– Энн, детка, что с тобой? – сказал, увидев остолбеневшую девушку, и после, проследив направление её взгляда, добавил. – Да, я тоже заметил. Ларсен походу решил приударить за одной из пациенток, надо сказать он выбрал самую симпатичную. Как думаешь это часть передовой терапии, которую он внедряет? – парень заржал, толкая Энни локтем в бок и удивляясь, почему она не смеется.
– Не думаю, Томас, не думаю…
В голове у нее мелькала его последняя фраза, которую он бросил ей, уходя «Энн, ну ты, что спятила, думаешь, мне сейчас это все нужно?» Эта фраза звучала то целиком, то частями, перебирая и повторяя каждую нотку, полную злости и раздражения «Ты, что спятила», «Энн, ну ты…», «думаешь, мне сейчас это всё нужно», «это всё». Дойдя до своего стола, Энни поняла, что больше ни на минуту тут не задержится. Она не любила обживаться на рабочем месте, поэтому вещей, которые ей стоило бы забрать было не много. Какие-то из них она вообще не хотела брать с собой, чтобы они не напоминали ей о прошлом. Она взяла старый пакет-майку из-под продуктов, купленных вчера в супермаркете, и, как попало, бросала туда то, что, все-таки, заслуживало место в её дальнейшей жизни. Все что не подходило под критерии нужности тут же летело в мусорное ведёрко: стикеры с пометками, ежедневник полетели именно туда, а вот книгу, которую подарила ей Мария, её коллега, и которую Энни так и не прочла, заняла место в пакете. Такая сортировка вещей шла довольно быстро, и на выбор «брать или бросить» Энни не тратила более пары секунд, так продолжалось, пока она не дошла до чайной кружки. Кружки, которую ей подарил Дарси, на боку которой их общая фотография. Прошло секунд пять, Энни впервые за время скорых сборов опустилась на стул и задумалась. У неё никогда не было их общей фотографии, да и его фотографии в отдельности у нее тоже не было. Взять или нет? Поставив кружку перед собой на стол, она решила, пока оставить посудину на столе и заняться содержимым своей тумбочки. Там в основном был старый хлам, пара сувениров, подаренных на прошедшее рождество – все это полетело в корзину для мусора. Когда с сокровищами тумбочки было покончено, Энни резко выпрямилась и повернулась на стуле, локтем она задела предмет своих раздумий, и кружка, наделав много шума, разбилась о кафельный пол.
– Вот так и моя судьба решилась сегодня, дорогуша! Прости, такова жизнь, – сказала Энни кружке, последний раз оглядела свое, теперь уже по её решению бывшее, рабочее место, развернулась и пошла прочь. Заглянув в отдел кадров, она заполнила все необходимые бумаги, и навсегда покинула клинику и Дарси Ларсена. Больше её тут ничего не держало, пациентка спасена, больше Лизи не угрожает эксперимент гениального доктора, Дарси принял решение остановить опыт, Энни выполнила свой главный долг и теперь с чистой совестью может подумать и о своем душевном равновесии. Сохранить его в клинике ей вряд ли бы удалось. Зачем мучить себя, зная, что этот мужчина никогда не будет с ней. Зачем находится рядом, мечтать о нём и видеть, как он крутит роман с другой. Теперь Лизи не нуждается в ней, раз Дарси так заинтересован ею, то вряд ли станет проводить трансплантацию, которая явно навредит девушке.
Энни вышла на улицу и глубоко вдохнула прогретый солнцем весенний воздух, который таил в себе ароматы весенних цветов. Она бодро прошла автобусную остановку, с которой всегда садилась на свой маршрут, решив, что сегодня она пойдет пешком. Сегодня все будет по-другому, теперь все будет по-другому.
***
Почти всю прошедшую ночь Ларсен не сомкнул глаз. Внутренняя борьба продолжилась в нем с еще большей силой, чем прежде, только на этот раз побеждала тёмная сущность. Уход Энни открывал для него огромные возможности, больше никто не мог помешать ему. Она теперь даже не сможет узнать состоялся ли эксперимент. Лизи подписала все бумаги на согласие и отказ от всевозможных претензий на последствия еще в первый свой день здесь, так что последствий для него самого не будет никаких, не смотря на любой результат. Победа или просто неудачная попытка, но тоже весьма ценная для науки. Дарси давал себе полный отчет в том, что как бы ни закончился эксперимент по трансплантологии, Лизи это не нужно. Она здорова. Можно ли воспользоваться тем, что она подписала все бумаги в критический для себя момент, момент, когда выбирать между жизнью в сумасшедшем доме или единственным рискованным шансом на спасение она просто не могла. Ответ для Дарси стал очевиден – «ДА», он может смело сделать это. Все же он продолжал прокручивать в голове то, что это не есть хорошо, что это противоречит тем жизненным идеалам, в соответствии с которыми, он и стал врачом. Он хотел лечить людей, их души, помогать людям было для него делом жизни. Что же изменилось?
