Нет ничего удивительного, что я больше не чувствовала себя здесь уютно и спокойно. Дом, в котором я выросла и прожила семнадцать лет, теперь ощущался чужим, словно принадлежал другим людям. Может дело в перемене обстановки, но интуиция подсказывала, истинная причина кроется в другом. С отъездом отца особняк потерял не только своего хозяина, он потерял душу. Загрустил, постарел и с каждым днем все больше чах, как старый преданный пес, которого бросили на произвол судьбы. Грустно все это, но как есть.

Поскольку свою комнату я запретила трогать, все здесь оставалось как прежде. Огромный письменный стол напротив окна, кресло-яйцо, в котором я любила слушать музыку, и парящая кровать.

Окинув взглядом книги по архитектуре, доставшиеся в наследство от отца, я вытащила из заднего кармана телефон и набрала знакомый номер.

– Привет, пап, не отвлекаю?

В динамике раздался родной голос, и мое сердце болезненно сжалось.

– Ну что ты милая, я всегда рад тебя слышать. Как ты?

На заднем фоне слышался гомон посторонних голосов и шум. Звук был такой, словно отец находился в большом помещении.

– Сегодня плавали с Мурами на яхте. Знаменитые воскресные прогулки, помнишь?

Вдруг совсем близко послышалось:

Дорогой, подай мне сумочку…

Фраза, произнесенная незнакомым женским голосом, отозвалась тревогой. Обратившись в слух, я пыталась понять, что происходит, и уловить новые подсказки.

– Ты где?

– В опере. Но у меня есть несколько минут до начала первого акта.

В оперу в одиночестве не ходят. Значит, мимолетная просьба незнакомки была адресована папе. Рядом с ним женщина, обращающаяся к нему «дорогой».

Вдруг накатила слабость. Прислонившись к столешнице, чтобы не упасть, я медленно перевела взгляд на наш сад. Когда-то ухоженный, сейчас в нем царило запустение. Буйно росла трава, окончательно поглотив клумбы, на персиковых деревьях виднелись желтые, жухлые листья, ведь их никто не поливал. Странно, почему я раньше этого не замечала? Смотрела в окно и видела лишь линию горизонта, небо, витала в облаках, совершенно упуская из внимания то, что творилось под носом. Совсем, как с отцом. В моем идеальном мире он уплыл за океан. Временно, просто поработать, просто дела, просто рабочая командировка. Все это время я втайне ждала его возвращения. А сейчас… впервые пришло осознание – он не вернется. Никогда.

Из забытья меня выдернул голос отца:

– Конечно, помню, – отозвался он. – Надеюсь, тебе было весело.

Не так весело, как тебе сейчас, пап. Сглотнув, я выдавила:

– Ладно, созвонимся позже. Хорошего тебе вечера.

На самом деле, я не хотела, чтобы его вечер прошел хорошо. Обиженная, брошенная девочка внутри меня лила горькие слезы. Потому что любимый папочка бросил ее, уехал далеко-далеко и нашел себе другую девочку, с которой проводит время, водит ее в оперу и покупает подарки.

Завершив разговор, я медленно сползла на стул. Одинокая, потерянная, не понимающая, как справиться со свалившимися испытаниями. Сколько бы я ни твердила себе – все в порядке, я справлюсь, стоило признать очевидное – все только ухудшается. И мое состояние, и отношения с матерью, и вера в хороший исход. Раньше помогало общение с отцом. Для меня он всегда был лучшим примером, советчиком, главным ценителем моих достижений. Втайне я желала добиться успеха, воплотить все свои грандиозные планы, чтобы заслужить его одобрение, похвалу. А теперь… Сколько у меня осталось времени, прежде чем мы окончательно отдалимся? Прежде чем новая жизнь, окружение, город заберут его у меня насовсем?

Дорогой, подай сумочку…

Эта фраза до сих пор звучала в голове. И вдруг я отчетливо поняла – это уже произошло. Хватит обманывать себя. Мы уже отдалились, и прежняя близость тоже исчезла. И винить в этом некого. Просто жизнь. Так бывает. Люди расходятся, а их дети зависают где-то между прошлым и будущим. Как болезненное напоминание о пройденном этапе жизни.

Пока жалость и обида во мне не выросли до вселенского масштаба. Я призвала на помощь логику.

