– Ты всегда честна и откровенна, мама.
– Так и должно быть, принц Любознайка. Иногда война подходит к самым стенам Лирайна, так как остатки разгромленных войск, мародерствуя, бродят по стране. Но пока мы от них успешно отбивались или уничтожали, и ни одна осада не затягивалась надолго. Знаешь, Горен, я очень серьезно отношусь к своим обязанностям. Долг и верность я превратила в свои главные заповеди; только так я могу сохранить честь.
Горен наморщил лоб. Следующий вопрос дался ему нелегко:
– Мама, а почему тогда они нас избегают?
– Потому что мы из далекой страны, люди там не такие, как здесь, – ответила Дерата. – У нас маленький, но гордый народ, Горен. Мы привыкли, что нас не любят. Нас это не волнует. Мы никогда не станем одними из них, даже если бы очень старались.
– Не понимаю.
– Ты еще слишком мал. Однажды ты меня поймешь.
Горен прикусил нижнюю губу. Ему очень хотелось спросить, почему же тогда мама не носит рубаху с гербом, если разница и так слишком бросается в глаза.
Однажды, играя, он случайно обнаружил ее в сундуке с одеждой, в самом низу, аккуратно сложенной. Рубаха из тонкого льна, такие надевают под доспехи. Голова золотого дракона на красном поле. В Лирайне Горен никогда не видел подобного знака, ведь всем известно, что драконы в Фиаре практически вымерли, оставшиеся живут очень далеко, в самых неприступных местах. Значит, этот герб подразумевает что-то особенное, у него наверняка интересная история…
Но если он спросит, мама очень рассердится; ей не нравится, когда Горен роется в вещах и задает вопросы о прошлом их народа. Но если она не хочет больше иметь с ними ничего общего, зачем тогда хранит эту рубаху?
Нет, об этом лучше не спрашивать, решил Горен, не сегодня. С его губ сорвался другой вопрос, который его очень волновал, потому что его дразнили Безотцовщиной:
– А что с моим отцом?
– Мы же договорились, что не будем его упоминать, – строго ответила Дерата.
– Знаю, – робко прошептал Горен, – но они все время надо мной смеются. Шушукаются и говорят всякие дурные вещи…
– Послушай, – Дерата схватила сына за узкие плечи и повернула его к себе, – никого не касается, что с твоим отцом. Его здесь нет, понимаешь? И он никогда не придет.
– Я ему не нужен? Похоже, что он не умер.
– Нет, ты ему не нужен, я тоже. Война для него важнее семьи, он хочет чести и славы, его дом – поле боя. Так что забудь про него, Горен!
Мальчик съежился. И робко спросил:
– Ты меня ненавидишь?
Дерата подскочила. На ее лице он увидел непонимание.
– С чего ты взял?
– Иногда ты смотришь на меня так зло… – прошептал он. – Я точно видел…
Секунду мать молчала. Казалось, слова мальчика поразили ее до глубины души. Потом она обняла сына.
– Нет, Горен, я тебя совсем не ненавижу, – ответила она срывающимся голосом. – Знаю, иногда я излишне строга к тебе, но это потому, что наш род – род великих воителей. А если я вдруг смотрю на тебя зло, то только… знаешь, временами ты так похож на своего отца… У тебя его густые черные волосы, слегка вьющиеся, высокий лоб и волевой подбородок. Ты так же поворачиваешь голову…
– Значит, ты сердита на моего отца?
– Да, Горен, к сожалению, должна признаться, это так. Жаль, но у меня нехорошие воспоминания о нем. Но это не имеет к тебе никакого отношения. Потому что когда я смотрю в твои прекрасные зелено-карие глаза, а в них столько вопросов, столько любознательности и любви, я просто очень радуюсь, что ты у меня есть. Я всегда буду рядом с тобой, сынок, всегда буду тебя защищать.
Она поцеловала его в лоб, встала и стряхнула с одежды солому.
– А теперь, Горен, пора за работу, уже поздно. Подготовь Златострелого, я хочу объехать Лирайн.
Горен вскочил.
– Да, мама, – пылко сказал он. В эту минуту все мрачные мысли были забыты, и мальчик принялся за работу.
Как обычно, вечером Дерата пришла к правителю с отчетом. Не в большой зал, как все остальные, а в личный кабинет Дарвина Среброволосого. Отношения у них были доверительные, время особых формальностей давно прошло.
