Ее глубоко тронуло, что супруг доверяет ей настолько, чтобы покаяться в своей ошибке.

— Я не знаю войну так, как знаешь ее ты, Ричард, но уверена, что Генрих, Андре и прочие твои друзья скажут то, что я собираюсь сказать сейчас. Те люди погибли не по твоей вине — даже не кинься ты за сарацинами, они сами напали бы на вас, раз их было настолько больше.

— Но мне не стоило выезжать с таким малочисленным эскортом. Я ведь все понимал, Беренгуэла, но разведка так важна...

Наваррка не стала спорить, хотя подозревала, что помимо этого участие в разведке еще доставляет ему удовольствие.

— Не забывай о данном тобой обещании, — сказала она и вознесла пламенную молитву о том, чтобы воспоминания об этом Михайловом дне хоть отчасти помогли удержать мужа от беспечных поступков в будущем. — Насколько ты задержишься, Ричард? Джоанна будет очень рада, если ты погостишь у нее на дне рождения.

— Столько времени у меня нет, голубка. Я вернусь в Яффу, как только вытащу этих лежебок из борделей и злачных местечек Акры. Ги — скверный командир, если не может заставить повиноваться себе даже свору ленивых пьяниц. Но он хотя бы не сговаривается тайком с сарацинами, как тот Иуда в Тире. Жаль, однако, что единственное положительное качество в Ги сводится к его преданности.

Беренгария слушала супруга вполуха — так сильно было ее разочарование скорым его отъездом в Яффу, ведь она не сомневалась, что на отлов дезертиров ему понадобится не больше пары дней.

— Я буду скучать... — промолвила молодая женщина, и король, приподнявшись на локте, посмотрел ей в глаза.

— Ну, я подумываю насчет того, чтобы взять тебя и Джоанну с собой в Яффу, — сказал он. — Но пойму, если вы предпочтете остаться в Акре, потому как в Яффе не так удобно, как здесь во дворце.

— Ричард, конечно, я хочу поехать! Как вообще мог ты усомниться?

Он и не сомневался, потому как уже вполне уяснил, из какого теста слеплена его благоверная.

— На самом деле я просто хотел проявить вежливость и предоставить тебе выбор. — Король усмехнулся. — У меня не было сомнений, что ты поедешь, и это еще одна из многих причина считать себя везучим человеком.

Беренгария снова залилась краской, на этот раз исключительно от удовольствия, и расхрабрилась даже на легкий флирт.

— Могу ли я узнать о прочих причинах, милорд супруг?

— Во-первых, ты не Алиса Капет, — ответил он так решительно, что ей стало ясно: Ричард размышлял над этим. — Алиса никогда не перенесла бы испытания штормами и Исааком Комнином, как это сделала ты. Сомневаюсь даже, что она смогла бы приспособиться к жизни в военном лагере, а уж тем более во время осады.

Король устроился так, чтобы положить ее голову себе на плечо.

— Нужны еще причины? Женщинам же всегда мало, да? — Он нарочито громко вздохнул, но Беренгария знала, что это шутка. Через секунду Ричард продолжил: — Я благодарен, что ты так добронравна. И нетребовательна — мужчинам это нравится. Ты никогда не жалуешься на мой храп, улыбаешься всякий раз при встрече, и даже отдала мне остатки фиников и миндаля сегодня вечером.

Это игривое превознесение ее достоинств едва ли можно было счесть за страстное признание в любви, но наваррка иного и не ожидала. Ей хватало того, что муж доволен браком, что он проявляет уважение и симпатию к ней, поскольку далеко не всем женам так везет. А когда король продолжил, заявив, что в ней больше храбрости, чем в большинстве представительниц ее пола, и немалая толика твердости в характере, Беренгарию обуяло счастье, которое сложно было выразить. Ибо она знала, что из уст Ричарда для нее это высшая похвала.

