Вот и вся модель. Всё максимально прозрачно. А потому с такими перспективами работы у «чёрных котелков» всегда хватало.

Вместе с этим экспонаты заполоняли площадь всё больше и больше. Каждый день здесь появлялись новые стеклянные витрины. Ровными рядами они расчерчивали площадь, шипя о своём содержимом питательными трубками. Распятые на этих трубках головы покорно выполняли свою работу, мечтая дожить до пенсии.

Вскоре в народе площадь называли уже не иначе, как «Шипящим погостом». Все эти витрины многие теперь сравнивали с надгробиями, а головы внутри — с фотографиями на памятниках. Это противоречило самой концепции Центра — места, куда хотят попасть все человьи. А также: обезличивало саму добродетель.

Поэтому, в тот день, когда на площади осталась одна витрина — с самым первым экспонатом, — многие лишь вздохнули с облегчением.

Поговаривали, что остальные экспонаты теперь путешествовали по всему миру на кочевых автоповозках. Это решало сразу несколько проблем. А также позволяло заявить о добродетели Центра ещё громче.

В гуще этих событий осталось неосвещённым одно незначительное обстоятельство. Когда площадь уже не сравнивали с погостом, и единственный экспонат стали снова навещать, многие задались вопросом: почему лицо торговца так изменилось?

Кривлялись человьи.

Шипели питательные трубки.

Щебетали птички.

А внутри стеклянной витрины в немом крике искажалось лицо беснующегося старика.

И был у этого старика один глаз.

Воздух пах озоном. В оставшихся лужах отражалось небо с облаками. Между лужами шёл «чёрный котелок», вонзая свою трость в высь под ногами.

Когда он миновал человейник, оттуда выбежал мужчина с голым торсом и прокричал:

— Постойте! Вы мне нужны! Пожалуйста!

«Чёрный котелок» остановился. Обернувшись, он стал наблюдать за подбегающим к нему человьём. Маленькая плешивая голова с тонкой шеей казалась несуразной на мускулистом теле мужчины и напоминала издалека пу́цку воздушного шарика. Впечатление усиливал круговой рубец на шее. Казалось, что ниточка оборвалась, и человьиный воздушный шарик теперь несёт ветром по тротуару.

Между тем, как бы не казался мужчина странным, «чёрный котелок» не выказывал ни удивления, ни заинтересованности.

Подбежав же к представителю власти, человей-шарик поклонился, и что-то негромко сказал; седые волосы при поклоне обнажили на «пуцке» макушку, и теперь свисали возле оттопыренного уха редкой паклей. «Шарик» протянул папку с бумагами, и, пока «чёрный котелок» знакомился с ними и сканировал их эмблемой на подлинность, стал переминаться с ноги на ногу.

Вот он заметил переползающего дорожку дождевого червяка и, не отрываясь, вперил в него взгляд. Будто почувствовав это, червяк уменьшился в размерах и, став похожим на упавшую с дерева веточку, замер.

Наконец, «чёрный котелок» вернул документы.

— Могу вас только поздравить. Вы меня остановили только за этим?

«Шарик» икнул и, поникнув плечами, еле слышно что-то прошептал.

Его услышали.

— Зачем вам это? Взяли слишком большой разбег? И не можете остановиться?

И хотя эти вопросы задались ровным монотонным голосом, пенсионер — а мужчина с голым торсом был именно он — почувствовал в них насмешку. Он заморгал единственным глазом и побагровел: сначала румянец выступил на его щека́х, а затем стали пунцовыми шрамы на плечах и шее. Особенно выделялся рубец на шее, став похожим на странгуляционную борозду висельника.

— Всё не так… моя жена мне… как мужчине… в общем, она не… — пенсионер наклонился к уху «чёрного котелка» и снова что-то прошептал.

— Даже так? — это было невероятно, но брови под чёрным котелком приподнялись.

— Да. Она сказала, что принадлежит этому телу, но только если всему. И не может…

— Или не хочет? Но вы вправе потребовать. Она — теперь ваша собственность!

Рубцы пенсионера стали ещё отчётливей. Он опять зашептал. А затем, указав на свою голову и пожав плечами, уже в голос проговорил:

— Мне нужна она, понимаете? Вы… вы же меня можете понять?!

