— Ты тоже просто красавица, Ксанка, — сказала Таня. — Тебе идет эта прическа.

— Я с утра, прямо в одиннадцать, помчалась в салон к своему парикмахеру. Надо ж было привести себя в порядок?

— А что, разве салоны сегодня работают? — удивилась Таня. — Праздник же.

— Дураки отдыхают, а умные работают. Ну ты сама подумай, когда женщины хотят сделать прическу, классный маникюр, массаж лица к приходу гостей? В праздники! Умные хозяева салонов за половину праздничного дня получают недельную прибыль. Ну, пошли к гостям, пора бы уже и за стол садиться.

Таня ждала, что подруга намекнет хотя бы, с кем хочет познакомить ее, как себя вести, но Оксана и словом не обмолвилась про это.

Гости были вполне нормальными людьми, Таня со всеми познакомилась, они смотрели и разговаривали с ней вполне доброжелательно и бойкий армянин Вазген, и худой, с тоскливым глазами Пронин, и вальяжный седовласый Пупченко, и… А его она сразу узнала — Валера, бывший любовник Оксаны, симпатичный молодой человек, но… пожалуй, слишком симпатичный. Красавчик, привыкший к женскому вниманию. Он ей не понравился еще три года назад, когда Оксана познакомила их. С Оксаной они были очень яркой парой, чем-то даже похожи, во всяком случае, не то, что Оксана с Баховым.

— О-о, Танюша… — растроганно пробормотал Моргачев. — Не ждал тебя увидеть здесь… Слушай, да ты просто обалденно смотришься!

— Привет, Валера, — просто сказала Таня.

— Пойдем, налью тебе то, от чего ни одна женщина не в силах отказаться.

— Я откажусь.

— В смысле — когда попробует. Так что попробовать ты просто обязана. Это ликер «Бейлиз», ирландский. Представь себе мороженое крем-брюле, расплавленное и с капелькой хорошего коньяка.

— С чего ты взял, что я не пробовала «Бейлиз»? — с улыбкой спросила Таня.

Действительно пробовала, Виталий угощал. Слов нет, вкусная штука, словно специально придуманная для того, чтобы соблазнять женщин. Пьешь и наслаждаешься, абсолютно не чувствуя крепости, а потом глядь — и сил уже нет сопротивляться. Да и с Оксаной пили «Бейлиз».

— Если хочешь меня угостить, принеси сухого вина, — сказала Таня. — Белого.

Моргачев удивился, но просьбу незамедлительно выполнил, благо бутылка сухого французского «Lаbоttiеrе» стояла на столике с напитками.

В кабинете Бахова тоже стоял монитор видеодомофона, только Оксана про него не знала. Не только монитор, но и видеомагнитофон, записывающий всех в дом входящих, были спрятаны в тумбе рабочего стола. Видик был круглые сутки запрограммирован на включение при наличии сигнала с камеры. А как же иначе? Жена молодая, страстная, а он с утра до ночи на службе — надо знать, кто сюда приходит. До сих пор никаких подозрительных гостей не было зафиксировано, но отключать аппаратуру Бахов не собирался. В его отсутствие она работала бесшумно, запертая на ключ, а когда он дома, мог сделать так, что звучал тихий сигнал, если видеоглазок в двери фиксировал гостя. Поэтому Иннокентий Петрович узнал о приходе Тани через несколько мгновений после того, как она позвонила. Выдержал паузу, дабы не мешать людям знакомиться, и вышел к гостям.

Всех поприветствовал, всех поцеловал и широким жестом пригласил за стол, благо Людмила уже все сделала — стол ломился от обилия закусок, ароматы деликатесов дразнили обоняние.

За столом Таня очутилась рядом с Валерой, а с другой стороны села Оксана. Прочие гости восприняли это совершенно спокойно и даже с симпатией. Пронин догадался, для чего босс хотел, чтобы Моргачев пришел один, и хотел посмотреть, что из этого получится, ревнивый Степанян был рад, что записному бабнику есть на ком сосредоточиться и он не станет доставать его жену и провоцировать скандал, а Пупченко решил, что Моргачев и Таня давние любовники, только не хотят это афишировать. О том, что думал Бахов, и говорить не стоит.