Молодая женщина даже не надеялась, что Ричард возьмет ее с собой в Яффу, и словно вновь ощутила себя ребенком, радующимся чудесному подарку, который даже не мечтала получить. Через четыре дня будет пять месяцев, как они женаты, и всякий раз приход истечений резал ее как ножом по сердцу. Джоанна сказала, что урожай не вырастет, если сначала семя не даст росток. Но утешения золовки помогали плохо, так сильно хотелось наваррке подарить Ричарду сына и такого необходимого наследника. Теперь им снова предстоит делить ложе. Всевышний часто выказывает Ричарду свою милость, раз за разом сохраняя ему жизнь. Почему бы не обратить Ему свой лик и на нее, дав зачать и выносить дитя здесь, в Святой земле? Ричард уже уснул, и Беренгария с огромным удовольствием подумала о том, что скоро тоже предастся сну.

Джоанна просияла, когда Ричард и Беренгария сообщили ей поутру новость. Анна и Алисия пришли в такое возбуждение, что забыли о том, как полагается вести себя добропорядочным девицам тринадцати и четырнадцати лет, и разразились радостными воплями. Мариам не сказал ничего, но посмотрела на Моргана с затаенной улыбкой. Но большинство фрейлин испытывали отчаяние или ужас, так как никому не хотелось менять роскошь королевского дворца на палатку в очередном армейском лагере. Ричард сказал, что крестоносцы будут отстраивать стены Яффы. Но пройдут месяцы, прежде чем город возродится, да и то едва ли сможет сравниться с рынками, развлечениями и безопасностью Акры.

София и Беатриса были слишком закалены и слишком хорошо знали жизнь, чтобы разделять возмущение молодых товарок, поэтому всего лишь обменялись унылыми взглядами. Поглощая за угловым столом поданное на завтрак вино, фрукты и хлеб, они отстраненно наблюдали за тем, как прочие королевские приближенные пытаются скрыть печаль.

— Только два сорта женщин готовы следовать за мужчинами на войну, — проворчала Беатриса. — Это которые слишком любят искать приключения на свою голову и намеренные быть по мере сил покорными супругами. На наше горе, Джоанна принадлежит к первому сорту, а Беренгария ко второму, поэтому нам не стоит ожидать, что хоть одна прислушается к голосу разума.

Вгрызаясь в дольку дыни, София хмыкнула.

— Ты совершенно права в отношении своей госпожи и моей Анны, но вот Беренгарию влечет в Яффу вовсе не долг. Да сжалятся небеса над бедной девочкой, она буквально тает, глядя на него. Думаю, это вполне объяснимо — мужчина, провозглашенный спасителем христианства, не может не пленять женские сердца. Но для нее самой было бы лучше не терять голову настолько. Лучшие из браков — это те, которые не омрачены страстью или, избави Бог, любовью.

Беатриса овдовела много лет назад, но большая часть воспоминаний о далеком браке грела ей душу.

— Не слишком ли ты строга в своих суждениях? — заметила она. — Естественно, твой супруг...

Беатриса осеклась, будучи не в силах найти тактичного способа указать на то, что Исаак Комнин — сущий приспешник сатаны.

— О, мой муж — настоящее чудовище, — бросила София так беспечно, что собеседница заморгала. — Но я повидала достаточно много других браков, чтобы понять: мужчинам, даже лучшим из них, нельзя доверять такую хрупкую вещь, как женское сердце. Они слишком неосторожны.

Киприотка обвела взглядом зал, потом продолжила сухо:

— Львиному Сердцу, наверное, повезло, что его жена до сих пор без ума от него. Многие ли королевы согласились бы с такой охотой играть роль маркитанток при армии?

Беатриса присоединилась к смеху, потом обе встали, готовые играть свою роль так, будто они разделяют нетерпение Джоанны, Беренгарии, Алисии и Анны сопровождать Ричарда в Яффу.

Баха ад-Дин пребывал с султаном в Латруне. Получив приглашение от брата Салах ад-Дина, он решил, что это означает новый виток переговоров с английским королем. Будучи препровожден в шатер аль-Адиля, хронист укрепился в своей догадке, потому — редчайший случай — оказался с хозяином наедине. Единственным посторонним был Саньят ад-Дин ибн аль-Нахаль, писец аль-Адиля, пользующийся таким огромным доверием, вопреки своему происхождению — Саньят перешел в ислам из христианства, — что господин поручал ему вести от своего имени переговоры.