Например, в подводном царстве, где жила Русалочка, ее отец был настоящим морским царем, которого звали гордо – Тритон, а не Васька, как кликали с улицы ее собственного отца. Белоснежку от смерти дважды спасали отважные, хоть иногда и сварливые, гномы, а в третий раз к жизни ее вернул сердобольный принц. А ради красавицы Белль даже Чудовище стало добрым.

У Насти же никогда не было защитников. В школе мальчишки ее попросту не замечали, братьев не родилось, а отец бесконечно пил и гульбанил все дни и ночи напролет, сколько она себя помнила. И если многие ее подруги в зрелом возрасте с легкостью могли поделиться какими-то забавными случаями, связанными с отцами, то Насте рассказать было нечего. Если только забавным можно считать время, когда отец тащил из дома все хоть сколько-нибудь ценное, что случайно в нем появлялось. Доходило до того, что краска для стен и клей для обоев, которые мать покупала и оставляла в сенях вечером, поутру уже исчезали. Все это отец уносил и выменивал на водку, которой щедро делился порой с первым встречным, составившим ему компанию. К Настиному счастью, он часто исчезал на пару дней, и, к ее же разочарованию, обязательно возвращался и с новой силой напускался на дочь.

Может ли ребенок желать смерти собственному отцу? Девочка считала, что вполне имеет на это право. Мало того, к своему шестнадцатилетию она утвердилась во мнении, что если неприятного человека убрать из окружения не получается, то лучше бы ему умереть, сгинуть, чтобы ей, Насте, было легче. Ведь становилось гораздо проще, когда неприятный человек просто переставал существовать. Отцу она тоже желала сгинуть и каждый день повторяла про себя, как мантру, обращаясь к Богу: «Пожалуйста, пусть он умрет, пожалуйста».

Не проходило дня, чтобы из отцовского беззубого рта не вылетали отвратительные ругательства и пьяные абракадабры. Исправно голубоглазая девочка получала от него подзатыльники, после чего тот еще больше злился, ругался и пил.

– Зачем ты лезешь под горячую руку, – корила Настю мать. – Не видишь, опять набрался. Сиди себе в комнате, не высовывайся. Глядишь, меньше выпьет, если мешать ему никто не будет.

– Мама, я хочу посмотреть телевизор и покушать, – оправдывалась маленькая Настя, недоумевая, почему ее вполне естественные желания злят отца, а оттого каждый вечер перед сном упивалась красочными фантазиями: как будет чудесно, если завтра его собьет машина, затопчет соседский бык, задавит трактор или пырнет ножом сосед. «А может он просто уснет вечером, а поутру не проснется», – мечтала девочка.

– Успеешь, поешь, – раздражалась на дочь мама. – Уснет и поешь. Иди почитай лучше.

Отец не трогал мать, обходил ее стороной. Наверное, из-за весовой категории или авторитета, которыми обладала женщина. Анна Николаевна работала сельским фельдшером, одним на несколько деревень. Могла она и роды принять у женщины, и прививку поставить, и даже оказать экстренную помощь скотине. В местном медпункте женщина работала больше двадцати лет и без работы своей жизни не мыслила. Местные жители ее уважали и жалели. Уважали за безотказность, чуткость и профессионализм. Сочувствовали же, как почти каждой женщине в любой из десяти деревень, принадлежащих к Фельдшерско-акушерскому пункту, из-за местной болезни под названием «муж-пьяница», которую излечить не под силу ни одному врачу.

Настя маму тоже жалела, по-своему. Хоть та и считала дочь никчемной и ни на что не годной. Девушка не обижалась, потому что на правду нельзя обижаться. Ведь такой она и была: никчемной и бесполезной. Когда отец все-таки умер (от пьянки, молитв или приложенных дочерью усилий), Настя почти не сомневалась и, в конце концов, забрала мать в их с мужем городскую квартиру. На этом, как ни странно, настоял ее супруг, который родился и вырос в любящей семье и не понимал, как можно бросить собственную маму одну в деревне со всеми этими курами, козами и свиньями. Вскоре в молодой семье родился сын Егор, и Анна Николаевна завоевала сердце зятя окончательно тем, что взяла на себя стирку, уборку и готовку.