Червяк под ногами продолжил движение, а «чёрный котелок» снова сделал невозможное: усмехнулся.

— Ваше желание мне понятно. Вы добрались до вершины мира, но по-прежнему лишены обычных плотских удовольствий — по взаимному согласию. Так?

Мужчина виновато развёл руками.

— Но это же чистейшей воды анахронизм!

Эмблема на котелке заблестела, заставив пенсионера на время зажмуриться.

— Хорошо. Допустим. То есть, вы, руководствуясь своей неприспособленностью к собственным правам, хотите отобрать у торговца последнее, что у него осталось? Его голову?

— Не отобрать. А поменяться… формами.

В повисшей тишине стало слышно жужжание эмблемы. Прозондировав пенсионера, «чёрный котелок» предложил ему жестом пройтись.

— Что же. Это возможно. Технологии Центра позволяют это сделать. Но есть несколько «но». Во-первых. Хотя обмен сознаниями опробован уже давно, всегда остаётся риск, что что-то пойдёт не так. Вы понимаете, о чём я?

Пенсионер кивнул.

«Чёрный котелок», заложив руки за спину, продолжал:

— Полпроцента. Половина процента — это вероятность брака. Статистика неплохая, правда?

Пенсионер сглотнул ком в горле и снова кивнул.

— Права же на реинкарнацию у вас нет. И никогда не будет. Только родившиеся в Центре могут получить такое право. Если дослужатся до определённого статуса. А потому: риск. Это первое. Теперь второе.

Они остановились.

— Какой резон торговцу?

Пенсионер лишь растерянно тряхнул паклей на «пу́цке».

Эмблема снова зажужжала.

— Пожалуй, на этот вопрос смогу ответить и я сам. — «Чёрный котелок» хрустнул за спиной пальцами. — Допустим, ему можно предложить год за два. И при благоприятном стечении обстоятельств он сможет выйти на пенсию лет этак через пятнадцать. От такого отказаться будет сложно. Не так ли?

Пенсионер кивнул.

— Да. От такого он вряд ли откажется. Ведь через пятнадцать лет он уже сможет получить новые социальные конечности. Всё по заслугам. Ну, а Центру — это дополнительное прославление добродетели. Поэтому, принято.

От нового хруста пальцев у пенсионера по телу прокатились мурашки. Эмблема на котелке тут же засветилась.

— Ваша парестезия излишня. Ведь пока что всё складывается в пользу вашего желания. — «Чёрный котелок» снова усмехнулся. — Остаётся лишь одно. Приобретая добро одно, нужно пожертвовать другим. Вы понимаете, о чём я?

Пенсионер вдруг улыбнулся, наступил на дождевого червяка, размазал его по асфальту и, придвинув «пуцку» ближе к котелку, зашевелил искусанными в кровь губами.

— Даже так?

На этот раз в монотонном вопросе пенсионер не расслышал никакой насмешки. Он закивал головой и уверенно добавил:

— Да. Это её собственное желание.

Затем он, будто не при чём, развёл руки в стороны.

Где-то вдалеке прогремел гром.

Обмен сознаниями происходил прилюдно. Это освещали все средства массовой информации.

О дополнительных преференциях для двух доноров должны были узнать даже на самых отдалённых уровнях. Ведь впервые такие высокие технологии применялись к родившимся не в Центре.

К сожалению для прославленного экспоната статистика в полпроцента оказалась не в его пользу. Что-то пошло не так.

К счастью для него этот брак оказался не совсем критичным. Всего-то: потеря голоса! Сознанию, успешно помещённому в чужую форму, приходилось мириться и не с этим! Да и, как справедливо отмечала общественность, немота — это ведь не самые страшные издержки. Получаемого-то намного больше: как никак, путь к социальным конечностям уменьшился ровно вполовину!

В отличие от общественности, экспонат такого оптимизма не разделял. Уж как он бесновался внутри стеклянного ящика! Это, в свою очередь, привлекало к нему дополнительное внимание. Буйство головы приходилось по вкусу народу. А потому толпа кривляк, зевак и физиогномистов росла с каждым днём. Всем было интересно наблюдать за стеклом — особенно тогда, когда там происходило настоящее сумасшествие.