– В ближайшее время не ожидается никаких неприятностей, – начала Дерата. – Я получила известия от наблюдателей из Хоенмарка и Нортандера. Они утверждают, что основные бои идут не здесь, а в землях орков. Но я бы все равно посоветовала увеличить количество людей на стенах и подумать наконец о рве, чтобы не позволить возможному противнику забросить лестницы. До сих пор еще существует множество способов взять наш город штурмом, потому что мы не можем одинаково обезопасить его со всех сторон.
– Мы обязательно сделаем это нынешней весной, – пообещал правитель.
Он был не воином, а ученым, и ему было неприятно укреплять город и, самое главное, никого в него не пускать. Ему не нравились запертые ворота, он хотел торговать со всей Фиарой, общаться с другими учеными и обязательно расширить город. Но, видимо, такие времена закончились, по крайней мере до Конвокации. Что будет потом, никто не знал. Перспективы казались более чем мрачными.
– Я рада, господин. В прошлые годы нам приходилось обороняться лишь от мелких отрядов, но ситуация может измениться, особенно если учесть приближение опасной даты.
Дерата стояла у письменного стола, за которым сидел Дарвин Среброволосый. Это был скромный на вид человек среднего роста, но его слова никогда не оставались неуслышанными. Его любили в народе, гвардия была ему верна и готова была пойти за него на смерть. Лицо у него было открытое и приветливое, густые волосы поседели, за что и получил он соответствующее прозвище.
– Знаю, Дерата, вы бы охотно сделали еще больше, – сказал он. – Вообще-то вы как великая воительница не имеете здесь достойных вас дел. Мы должны ежедневно благодарить в молитвах Нитхальфа, Мастера Битвы, за то, что прислал нам вас.
– Скорее наоборот, господин, – тихо ответила Дерата. – Для меня было огромным счастьем найти здесь такой прием. Я только расплачиваюсь за свои грехи.
– Знаю, что здесь вы прячетесь и что в груди своей носите мрачную тайну, – откровенно сказал Дарвин. – Мы с вами никогда об этом не говорили…
– И прошу вас не начинать этого разговора сейчас, – быстро прервала его Дерата. – Вы должны понять: обсуждать это я не могу.
– Дерата, – мягко возразил он, – я говорю совсем о другом. Вы серьезно полагаете, будто я не знаю, что вы шейкан? Я вас узнал сразу, когда снежная буря загнала одинокую всадницу к нам. Вам не скрыть, кто вы и откуда. Я уверен, что все остальные знают о вашем происхождении. Наверное, это и есть причина их неприятия.
Дерата сглотнула.
– Пожалуйста, не говорите ничего Горену, – сухо произнесла она. – Ему и так трудно. Не хочу, чтобы им пренебрегали из-за того, что он шейкан. Он должен расти как нормальный человек, я не теряю надежды, что однажды его признают…
– Люди не любят открыто говорить о том, чего боятся. А я очень люблю Горена, я бы никогда по собственной воле не причинил ему боль. Но мне бы хотелось сделать для него больше.
– Больше? – с удивлением переспросила Дерата.
– Дерата, – сказал он тихим голосом, – разве вы не знаете о моих чувствах к вам?
Она подняла руку:
– Прошу вас, остановитесь, не надо об этом.
Она обошла стол и опустилась перед Дарвином на колено. Схватила его за руку. Поцеловала и прижала к своему опущенному лбу.
– Вы мой господин. Поверьте, я чту вас каждой частичкой моего сердца и служу вам верой и правдой, хотя это и не характерно для шейканов. Но я изгой, я сама установила себе кодекс чести. Я знаю, что между нами существует… особая связь, благодарю вас за симпатию, с которой вы ко мне относитесь. Но простите, я готова на близость ко мне одного-единственного мужчины, и это мой сын. В ту ночь, когда я покинула свой народ, я дала себе клятву, нарушить которую не могу… да и не хочу.
– Я так мечтаю сделать вас счастливой, – грустно сказал он. – Вы достойная женщина и заслуживаете лучшей доли. Я бы хотел слышать ваш смех и смех вашего сына, он слишком серьезен для своего возраста. Знаю, что уже не молод, но вы и ваш сын внесли в мою жизнь столько радости. С вашей стороны это был бы крошечный шажок, он принес бы вам уважение и почитание и обеспечил будущее. Вы сделаете меня счастливым и никогда об этом не пожалеете.