– Рад бы потемнить, но дальше уже некуда! И так, сплошные потемки кругом! Вот этот, который Лукьян, черт произнесет его отчество! Кто он по-твоему?

Федосеев пожал дипломатично плечами.

– Ты же сказал: «специалист по аномальным зонам»…

Слегка захмелевший Сердюков, проворчал:

– То-то, что «специалист»… , – передразнил он полковника. – Только вот чего специалист, для меня до сих пор неясно. Прислали его сверху. – И он поднял вверх указательный палец для пущей наглядности своих слов. – Ничего достоверно о нем неизвестно, даже мне… – Он замолчал, выдерживая паузу, чтобы Федосеев сумел до конца проникнуться подобной невероятной информацией. Тот проникся. Отложил вилку в сторону и с удивлением уставился на собеседника. Весь его вид говорил: «Неужто, даже тебе???» Сердюков покачал головой, мол, так и есть. – Но слухи ходят, одни чуднее других. Достоверно известно только одно, что власть он имеет немалую. Еще бы понять, откуда, да для чего ему эта самая власть! То, что он работает на заокеанских друзей, сей факт проверен и не подтвержден. Голову, конечно, на отсечение не дам, но скорее всего так и есть. Тогда на кого? – Он пристально уставился на своего собеседника, пока тот не отвел взгляд в сторону. Удовлетворенный такой реакцией, Сердюков назидательно проговорил: – Вот то-то же…! Ты думаешь, я в вашу глушь забрался чтобы икорки на дармовщинку поесть? Мне понять надо, для чего все это! Что НА САМОМ ДЕЛЕ нам тут понадобилось?! Начальство своими планами со мной не делится. А чувствовать себя пешкой в чужой игре, сам знаешь, это не мое. Так что, давай-ка мы закроем эту тему. Я и так сказал больше, чем тебе положено знать. Но тутдело такое, что, думаю, без твоей помощи я не обойдусь. Поэтому прошу тебя, дай людей потолковее, чтобы в случае чего, я мог бы с тобой связаться в любой момент. На своих рассчитывать не могу. Стучат, гаденыши. А разобраться надо…

Баба Феша налила из чугунка в таз горячей воды, принесла чистых тряпиц, кинула несколько щепотей травы в котелок, стоявший на печи, и скомандовала внуку:

– Бери все и неси в спальню. Сначала стрелу нужно вынуть.

Движения ее были четкими быстрыми, но без суеты. У Глеба, почему-то тряслись немного руки, скорее, от волнения и необычности обстоятельств, чем от страха. Крови на своем веку, не таком уж и долгом, он повидал в достатке. Просто, ситуация была, как бы это помягче сказать… нестандартная. Не каждый день находишь такое диво. Баба Феша подошла к кровати и, встав на колени стала внимательно осматривать древко стрелы с черным опереньем, торчавшее из спины девушки. Потом, тяжело вздохнув, покачала сокрушенно головой.

– Надо же… Срезнем ударили, будто зверя какого… – И пояснила не очень понимающему Глебу. – Срезень – это наконечник такой для стрелы, на большого зверя рассчитан. При ударе такой стрелой зверь или человек сразу начинает много крови терять, что делает его слабее. А тут на девчонку, да с таким стрелами. Одно слово – изверги… – Потом, подумав несколько мгновений, опять покачала головой, тихо проговорив: – Придется вырезать. Стрела насквозь не пробила тело, на излете была, с другой стороны не вынуть…

Развернула чистую льняную тряпицу, которую принесла с собой. Глеб тихонько присвистнул, увидев, что в ней было завернуто.

– Бабуля, да у тебя тут весь набор хирургических инструментов, словно у профессионального врача.

Баба Феша хмуро на него посмотрела:

– Не у каждого… Таких инструментов сейчас у ваших-то, современных и не сыщешь. Помоги разоблачить ее.

