– Да вы – настоящая генеральша, а еще сомневались, что не похожи на супругу героя… Идеальная пара – вы не находите? – весело подтрунивал он над Ириной, когда уже в номере они разбирали свои вещи.

– Увы, вы – всего только полковник, так что не по чину я выступаю, – смеялась она, зная, как его коробит это «товарищ генерал».

– Полковник. Да и тот по случаю, – заметил он.

– Как это звание может быть по случаю?.

– А вот так. Меня в Кремле должен был награждать за особые заслуги Леонид Ильич. К этому времени я уже был и член-корр, и директор института и все такое, да и не мальчик, а всего-то майор. Решили, что Хозяину такой расклад может не понравиться – он любил, чтобы все было высоко. Ну, там в министерстве покумекали и решили, не мелочась, представить меня к полковнику, чтобы все в лучшем виде получилось.

– И получилось?

– Еще как! Брежнева слеза прошибла: каких, мол, орлов мы вырастили! И науку, мол, всю превзошел, и политику в руках держит, и Родину защищает по сей день… Одним словом, было за что выпить.

Он вынул из чемодана темно-синий габардиновый пиджак (такой материи давно уже не было в обиходе), на обоих бортах которого навеки приросли разного вида и достоинства знаки воинской славы. Где-то на уровне второй пуговицы красовалась большая экзотическая, почти морская, звезда.

– Ох, – вдруг всполошился он, – ах я старый дурак – забыл свежую звезду взять – ее на шею одевают, поверх всех прочих орденов… специально летом ездил получать! Ах, как глупо!

– Вы и так неотразимы – мало у кого подобная коллекция найдется… но, что и говорить, с висячей звездой вы бы были много импозантнее… а теперь, позвольте полюбопытствовать – не собрать ли нам наших вагонных знакомых и не поужинать, чем Бог послал?

Как бы угадав ее мысли, в дверь уже деликатно постукивала обласканная ею супружеская пара с бутылкой своей – елабуж-ской – водки, с банкой тушенки, огурчиками домашнего посола и прочей незатейливой снедью.

Настоящий генерал – их вагонный спутник – показал высокий класс подготовки к торжествам и преподнес для общего пользования бутылку молдавского коньяка «Белый аист» и банку сардин, в которой, как известно, умещается максимум четыре мелких или три солидных сардинки. Их же собралось уже семеро. И как-то так всем хватило.

Его восхищало ее умение моментально, почти на пустом месте, организовать домашний очаг. Она все делала быстро, ловко и так естественно, будто и впрямь это был хорошо обустроенный, привычный, ее собственный дом. Расположившись на двух супротивных узких железных, и оттого холодных, койках, они начали трапезу с елабужской, закусив ее салом, с которым Генрих Людвигович не расставался ни при каких обстоятельствах. После елабужской – спасибо ей: чуть-чуть оттаяли – перешли к «Столичной», перемежая ее «Белым аистом».

Нелепое начало этого дня, бурно обсуждавшееся до и во время елабужской, постепенно было отодвинуто в недра памяти как раз вытащенными из нее военными воспоминаниями. Всем стало тепло, уютно, и, хоть и пили не чокаясь за не вернувшихся и ушедших уже после войны, даже весело. Генерал, служивший по интендантскому ведомству и собственно в военных действиях не замеченный, все порывался рассказывать анекдоты из быта таможенников, к которым он перешел, выйдя в отставку.

Но головы уже разгорячились, языки развязались, – общество зазвучало нестройным оркестром. Вот тихая свирель одной из женщин завела: «Помню, ползу это я, а сверху пульки, так и порхают, так и посвистывают… и вижу – лежит он… это мой Вася был…». На нее накладывается трубный глас минометчика – для которого звуки перестали быть слышимыми еще в сорок третьем, но он их видел по лицам: «Я, как меня комиссовали, уехал домой за Волгу, да и стал пчел разводить. Так и живем там с моей Катериной Степановной… пропал бы я без нее», – и слезы уже готовы были пролиться из его ясных голубых глаз.

– Ирина Яковлевна, берите своего генерала, да и приезжайте к нам в Малую Ендову… у нас там лодка своя, рыбалка, какой-никакой огородишко, дом чистый.

При этих словах минометчик вздрогнул, вспомнив, видимо, турбазовский холодный номер, от которого их освободила приветливая генеральша.