Но, несмотря на кажущееся благополучие, это счастье отличалось от книжного в тех романах, которыми в деревне обменивались старшеклассницы и в университете целыми сериями скупала Настя. До замужества и рождения ребенка она еще на что-то надеялась, фантазировала, мечтала. Но со временем разочаровалась окончательно. «Врут они все в книгах, – наконец решила девушка. – Врут, чтобы продавались».

Ее муж Макс не пил. Совсем. Если, конечно, не считать редкие корпоративные мероприятия и нечастые заграничные командировки, на которых приходилась пропустить стаканчик вина или рюмку-другую чего покрепче. Но дома Настя никогда не видела, чтобы муж позволял себе распивать алкогольные напитки без повода. Да и с поводом тоже не видела. Мама считала это высшим проявлением добродетели и мерилом женского счастья. «Что может быть лучше, когда мужик не пьет? О другом и мечтать грех», – пыталась внушить она дочери.

– Что ты все морду кривишь, Настасья? Не понимаешь своего счастья. Тебе любая позавидует. Большая квартира, муж, сын… машина, достаток!

Худенькая девушка раздраженно тряхнула головой, которая была усыпана мелкими русыми кудряшками. Со стороны могло показаться, что неприятные мысли, словно назойливые мухи, докучают ей, сбивают с толку, причиняют дискомфорт. Девушка натянула трикотажную футболку на колени, обвела глазами комнату и, криво усмехнувшись, пробубнила себе под нос:

– Интересно, мама, что бы ты сказала мне на это?

Ни дня в своей жизни Ксюша не работала, а на все вопросы «почему» отговаривалась тем, что может себе это позволить. Она и правда могла: покойный муж, за которого она вышла сразу после школы, при жизни занимался чем-то очень неправильным, но приносящим немаленькие деньги, поэтому о будущем жены позаботился еще при вступлении с ней в брак, настояв на модном в его кругах брачном договоре. Ксения неожиданно овдовела, когда ей было 27 лет, и с этого времени потеряла интерес не только к жизни, но и к социуму, где была вынуждена отвечать на бесконечные, а иногда и откровенно бестактные вопросы. Недолго думая, она купила участок земли практически в лесу и без мужских рук, но с помощью денег построила дом по собственному проекту, ведь не зря закончила после школы художественную академию по настоянию супруга – «на всякий случай». Спустя пару лет боль постепенно утихла, вкус к жизни вернулся, а быстро ускользающая молодость стала требовать от девушки свое: посиделки с подружками, невинный флирт с противоположным полом, активный досуг и разного рода тусовки и мероприятия. Поэтому на деньги, которые лежали на счету и даже потихоньку обрастали процентами, Ксения купила квартиру и вернулась в город. В доме проводила только выходные, пару месяцев летом и несколько недель в зимние и рождественские каникулы.

Молодая женщина была натурой увлеченной, увлекающейся и горячей, поэтому, открыв для себя во время добровольного затворничества рисование в формате комиксов, после обретения свободы стала посещать всевозможные курсы и тренинги, а также начала вести свой собственный блог, в котором рассказывала о творчестве. Работы свои демонстрировала редко и не очень охотно, но случайно засвеченные непременно вызывали восторг аудитории, и со временем девушка стесняться перестала. Тем более многочисленные иллюстрации сложились в графический роман, которым всерьёз заинтересовался редактор. С этого момента Ксюша решила, что заточения с неё достаточно, перевезла оставшиеся в доме вещи в городскую квартиру и выставила полностью упакованный объект на продажу. А чтобы расставание с каменным красавцем произошло не сильно быстро, придумала отличную легенду: не хочу продавать дешево и кому попало. Это сработало: за целый год ей не поступило ни одного звонка, чему девушка была бесконечно рада. Денег хватало, а собственный дом за городом напоминал ей о том, что из любой ситуации есть выход и что она этот выход уже однажды нашла.