Расстегнуть ремни кожаного нагрудника было непросто, но Глеб с этим справился. От волнения, и от опаски навредить девушке или причинить своими неловкими руками ей боль, у него капельки пота выступили на лбу. Рубаху стянуть не получалось, поэтому, ее пришлось просто разрезать, чтобы обнажить спину. За все время, как раненую принесли в дом, она не издала ни звука,и Глеб обеспокоенно спросил:

– Ба, а она точно, живая…? Я пульса ее не чувствую…

Бабушка, занятая делом, только проворчала:

– Да, живая, живая… Я чую…

Достала небольшой нож с замысловатым закругленным концом. Опустила лезвие на несколько секунд в плошку с крепким соляным раствором, и велела коротко внуку:– Держи ее крепче за плечи…

Ловко орудуя своим необычным инструментом, сделала неуловимым жестом два небольших надреза по краям раны. Кровь, словно нехотя тихонько заструилась из порезов. Баба Феша, проговорив себе под нос едва слышно что-то по поводу того, что времени почти не осталось, взялась крепко за древко, и с силой, какую нельзя было заподозрить в ее хрупком старушечьем теле, и в то же время очень осторожно, стала тащить стрелу из раны. Кровь потекла быстрее. Девушка дернулась всем телом и едва слышно застонала. Глеб, крепко державший ее за плечи, только сурово сжал губы, а в глазах застыла тревога и жалость к несчастной. Баба Феша откинула стрелу в сторону, быстро и умело обтерла рану чистой тряпицей, смоченной в настое еловых шишек. А затем, накрыв рану своей ладонью, стала очень тихо шептать-приговаривать:

– На море на Окияне, на острове Буяне, лежит бел горюч камень-алатырь. На том камне-алатыре сидит красна девица, швея – мастерица, держит иглу булатную, руду жёлтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я дщерь Рода незнамого от ран, от порезов. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Кровь стала течь медленнее. Женщина удовлетворенно кивнула, словно отвечая своим мыслям. Выбрала из своих инструментов большую иглу с закругленным концом, и стала ловко стягивать концы раны конопляной нитью. Затем еще раз обтерев рану чистой тряпицей, наложила распаренный лист лопуха, и стала умело и быстро перебинтовывать грудь раненой девушки. Глеб, как мог помогал бабушке, закусив губу от сострадания и жалости. В голове скакали блохами мысли: «Как? Откуда? Кто она такая?» Но, ответов на эти вопросы он не находил, и даже не было никаких догадок. От этого становилось немного не по себе. Создавалось ощущение нереальности всего происходящего.

Тем временем, баба Феша стала аккуратно протирать влажной тряпицей ссадины на плече и руках девушки. Когда с этим было покончено, вдвоем с Глебом они натянули на нее просторную чистую рубаху, и перевернув осторожно ее на спину, укрыли тонким покрывалом до самого подбородка.

– Ты пока с ней побудь, а я пойду отваром займусь, ее надо напоить, иначе, у нее просто не хватит сил, чтобы бороться с ранами.

Баба Феша, собрав инструменты и грязны, выпачканные кровью тряпки, не забыв прихватить стрелу, отправилась в кухню, где на печи уже булькала в котелке вода с травами, распространявшими горьковатый аромат по всему дому. Глеб, оставшись один в спальне, присел на корточки у изголовья кровати, и стал рассматривать лежащую девушку, мысленно пеняя себе за несвоевременное любопытство. Но ему очень хотелось рассмотреть, как следует их «найденку». Девушка была красива, даже теперь, с черными кругами под глазами, запекшейся коркой на губах, с царапинами на лице, со спутанными волосами.Волосы в косе были цвета спелой пшеницы, а вот брови и ресницы былиугольно-черного цвета. Ничего необычного, «потустороннего» в ее внешности не было. Если, конечно, считать «обычным» такую красоту. Она неуловимо напоминала ему хорошо закаленный стальной клинок. Внешне тонкий, с изящными формами, но в тоже время, холодный и смертельно опасный. Он был, почему-то уверен, что глаза у нее такие же, как и у его бабушки, серого стального цвета. Попадись она ему где-нибудь, скажем, в деревне, он, конечно бы обратил на нее внимание из-за ее яркой внешности, но не более того. Он про себя хмыкнул. А чего он ждал, что у нее на лбу будет написано: «Я пришла из другого мира»? Его внимание привлек большой медальон в виде лапы волка, висевший у нее на шее на прочном кожаном ремешке. Он, было,протянул руку, чтобы взять его и рассмотреть поближе, но, в последний момент, почему-то, передумал и опасливо отдернул руку назад.