, которые были одеты в пурпуаны из малинового атласа и акетоны, сплошь затканные золотом по фиолетовому фону; [а также] десять пажей, облаченные в такие же плащи и шапочки из синего бархата с белыми перьями.
Мой господин был на лошади в попоне с золотой вышивкой, окаймленной переливавшимися на солнце золотыми денье[679], другая [попона] была из малинового бархата, с изображениями больших кремней, вышитых золотом, и языков пламени повсюду. Одна [попона была] из синего бархата, украшенная золотом на манер золотой парчи, другая из черно-золотой парчи, еще одна из малиновой парчи, другая — вышитая маленькими кремнями. Боевой конь был убран малиновым бархатом, сплошь в сверкающих на солнце денье. Прочие лошади были украшены разными драгоценными вышивками. Названный конюх был одет, как и пажи. У каждой лошади был наголовник, вышитый шелком, цветные попоны и перья.
Когда мой господин прибыл на поле, против него выступил монсеньор Адольф Киевский, сеньор де Равенштайн, над которым несли богатый балдахин, [расшитый] полосами из белого и фиолетового дамаста, из-под которого он выглядывал сквозь сетку, готовый к атаке. При нем было семеро пажей и прочие, как рыцари, так и экюйе, до двадцати конников, в таких же попонах, которые один за другим помогали в прочих поединках. В таком виде, выйдя из-под балдахина, он бился против моего господина герцога.
Следует знать, что в этот день, в два часа дня, на поле принесли монсеньора бастарда, у которого было смещено колено, в роскошных носилках, расписанных под серебряную парчу и покрытых золотой парчой. Сам он был одет в богатое платье, украшенное золотом.
Когда мой господин герцог и монсеньор де Равенштайн закончили биться в отведенное им время, карлик протрубил в рог. Так они бились за дам, а потом покинули поле боя.
Как только это было сделано, немедля из ворот золотого древа вышел боевой конь, нагруженный двумя кожаными корзинами, полными упряжи и щитов, на котором и в которых бился монсеньор бастард против монсеньора д'Аргеля. Этот боевой конь был покрыт черным бархатом, украшенным драгоценной вышивкой. Корзины были покрыты фиолетовым бархатом. Герольды, карлик и гигант привели на поле боя этого коня вместе с покровом корзин, упряжью и щитом, после обсуждений и соблюдая все процедуры, на глазах дам, к монсеньору д'Аргелю, который сломал больше всех копий в этом турнире[680].
По окончании турнира мой господин поехал разоружаться, в то время как заграждения разобрали и очистили все поле. Оттуда все разъехались вооружаться для турнира, даже мой господин герцог, и каждый из 24[681] названных выше [участников] турнира золотого древа пошли облачать [лошадей] в фиолетовые полупопоны, некоторые — в бархатные, другие — из дамаста или атласа, сплошь украшенные [изображениями] золотого древа, так как правила были таковы, что после джостры они должны сопровождать рыцаря-зачинщика турнира. Поэтому около половины седьмого наружу вышли 24 знатных рыцаря, капитаном которых был мессир Шарль де Шалон, граф де Жуаньи[682], которые выстроились на поле, как для битвы, и каждому из них было вручено копье со сточенным наконечником. У каждого был меч с тупым концом, чтобы избежать ранения, каковые [мечи и копья] они представили судьям, а затем забрали их. И сразу после этого вышли 24 [рыцаря] Золотого древа, показавшиеся из тех ворот, откуда обычно показывается победитель, и выстроились так же, как и прочие, обнажив свои мечи и взяв копья. Так они смотрели друг на друга, а монсеньор бастард смотрел на них из своих носилок.
Что касается прибытия моего господина герцога, он прибыл лично, облаченный как прочие, но перед ним шли десять пажей и один боевой конь, которого вели под уздцы. Эти пажи, пешие слуги и конюхи были одеты в платья из малинового бархата, расшитые понизу чистым золотом. Оные пажи ехали верхом, на шее каждого было колье из крупных золотых роз, в плащах, спадавших сзади до лошадиной спины, с двумя рядами золотых дубовых листьев. Их лошади и боевой конь были убраны малиновым бархатом и усыпаны сотней бубенцов из чистого золота, каждый из которых весил целую марку. Они производили чудесный звук.
Когда эти сорок восемь знатных рыцарей собрались один против другого, прозвучала боевая труба. Они бились с успехом один против другого на копьях, а потом бились на мечах, каждый изо всех сил на широком пространстве по всем сторонам поля, и, [чтобы остановить бой], карлику пришлось протрубить в рог, а дамам — сделать знак вуалью. После чего их с трудом разняли и развели на два ряда. Тогда монсеньор герцог снял свой головной убор[683] и прошел между рядами. Так он объединил их в пары, чтобы биться один против другого врукопашную, и они бились на мечах как вилланы, так что мой господин почти не получил от этого удовольствия[684]. Тогда по двое они вернулись в ворота Золотого древа, пройдя перед дамами, и сопроводили моего господина во дворец, [вместе с] моим господином бастардом в носилках. Затем они отправились разоружаться, чтобы прийти на банкет и танцы.
Что касается этих джостры и турнира, все было проведено достойно со всей приятностью и с большой роскошью, так что невозможно это описать, чтобы не было слишком длинно. Ибо не было ни дня, чтобы на этих турнирах и банкетах каждый не был облачен в богатые одежды, с драгоценностями, вышивкой, каменьями, из роскошных тканей, с попонами и конской упряжью, сегодня в одно, а завтра — в другое, и так же на банкетах и танцах. И также мой господин герцог и монсеньор бастард, и их пажи каждый день в новом, и [их примеру] следовали прочие принцы и сеньоры. Вообразите, как показывал себя каждый, о чем я должен умолчать, за исключением турнира и того, что сопровождало его.
В названный день, после турнира, при дворе был приготовлен прекрасный банкет. Во-первых, был установлен богатый буфет, наполненный дорогой посудой. На трех столах в большом зале, о чем я уже рассказывал, стояли тридцать восковых деревьев, на которых висели фрукты всех видов[685]. Вокруг корней этих деревьев было разложено мясо, коего было двадцать блюд, а во время антреме ходили по залу персонажи, как мужские, так и женские, которые разносили фрукты и сладости, одни в заплечных корзинах, а другие — на шляпах, а иные — в подолах[686]. Эти персонажи были щедро раскрашены чистыми золотом, серебром и лазурью. Перед монсеньором на его столе была башня, на которой стоял человек, державший монету, и из башни, как из фонтана, текла в изобилии розовая вода[687]. Внутри одного из висячих канделябров с зеркалами, о которых я рассказывал, [описывая] первый банкет, был дракон в скале, который извергал пламя, а из скалы лилась на людей вода и [сыпались] лепестки роз. Затем к этому столу был вывезен огромный кит[688], охраняемый двумя гигантами. В его животе сидели две сирены и 12 или 13 человек, одетые на иностранный манер. Эти люди и сирены появились из кита, чтобы танцевать, петь и сражаться. Из этих людей одни сражались, а другие танцевали.
