– Оооо… доктор Ларсен…, – рассеяно, будто забыла о том, что ей пришлось сменить место пребывания и лечащего врача, произнесла Лизи. Резко сев на кровати, она стала бегать глазами по сторонам, явно растерявшись и не зная с чего же начать сборы. Внимательная Энни пришла ей на выручку:
– Идите умываться, все Ваши принадлежности в ванной комнате. Вы сами их вчера там разложили. А я пока приберу Вашу постель. Потом я провожу Вас на завтрак, – Энни ободряюще ей улыбнулась.
Элизабет энергично встала, как давно она ни к чему не стремилась, никуда не спешила. Впервые за несколько месяцев ей захотелось выглядеть сносно, появившись перед врачом. В Лизи вдруг ожили новые, точнее забытые человеческие ощущения. Нет, конечно, она каждый день умывалась, чистила зубы и прочее, но она только сейчас осознала, например, что зубная паста у нее вишневого вкуса. Тюбик почти закончился, а она только сегодня почувствовала этот ягодный привкус.
– И почему вдруг вишневая, – задумчиво произнесла она вслух, – ведь я всегда брала «свежую мяту».
На завтраке кофе показался Лизи водянистым, почти безвкусным, а вот сэндвичи с сыром были очень даже вкусные. Что такое аппетит Лизи уже давно не вспоминала. Сегодня же, съев свою порцию, она поняла, что все еще несколько голодна. Она откинулась на спинку стула и вновь задумалась над тем, какой обезжиренной и безвкусной, бесчувственной была её жизнь в последний год, или больше. Сама перспектива, шанс вернуться к прежней жизни, забыть, навсегда вычеркнуть ту ужасную ночь начала возвращать Элизабет к жизни. Она оглядела свои руки, кожа была сухой, с сероватым оттенком. Лизи вспомнила свое отражение в зеркале, которое увидела сегодня утром в ванной и, не отводя глаз от исхудалых пальцев, горько ухмыльнулась:
– Серая, как подземный червяк, почти прозрачная…
***
– Ну, как она сегодня, Эн? – спросил Дарси свою верную соратницу.
– Особых перемен я не видела, та же подавленность и апатия. Хотя прихорашивалась она весьма тщательно, так что не все потеряно, – у Энни вырвался смешок.
– Это уже хорошо, если в ней начинают просыпаться хоть какие-то побуждения к повседневной жизни, это уже очень много для нас. Как только она будет готова – веди её ко мне, надо начинать.
– Не терпится, да, док? – Энни снова засмеялась.
– Энни, я смотрю у тебя сегодня очень хорошее настроение. Надеюсь, оно не помешает работе, – Ларсену было не до шуток.
Энни вышла из кабинета доктора Ларсена, притворила дверь и, подняв глаза кверху, прислонилась спиной к двери и зажмурилась. Она так любила это время года – весну, она так много надежд возлагала на наступающую весну, она так влюблена в Дарси, она так счастлива, что может быть рядом с ним. Легкая, почти невесомая Энни быстрыми шагами поспешила за новой пациенткой.
Ларсен не раз замечал милое кокетство своей молоденькой помощницы, даже находил её все зачастившую игривость забавной, но всерьез никогда не задумывался о том, что она может испытывать к нему что-то, как к мужчине. Он считал себя ее начальником, ее учителем и даже в мыслях не допускал служебного романа, хоть и ловил себя на мысли, что Энни очень привлекательная девушка. Она могла бы стать для него прекрасной спутницей жизни. Изящный носик, пухлые яркие губы, добрый нрав. Иногда она напоминала ему карманную собачку, как бы не звучало такое сравнение. Её милые веснушки под глазами взлетали вверх от смеха каждый раз, когда он шутил. Лёгкая на подъем, оптимистичная, восхищающаяся им. Но она скорее стала для него добрым товарищем – всегда рядом, всегда поможет, всегда поддержит и, если он попросит – даст свой совет. В деле с Элизабет Нюрц он считал Энни незаменимой. Поэтому все её попытки сблизится, напросится на совместную чашку кофе после работы, оставались на нулевой отметке. Это даже тяготило его.
Для себя Энни решила четко, что дает ему еще три дня, после этого начнет активные действия.
***
– Здравствуйте, Элизабет! Садитесь, – Ларсен пододвинул Лизи стул и лучезарно улыбнулся. Глядя на пациентку, Дарси припомнил слова Энни о том, что Лизи все утро прихорашивалась, и улыбнулся еще раз. Она действительно выглядела лучше. Светло-русые волосы были аккуратно расчесаны и перекинуты на левое плечо, образуя на затылке капюшон из шелковых, гладких волос. Густая челка ровной границей легла над её глазами. Доктору казалось, что вся она сегодня загорелась, зажглась изнутри: волосы блестели, глаза сияли, она улыбнулась ему.
