– Все более любопытно. К тому же одна из жертв два года назад была вашей супругой? – Тифус перевел взгляд на инквизитора.

Бьерн вздрогнул от вопроса, но нехотя кивнул. Было понятно, что обстоятельства гибели госпожи Лефрид вызывали у него особое беспокойство. А более внимательный наблюдатель мог предположить, что они также были главным мотивом, поддерживающим его настойчивый интерес к этому делу.

– Прекрасно, – столичный детектив хищно улыбнулся, – ну что же, господа, сомнений в том, что это именно убийства, причем убийства серийные и по моему профилю, у меня нет. Аналогичную картину я мог наблюдать в других городах, которые посетил в последнее время. И если я прав, то на счету нашего маньяка никак не меньше сорока семи убийств, помимо тех восьми, что были совершены в Ронгарде. Теперь же дело за малым, вычислить и остановить нашего злодея.

При упоминании общего числа убийств по комнате пронесся удивленный вздох.

– Это… Это просто немыслимо, что за чудовище способно на такое? – Потрясенный обер-полицмейстер беспомощно смотрел на столичного детектива.

– Вот именно, чудовище. А я – охотник на чудовищ, хочу выследить его и положить конец злодеяниям. К тому же Ронгард явно имеет для него какое–то особое значение. Это единственный город, куда он возвращался. И у меня есть некоторые подозрения, что он посещал город и раньше.

– Вы намекаете, что есть какая–то особая связь между ним и нашим городом? – глава полиции нехорошо прищурился.

– Боюсь, что так. Но если мы разгадаем эту связь, сможем вычислить и преступника. – Тифус выглядел вполне полным оптимизма.

– Скажите, детектив, – Бьерн снова вступил в разговор, – а в других городах его жертвами тоже были преимущественно женщины, активно вовлеченные в благотворительность?

– Нет, более того, не всегда это были исключительно женщины. Хотя та особенность, на которую вы указали, может оказаться весьма существенной. Господин обер–полицмейстер, – Тифус перевел взгляд на начальство, – может быть, вы все же позволите господину Лефриду помочь мне с этим делом, коль скоро он уже достаточно глубоко погружен в ваши местные особенности?

– Делайте, что хотите, – устало ответил глава правопорядка, потрясенный масштабом открывающегося перед ним дела.

– Я думаю, – инквизитор поспешил закрепить свое сотрудничество с Тифусом, – нам следует обратить особое внимание на благотворительный бал, который организует на этой неделе мисс Аластра Барет. Она владелица одной из крупнейших фабрик города, и теперь, со смертью миссис Пикс, пожалуй, ее можно счесть самой крупной нашей филантропкой. В любом случае, все заметные фигуры будут на этом балу.

– Отлично, тогда с него и начнем, – ответил ему столичный детектив.

Красивая женщина. Эффектная. А главное, по–настоящему изысканная. Так думал об Эсперансе де ла Серна Джонатан Нокс, секретарь мисс Барет, сидя в гостиной небольшого пансиона “Маргаритка”. Он занимался организацией предстоящего благотворительного бала своей хозяйки. А мисс Барет сочла, что выступление знаменитой певицы сентиментальных романсов прекрасно дополнит программу вечера. Тем более, что она обладала той чуть скандальной известностью, которая должна была принести вечеру нотку пикантности .

– Мисс Серна, с нетерпением ждем ваше выступление. Пожалуйста, будьте среди наших гостей с начала вечера. А концерт начнем в районе полуночи, – господин Нокс поспешил завершить деловую часть разговора, скользя по певице восхищенным и голодным взглядом.

Сидевшая на небольшом диванчике женщина, в свои тридцать отличалась уверенной зрелой красотой. Она обладала стройной фигурой, приятно округлой в нужных местах, густыми темными волосами, собранными однако в строгую прическу, принятую у нее на родине, и огромными черными глазами. Но, помимо природной прелести, в ней был магнетизм причудливо сочетающийся с особой грацией, изяществом манер и жестов. Кажущиеся столь естественными и непринужденными, на деле они были результатом долгих тренировок. И лишь сама сеньорита де ла Серна знала цену своих улыбок и томных взглядов – секретарь же, вытянувшийся перед ней по струнке, принимал все за чистую монету.