Темы разнообразились внуками – меньше детьми, прошлыми ветеранскими встречами. И сквозь всю эту разноголосицу неутомимо продолжал пробиваться фагот бывшего интенданта: «У нас на таможне случай был. Один дипломат – известный такой – вез попугая. Все документы оформил, все чин-по-чину… когда с клетки платок скинули, тот возьми и заори: пиастры, пиастры…».

– Товарищи, вы не забыли, что за нами автобус придет в восемь и вернемся поздно вечером! Всем спать! – решительно скомандовал Генрих Людвигович.

– Ирина Яковлевна, идите в душ, а я все тут уберу.

– Ни за что – не генеральское это дело убирать за гостями.

– А что вы всех наприглашали? Вот уж неугомонная… Посидели бы вдвоем… тихо-мирно поужинали… Эскадрон целый запустили… Здесь и двоим-то не разойтись…

– Как так не разойтись? Разве это не номер «люкс» с двумя спальнями, гостиной, раздельным санузлом и телевизором? Где телевизор? Не видно что-то.

– Ирина Яковлевна, не терзайте душу, и так мерзко… Завтра в Совете все им выскажу… Вам действительно телевизор нужен? Я мигом у этих красавиц, дежурных, отберу…

– Похоже, генерал от усталости утратил чувство юмора… Давайте спать – завтра и впрямь вставать уж точно до зари… Спокойной ночи, мон женераль.

Черным, как гуталин, утром и таким же жирным от жидкого света пригостиничных фонарей, они нехотя выходили под липкий и вялый снегопад. Их ждал сюрприз. Вместо теплого «Икаруса» с развеселым водителем перед ними обнаружились два военных вездехода с трапами вместо удобных автобусных подножек и уж, естественно, безо всякого подогрева… Н-да! Чем дальше – тем удобней!

Оказавшиеся поблизости их вчерашние гиды – представитель городских властей с неуловимым взглядом и посланец местных ветеранов – казак-девица в смушковой кубанке – моментально разъяснили дело. Туда, куда их повезут, нет дорог – никакой «Икарус» не выдержит: высота плюс жидкая грязь поверх голого базальта.

Делать нечего. Пришлось забираться в армейскую боевую машину, куда солдаты взлетали джигитами, а ветераны – при поддержке молодых бойцов-водителей – по трое, а то и вчетвером загружали поначалу дам, а уж потом и мужчин. Позднее, когда спуск и подъем по вертикальной железной лесенке превратились по ходу их перемещения в рутину, начались шутки-прибаутки и даже нечто вроде заигрываний. Хотя дамы решительно были против.

– Не кантовать! – командовал генерал от интендантства, подсаживая с двумя бойцами болезненно-тяжелую супругу минометчика, приводя в дикое смущение молодую воинскую смену.

– Примите товар под расписку, – балагурил неутомимый интендант, когда с многими предосторожностями поднимали бывшего юнгу, а ныне цветовода-любителя из-под Тулы с выраженными симптомами паркинсонизма.

Оба генерала – они так и шли в одном звании – как правило, первыми браво вылетали из бронемашин – как по своему неведению называла их Ирина Яковлевна – и последними, наотрез отказавшись от помощи юных воинов, подтягивались, как на перекладине, в узкий дверной проем вездехода.

Юбилейное торжество началось с того, что их привезли в школу в центре города, ученики которой, от мала до велика, занимались розысками безымянных могил и установлением имен погибших. В школе за несколько лет поисков собрался богатый материал, и сам собой возник музей воинской славы.

Накануне, прочитав «план мероприятий» и увидев там первым пунктом посещение школьного музея, Ирина пришла в отчаяние: «Господи, что же это за мука. Эта фальшь, бессмыслица… Зачем все эти торжественные линейки? Клятвы? Горны?»

Школа оказалась большим светлым зданием, залитым в момент их появления неожиданно ярким солнечным светом. Чудеса, да и только! Минуту назад буквально продирались сквозь мглу – и, вот, пожалуйста, сияние!

Стены музея были увешаны картами боев, схемами боевых действий различных родов войск, списками найденных и воевавших в этих местах и… Стоп! Да это ж они – ветераны – молодые, белозубые, с полным комплектом рук и ног! А это их друзья – те, кто оставил эту неприютную землю по причинам, от них не зависящим.