Наполнили рюмки, мужикам, разумеется, водкой — праздник-то российский, — и закуска соответствующая имелась в изобилии — исландская селедка под винным соусом, швейцарский маринованный чеснок, английский сырокопченый бекон и даже отечественная черемша, тщательно проверенная на отсутствие радиации и нитратов с нитритами. Женщинам предоставили право выбора. Таня предпочла все то же белое вино.

— Ну что, — сказал Бахов, вставая со стула. — Надо нам отмечать наши, российские, праздники, надо привыкать к ним. Потому что именно они дали нам все, конкретно то, что имеем. Коммунистам все дали октябрьские события, они их отмечали. А мы должны праздновать августовские, потому как они дали нам свободу и независимость от всяких там, понимаешь, руководящих указаний. Кем мы были раньше? Обычными совслужащими, так сказать. Идей было до черта, а реализовать их — никакой возможности. Занимали с утра очередь, чтоб купить стенку или кухонный гарнитур, о финских холодильниках вроде «Розенлефа» только мечтали.

— У меня был, — сказал Пупченко. — Хороший холодильник.

— Не все же работали во Внешторге, как ты, Гена, — сказал Бахов. — Свободная Россия дала нам возможность сполна реализовывать свои идеи и жить, так сказать, по заслугам. Вот за это я и предлагаю выпить! До дна!

Кто же мог отказаться, особенно если в углу стоит государственный триколор? Мужчины набросились на закуску, женщины ели неохотно, демонстрируя явное презрение к еде. Все они, за исключением Тани и Оксаны, имели склонность к полноте и старались не усугублять эту проблему.

— Слушай, Тань, — сказала Оксана, — я сегодня узнала в салоне, что зимой в моде будут жакеты из нервно щипанной нерпы, представляешь? Нужно будет посмотреть, есть ли что-то подобное у нас. Если нет — заказать.

— Для чего? — удивилась Таня.

— Ну как же! А еще мне сказали, что Армани предложил в качестве головного убора шлем летчика.

— Вот этот… скафандр, что ли?

— Да нет, кожаный, ну как в сороковых годах были. И даже в тридцатых. Такая ушанка из кожи.

— Не слушай ее, Таня, — тихо сказал, почти коснувшись губами ее уха, Моргачев. — Щипаная нерпа выглядит почти так же, как облезлая кошка. А ушанку летчика могут надеть только те, кому прическа позволяет.

Оксана услышала это, недовольно поморщилась:

— Заткнись, Валера, тебя никто не спрашивает.

— Извини, Оксана, я тоже ни у кого не спрашиваю, что можно говорить моей девушке, а что нет, — парировал Моргачев.

Таня уже поняла, что Оксана хочет познакомить ее со своим бывшим любовником. Наверное, Иннокентий Петрович тоже в этом участвует. Валера его беспокоит, пусть женится и навсегда позабудет об Оксане. Интересно все это устроено. А она должна согласиться? Нет, господа хорошие, извините.

Мать волновалась, провожая ее в гости. Хоть и верила, что Таня знает, как себя вести, а все равно беспокоилась. Все у них трудно, а там — миллионеры которые обеспечили себя и своих детей до старости и теперь борются за то, чтобы и правнуки могли жить при коммунизме. Не соблазнится ли она на легкие деньги?

Не соблазнится. Не так-то все и плохо было у них: жили с матерью дружно, душевно, радовались малым приобретениям, огорчались малыми потерями.

— Не ругайтесь, — сказала Таня. — Нервно щипанная нерпа может вызвать прогрессирующий невроз.

— Откуда ты знаешь? — насторожилась Оксана.

А Моргачев довольно усмехнулся.

— Выпьем на брудершафт, Танюша? — предложил он.

— Нет, спасибо.

— Я бы хотел поближе познакомиться с тобой, у меня есть возможность показать тебе весь мир. Венеция, представляешь, гондольеры, каналы, Дворец дожей…

— И жуткая вонь, — добавила Оксана.

— Париж, Лос-Анджелес, Цюрих, Кейптаун… — продолжал Моргачев. — Все — у твоих ног. Лучшие отели, рестораны…

— Успокойся, Валера, — сказала Таня. — Мне и в Москве хорошо живется.

Оксана злорадно захихикала. Хоть и намеревалась познакомить подругу со своим бывшим любовником, но ее уверенный отказ доставлял куда большее удовольствие, чем предполагаемое согласие. От Бахова не ускользнул этот разговор, да и от всех остальных тоже. Один лишь Пупченко не совсем понимал, что происходит — коли любовники, так чего выпендриваются?