– Доброе утро, доктор, – смущенная его пристальным взглядом тихо ответила Лизи.
– Я засмущал Вас, простите ради Бога. Просто в Вас за ночь произошла разительная перемена, и она, как от врача-психиатра, от меня не ускользнула. Вы хорошо спали? Или как обычно? Может быть, сами раскроете мне секрет своего преображения?
Лизи растерялась, её лицо снова стало грустным и задумчивым. Дарси принял смену настроения спокойно, ведь резкие перепады в настроении верные спутники неуравновешенной психики. Да и ждать длительных улучшений от того, что пациент просто проспал одну ночь в его передовой клинике, не стоило.
– Доктор, вчера Вы дали мне надежду, что я смогу жить без прошлого, без этих кошмаров, которые вижу во сне и даже, когда бодрствую…и сегодня я действительно почувствовала себя немного лучше. – Лизи горько хмыкнула. – Даже ела с аппетитом. Доктор, я не помню, когда последний раз хотела есть. Я столько всего упустила, и от этого еще хуже.
– О, нет. Только не стоит сожалеть об этом. Это нам точно не поможет, а нервы раскачает неслабо. Лизи, Вы же друг себе, верно? Поэтому старайтесь отгонять это прочь. Не забивайте и без того свою уставшую голову всякой ерундой об упущенных возможностях.
– Я постараюсь, правда, – её мягкие губы попытались состроить бледное подобие улыбки.
– Лизи, я кратко расскажу, что я наметил для нас, чтобы Вы знали чего ждать и сколько. Пока у меня нет ни донора, ни партнера, который бы нуждался в такой же пересадке того же временного отрезка, как и у Вас. Поэтому, пока мы его подбираем и ждем, мы должны обследовать Вас. Это будет аппаратная комплексная диагностика, я не буду вдаваться в подробности, это все не больно. К Вам будут подключать разные системы диагностики для понимания вашего физического здоровья. От Вас требуется просто приходить в нужный кабинет в назначенное время, медсестра Вам всегда напомнит об этом. Моя работа с Вами будет заключаться в ежедневных беседах, в ходе которых я пойму Ваш психотип, Ваши особенности, мы четко выявим временной отрезок до дня, который надо будет вырезать. Все это по времени должно занять не больше 2-3 месяцев, возможно второго пациента мы будем ждать дольше, возможно нам повезет. Я предлагаю, пока сосредоточиться на обследовании. Мне нужно, чтобы все, о чём я спрашиваю, получало максимально правдивый ответ. Но при этом, если какие-то темы, которые я затрону, будут излишне болезненными для Вас, обязательно мне скажите. Нам нельзя раскачивать Вашу психику, лучше я помечу этот блок, и мы вернемся к этому вопросу в следующий раз, когда Вы будете более подготовленной. Если у вас есть вопросы – задавайте.
– Доктор, скажите, но ведь Вам придется вырезать весь отрезок моей памяти, включая день операции, ведь в этот день я все еще буду помнить о том… ну о том, что со мной случилось, – Лизи потупила глаза, говорить о групповом изнасиловании с кем-либо было малоприятным.
– Лизи, я пока не могу дать однозначно четкого ответа. Вот скажите мне, Вы помните, о чём думали вчера? Последовательность мыслей, их очередность? Чаще всего люди не помнят о том, о чем они думали, только если они не анализируют что-то долго и тщательно. Если Вы не перебираете в мыслях подробности, кто, что сказал и, что он хотел этим сказать, помимо сказанного или сделанного, то скорее всего уже на следующий день Вы почти забудете об этом. А через месяц и подавно. Кстати, Вы задали очень хороший вопрос, ответ на него будет частью Вашей работы. В наших с Вами интересах максимально сократить промежуток, который нам потребуется вырезать. А чтобы его сократить – начните контролировать себя, свои мысли. Чем меньше Вы будете думать о пересадке и о том, что Вы хотите вырезать, тем меньше следов останется в каждом последующем дне, тем меньше Вашей памяти мы травмируем. Вам кажется, что пересадка решит все Ваши проблемы, но это не совсем так, Вашу расшатанную психику я пересадить не смогу. Мы удалим причину – воспоминания. Но психику придется восстанавливать, и потом трансплантология всегда была одной из самых сложных операций, и хотя физически вырезать один Ваш орган и вставлять на его место другой мы не будем, это, всё таки, будет травма. На восстановление тоже потребуется время. И предугадать, как пойдет восстановление, какими могут быть последующие осложнения, я тоже не могу. Элизабет, я хочу, чтобы Вы еще раз все это обдумали, пока мы не начали Вы можете отказаться. Риска тут, вероятно, больше, чем можно было бы допустить. Решение за Вами. Как только будете готовы с ответом, дайте мне знать, необходимо будет подписать кое-какие бумаги о том, что вы предостережены о возможных неблагоприятных последствиях и согласны на операцию.