– Ах, ну конечно, я и моя помощница будем точно в срок, – голос певицы, глубокий и бархатистый, ласкал слух.

Эсперанса, не забывая приветливо улыбаться гостю поверх чайной чашки, тоже была более чем довольна только что заключенной сделкой. Не менее расчетливо, следя за его реакцией, она поправила подол чересчур вычурного домашнего платья из тафты цвета бургунди, выгодно подчеркивающего белизну ее кожи.

Бал мисс Барет обещал стать главным событием сезона, а певица, хоть и успела заработать в Ронгарде некоторую репутацию, ранее не имела возможности выступать перед сливками общества. Теперь же, если концерт пройдет удачно, это позволит ей закрепиться в лучших музыкальных салонах города. А это еще один необходимый шаг для того, чтобы забыть о ненадежных ангажементах, внезапных гастролях, а может, и для покорения столицы. К тому же, за выступление заплатили вперед. Неслыханная щедрость.

Впрочем, достигнутый успех был вполне закономерен. Эсперанса была родом из Южных Колоний Фреосы и хорошо представляла себе вкусы своей публики. Она умело балансировала между интересом к экзотике и сентиментальностью. На руку ей была и сложная репутация. Ее пение, ее вызывающие наряды, ее соблазнительные улыбки – все было частью сделки. Искусство с тончайшим привкусом скандала привлекало на вечера, где она выступала, мужчин, а мужчины – мамаш с дочками на выданье. И для устроителей вечеров, и для мамаш, и для Эсперансы это было выгодным сотрудничеством.

– А могу я осмелиться, – после некоторой паузы продолжил молодой человек, – просить вас оставить для меня танец? Скажем вторую кадриль?

Его щенячий взгляд тонул в выразительном декольте певицы.

– Это будет честью для меня, сеньор Нокс, – она протянула ему руки, изящно поднимаясь с дивана, – но боюсь, вынуждена вас поторопить, ко мне скоро должен прийти учитель пения.

Чуть извиняющаяся и наивная улыбка, которая так хорошо ей удавалась, заставила господина Нокса с благоговением припасть к ее руке с прощальным, но, пожалуй, слишком долгим поцелуем.

Эсперанса лишь рассмеялась на эту дерзость своим глубоким гортанным смехом.

– Да–да, не смею вас больше задерживать. И буду с нетерпением ждать новой встречи, – пролепетал секретарь прежде, чем откланяться.

Когда за ним закрылась дверь, совсем другой, задорный смех пролетел по комнате. Мисс Умаишвар Снипкин, которую все звали просто Умкой, не смогла сдержать свою реакцию. Подопечная Эсперансы, все это время тоже присутствовала в гостиной, но молчала, уткнувшись в кружку чая.

– Господи, Эспи, – сказала она, отсмеявшись, – он таращился на тебя как на самое вкусное пирожное в кондитерской Гюнтера! Готова биться об заклад, если бы ты захотела, могла бы вытрясти из него гонорар в два раза больше.

– Ну, только это не его деньги, – на сей раз вполне цинично улыбнулась Эсперанса, – а его хозяйки. И она не заслуживает того, чтобы вести с ней нечестную игру. К тому же, дорогая, в этом тонкость в обращении с представителями высшего общества – они никогда не хотят платить много. И главное, нельзя позволять им понять, что ты зависишь от их благосклонности.

– Кстати о благотворительности, – продолжила Умка, чуть тушуясь.

Совсем юная, семнадцати лет от роду, она была уроженкой далекого Омнистана. Смуглая кожа, чуть раскосые глаза, короткая стрижка, но главное весьма экзотический наряд, пожалуй, слишком яркий для туманных улиц Ронгарда, не позволяли девушке слиться с толпой. Но попав в город в совсем юном возрасте, она выросла на его улицах и знала его лучше других. Она чудом сохранила память о танцах и обычаях своей далекой родины, которые привлекли внимание Эсперансы, предложившей ей выступать вместе.

– Ко мне опять приходили миссионеры из Креста Милосердия, – сообщила девушка, – и снова уговаривали отправиться в Омнистан с их миссией. Они утверждают, что я могла бы быть очень полезна в работе с детьми, которые не владеют денвирским и остались без попечения родителей.