Да, он взрослый, состоявшийся мужчина в разводе. Да, он имеет право на личную жизнь. Да, рано или поздно это должно было случиться. Он начнет встречаться с другими женщинами и, вероятно, когда-нибудь женится вновь. Пора отпустить его, признаться наконец, большая, добрая, заботливая часть моей реальности под названием «папа» навсегда изменилась. Не исчезла, не ушла, а вышла на другую траекторию. Чуть более отдаленную, но все еще пересекающуюся с моей.

Я никогда не была эгоисткой, да и с логикой у меня полный порядок. И все же сейчас я чувствовала такое разочарование и боль, словно меня предал самый близкий человек.

Умом я все понимала. Но мое глупое сердце оказалось к этому совершенно не готово. Повинуясь какому-то нелепому порыву, я встала и направилась в гараж. Вытряхнула из чехла старую газонокосилку, завела мотор и устремилась в сад.

Тарахтела машина, колотилось сердце, полоса за полосой исчезала трава. А вместе с ней последние иллюзии. Прежняя жизнь, старая картина мира бесформенными ошметками летели в стороны, освобождая место чему-то новому, другому. Я не знала, что прорастет вместо них, и прорастет ли. Мне оставалось лишь надеяться, что рано или поздно у Вселенной закончится то дерьмо, коим она щедро поливала меня сверху, и, возможно, в ее арсенале отыщется немного светлой волшебной пыльцы.

Киллиан.

После возвращения из гавани, я прокрался в гостевую комнату на втором этаже, где обосновалась перчинка. Проверенная военная тактика гласила – хочешь повергнуть врага, хорошенько изучи его. Это я отлично уяснил в Академии. Даром что ли изводил преподов все три года?

Предвкушая шокирующие открытия и множество скелетов в шкафу, приступил к осмотру.

На тумбе у кровати стоял диффузор с ароматом табака и ванили. А также красивый флакон парфюма. Открыв крышку, я вдохнул знакомый пудровый аромат с цветочными и карамельными нотками. Странно, сейчас он показался излишне приторным и навязчивым, а вот на коже перчинки звучал совсем иначе, обретая теплоту и легкость. В прикроватной тумбе обнаружились какие-то тюбики и склянки. Ничего интересного. Идем дальше. Комод хранил в своих глубинах нижнее белье, ажурные пижамки и прочие девчачьи штучки. Схватив черные шелковые стринги, не удержался и поднес к носу. Обоняние уловило запах стиральных средств и ни единого намека на хозяйку. Фу. Как следует покопавшись в нижнем белье, кое-что мне все удалось обнаружить. Пачку тонких вишневых сигарет и нож. Подозрительная находка, если не сказать пугающая. Маньячка, видимо, рассчитывала рано или поздно прирезать меня, а после спокойно выкурить сигаретку. С нее станется.

Больше не найдя ничего стоящего, я перешел к изучению платяного шкафа. Стоило распахнуть створки, как меня обволокло знакомым ароматом, тем самым от которого плавились мозги, а член принимал боевую стойку. И я невольно задержал дыхание. Нет, сейчас не время поддаваться сладкой отраве. Мне нужен трезвый рассудок и холодное сердце.

На полках творилось безумие. Большинство вещей были распиханы кое-как. Надо же, совсем как у меня. Не думал, что перчинка такая неряха. Но почему-то это открытие не оттолкнуло, а невероятно заинтриговало. Далее настал черед той части шкафа, где одежда была развешана более-менее аккуратно. Одно за другим передвигая плечики, невольно вспоминал те моменты, когда видел Ники в том или ином наряде. И поймал себя на странной мысли. Половина вещей принадлежала моей сестре! Наткнувшись на белое платье, то самое, которое Эмбер примеряла в магазине, я замер. Неужели наш приемыш еще и обворовывает нас?

Схватив одежку, я решительно направился в соседнюю комнату.

– Ты знала, что твое платье у Ники?

– Да, я ей сама отдала.

– Как и половина шмоток в ее гардеробе?

– Послушай, это не твое дело! – взвилась сестра и окинула меня раздраженным взглядом.

– Зачем ты прикрываешь ее? У сучки настоящая клептомания! Надо проверить драгоценности матери, вдруг что-то пропало.