«Ну, Ларсен, в какой же момент ты перестал быть врачом и стал учёным?», – спросил сам себя вслух Дарси. Ему стало на какой-то момент жаль Лизи, она была влюблена в него и так доверчива. Каким ничтожеством надо быть, чтобы так воспользоваться этим. С другой стороны какой-то злой рок свёл во едино все факторы, все складывается само собой так, чтобы трансплантация все-таки произошла. В последнее время Ларсен даже не прикладывал усилий к тому, чтобы ускорить процесс, или как-то повлиять на него. Может ли он теперь отказаться от такой возможности, захлопнуть эту дверь. Не будет ли он жалеть всю оставшуюся жизнь, что не сделал этого? Не будет ли он всю оставшуюся жизнь жалеть, что сделал это? Он вспомнил Лизи, её влюбленный взгляд, брошенный днем в саду, когда он дотронулся рукой до её спины, пропуская вперед. По поводу Энни Ларсен старался вообще не думать – ушла, даже не простившись, разбила его подарок. Собственно говоря, ему будет трудно без неё. Надо решить, что дальше делать с Элизабет, и поступил новый пациент с амнезией. Как его там, Роберт кажется. Роберт, Роберт, 29 лет, полная потеря памяти…нежелание жить…Роберт…травматическая амнезия…всегда или почти всегда временное явление… но у него уже год прошел, а изменений нет… переключившись с тяжких, мучительных раздумий и терзаний на более скучную повседневную работу, которую предстояло провести с Робертом, Дарси уснул.
***
– Привет, милая, как ты, как твое самочувствие? – мать Элизабет совершала свой последний звонок дочери перед своим отъездом к ней. Они не виделись больше года, ровно с тех пор, как Элизабет попросила её больше не приезжать. Услышать такое от собственного ребёнка было очень тяжело, но мысль о том, что своими приходами она усугубляет состояние Лизи, напоминая ей о случившемся несчастье, как и все остальное что было частью её жизни до, заставила её сдерживать свои порывы проведать дочь. Но теперь-то все позади, завтра они увидятся. Может быть, если Лизи согласится, они вместе вернутся домой, хоть на пару недель.
– Привет, мам! Все хорошо, я в полном порядке, доктор Ларсен окончательно поставил мне мозги на место. Но правда он продолжает курс психотерапии, но я надеюсь, что скоро я буду обходиться без этих сеансов. Во сколько ты приедешь, приедет с тобой Хелен?
– Нет, дорогая, Хелен не приедет, у неё какие-то неотложные семейные дела, но она очень расстроена, что не сможет тебя навестить, как планировала. Я приеду ближе к полудню, мой самолет должен сесть в 11.10.
– Я очень соскучилась, мам. Целую, – теперь скорее грустно сказала Лизи.
– И я тебя, милая. Пока.
«Маму увижу, – прямо как во сне», – подумала Лизи. Ей стало грустно, снова нахлынули воспоминания: колледж, работа, друзья, а потом все в её жизни оборвалось… «Нет, больше я не дам плохим мыслям отобрать у меня мою семью», – с этой мыслью Элизабет принялась за свой дневник, сначала за тот, который было позволено читать Дарси, а потом тот, что должен хранить все её секреты. Слова легко ложились на бумагу, стало так легко открывать свое сердце, душу. Возможно, знай она раньше о таком простом и доступном методе психотерапии, она бы никогда не оказалась здесь. Просто бы исписала пару, тройку тетрадей и все бы ушло в никуда. Но тогда она бы не встретила Дарси, да и других славных людей, которые стали ей настоящими друзьями, как Энни. Энни. Воспоминание о Энни заставили Лиз глубже проникнуть в события последних дней, и она чётко поняла, что не видела Энни уже дня два, а то и больше. Вот почему так хочется писать и писать в дневнике, выговориться больше не кому. Лизи почувствовала беспокойство за новую подругу, как чудесно было с новой силой чувствовать такие забытые чувства, пусть и не совсем приятные. Они давали Лизи ощущение того, что она снова жива. Дописав пару строк в дневнике, Лизи, не раздумывая, направилась к посту дежурной сестры, чтобы выяснить, не заболела ли Энни.
