Я посмотрела вниз.
– Не хотела, чтобы меня узнали.
– Мне очень жаль твою матушку, – сказал он. Притянул меня к себе со взором, полным печали. – Я узнал от своей прошлой ночью.
В его объятиях мое горе всплыло оттуда, где все это время поджидало своего часа. Глаза обожгло слезами, и я почувствовала, что сжимаюсь у него в руках. Я хотела, чтобы он держал меня так вечно.
– Мне очень жаль, – прошептал он, отстраняясь, чтобы на меня посмотреть. – Я знаю, как вы были близки. Я тоже буду скучать по ней.
Я не знала, что и ответить. В горле у меня встал ком. Я вытерла лицо одеялом, внезапно заметив, что нос у меня течет.
– Когда ты вернулся?
– Только вчера.
– Прости, что разбудила, – сказала я, стараясь не выдавать отчаяние. – Куры все улетели. Я забывала их кормить. Мне нужна помощь, нужно дошить остатки матушкиных кукол, чтобы продать их и купить еды.
– Твой отец не может вас обеспечить?
– Он женился на вдове Фелисберте.
Глаза Маттеуса расширились от гнева.
– Женился… так скоро?
– Ага, – сухо подтвердила я, вновь переживая собственный гнев на отца. – Матушка умерла в декабре. Он перебрался на другой день после Рождества. Я живу одна, продаю кукол ради денег.
– Он не позвал тебя жить с собой?
Я покачала головой, крепко сжимая губы.
Сочувствие на лице Маттеуса стало невыносимым. Внезапно осознав, какой жалкой должна сейчас казаться, я вздернула подбородок.
– Да и позови он, я бы не пошла.
Тот покачал головой.
– Пойду скажу отцу.
Как только он ушел в дом, я тщательно вытерла лицо одеялом. Разгладила полотно, жалея, что не пришла в чем-нибудь поприличнее. Я так привыкла выходить из хижины в таком виде, что не подумала о том, какой предстану перед Маттеусом.
Пока я ждала его возвращения, на улице заметно рассвело. Я стала думать о том, что Маттеус обещал зайти, как только приедет. То, что он медлил и не навестил меня сразу по прибытии, не предвещало ничего хорошего. Если бы он договорился с отцом, разве не пришел бы сразу рассказать мне? К тому мгновению как Маттеус появился на пороге, мое сердце преисполнилось ужасом.
Он сменил одежду на повседневную, накинул верхнюю рубаху и воткнул в плащ иголку. Прочесть выражение его лица было трудно.
– Прости, что так долго. Еле убедил дать мне выходной.
Сердце у меня дрогнуло. Я открыла рот, собираясь спросить, обсуждал ли он все с отцом, но решила, что не готова. Нежелание его родителя отпускать Маттеуса мне на помощь этим утром тоже казалось дурным знаком.
Мы двинулись обратно к моему дому, звук наших шагов эхом разносился по почти пустынной улице. Изо всех горожан нам повстречалась только одна женщина, опорожнявшая ночной горшок.
– Извини, что не пришел к тебе вчера, – заговорил Маттеус. – Я хотел, но отец настоял, чтобы я сначала навестил кое-кого еще.
– Кого?
– Фебу Кюренбергерскую.
Я знала, кто такие Кюренбергеры. Им принадлежали поместья в предгорных северных лесах и красивый летний домик на берегу озера.
– Ей нужна было снять мерки?
Маттеус тяжело вздохнул.
– Увы, нет.
– Так почему отец хотел, чтобы вы повидались?
Он выглядел огорченным. У меня от ужаса свело живот. Я должна была спросить. Я не могла больше ждать.
– Маттеус. Ты говорил с отцом?
– Хаэльвайс…
– О чем ты не рассказываешь?
Он не смог взглянуть мне в глаза.
– Разговор не задался.
Примерно такого ответа я и ожидала, но, будучи сказанными вслух, его слова меня раздавили.
– Я работаю над этим, – быстро добавил Маттеус. – Клянусь…
Мысли у меня заметались. Все эти мои надежды, все молитвы. К горлу подступила дурнота.
– Хаэльвайс, я серьезно. Я пытаюсь до него достучаться. И мать на моей стороне.
Он посмотрел прямо на меня. Я глубоко вдохнула.
– Спасибо, что сказал.
Несколько долгих мгновений мы оба молчали. Над мостовой разносилось эхо наших шагов.
– Я по тебе скучал, – проговорил Маттеус наконец.
Лицо у меня, должно быть, сделалось несчастным. В следующее мгновение он сменил тему.
– Слыхала о свадьбе княжны Урсильды?
– Нет, – призналась я, изо всех сил стараясь отвечать ровным голосом.
– Ее отец наконец убедил кого-то из князей на ней жениться, – продолжил Маттеус. – Венчание на следующей неделе. Отец вчера закончил ее платье. Все не мог нашутиться о том, что стоит пришить к рукавам волчий мех в пару к наряду ее братца.
Маттеус продолжал болтать о свадьбе, и в конце концов я снова обрела способность вслушиваться. На церемонии должен был присутствовать король Фредерик, он заказал платье для своей беглой дочери на случай, если та появится. Очевидно, принцесса и княжна дружили, а Фредерика была обручена с братом Урсильды, князем Ульрихом, до того как сбежала.
Это привлекло мое внимание. Я замерла как вкопанная. Князь Ульрих, с волчьей шкурой?
– Неудивительно, что Фредерика удрала!
Маттеус кивнул.
– Знаю.
– Зачем ему обещать дочку Ульриху?
Он вздохнул.
– Могу только предполагать, что король не верит историям.
Когда мы пришли в хижину, я развела огонь и выложила на стол обрезки ткани, скопленные матушкой, и всех недоделанных кукол. Лысых князей и принцесс с пустыми ногами, полуголых герцогов без всего, кроме жалких накидочек. Мы придумали облики для семерых из них и сели мастерить платья и штаны и вшивать пряжу в макушки. Я все кололась иглой и чертыхалась. Когда это случилось в третий раз, Маттеус остановил меня, опустив ладонь на мое запястье.
– Хаэльвайс, не откажешь мне в просьбе?
Я взглянула на него с надеждой. Кожу покалывало там, где наши руки соприкоснулись. Судя по глазам, он тоже это ощутил. С изумленным выражением открыл рот, потом закрыл. Все мысли явно читались у него на лице. Он желал меня, и еще: его ошеломила сила собственного желания. Я взяла его пальцы в свои и крепко сжала, улыбаясь ему и молясь, чтобы просьба как-то касалась нас.
Но когда Маттеус опустил глаза и взглянул на это, что-то в нем изменилось.
– Отдай мне иглу, – сказал он, отнимая руку со смирением на лице. У меня с губ сорвался несогласный стон. – Тебе не дается шитье, – рассмеялся он, сосредоточиваясь на деле. – Лучше расскажи мне историю.
Я отвернулась, чтобы он не заметил мое разочарование. Ты запросто позабавишь его, мелькнуло в голове, ты в этом хороша. Оставалось сосредоточиться и понять, какую историю выбрать. Я помнила, что Маттеусу нравится слушать о настоящей знати, об исцелениях недугов и о восстановленной справедливости. Но горечь отравила мои мысли. Мне шли на ум только безвкусные байки, которые ему точно не пришлись бы по душе. Вспоминались скандальные истории с дурными развязками. У меня не было настроения ему угождать.
Уступив собственным пожеланиям, я ухмыльнулась и начала рассказ.
– Древние предания гласят, что жила однажды прекрасная юная королева, у которой не рождались дети. Она долгие годы делила постель с мужем каждую ночь, но живот у нее так и не рос.
Маттеус моргнул от упоминания соития и застыл, не закончив продевать нитку в иголку.
Я наклонилась ближе к нему, так, что наши плечи почти соприкоснулись, вскинула брови и продолжила шепотом:
– Королева пила травяные отвары дворцового целителя. Она молилась. Она перепробовала все травы, что ей давали придворные монахи, и все уловки, что советовали повитухи, но живот у нее так и оставался плоским, будто доска. В конце концов из сплетен она узнала, что король будет добиваться расторжения брака. Она послала за ведьмой из леса, знавшей потаенные свойства растений. Королева втайне попросила у той зелье, что помогло бы ей понести ребенка. «Жизнь может быть слеплена только из жизни, – сказала ей ведьма скрипучим голосом. – И у этого будет цена».
Маттеус сел совершенно прямо. Части меня было стыдно. Я понимала, что делала. Пользуясь языком собственного тела, я напоминала ему об испытанных чувствах. Намеренно пыталась вывести его из равновесия, выбрав волнующую историю. И все же я не могла заставить себя прекратить. В глубине души у меня плескалась злоба от того, что Маттеус не смог противостоять отцу, пытавшемуся нас разлучить.