Краем глаза Рэй заметил, как в суматохе один заключенный вынул из-за пазухи короткий предмет. Забыв о боли, герой предпринял попытку поднялся под градом ударов, но тут кто-то схватил его за волосы и рывком повалил на землю!

— Этого следом.

Мрачная тень на фоне черно-синего неба приблизилась к Лише. И будто само время дало трещину. Мир замер; на секунду показалось, что ночной свод вспыхнул багряно-красным отсветом; рука ушла назад и врезалась в бок подруги!

Та вскрикнула и осела, как только руки, что удерживали ее, разомкнулись за спиной. А герой лежал на земле: бессильный, бессмысленный.

— Теперь этого, — удовлетворенно повторил голос лысого, который коленом сдавливал шею героя.

Грохот и вопли безвозвратно уничтожили тишину внутри лагерных стен. Группа сторожей, вооруженных дубинами и щитами, приближалась.

— Резче!

Зэк с заточкой в руках подбежал к герою, склонился, и в момент, когда занес металлический осколок, на руку его всем весом опять навалилась Лиша! И двое сцепились насмерть. Они боролись несколько секунд, пока лысый подначивал скорее добить мерзавку. Подчиненный кандальник треснул ей один раз, другой, но в какой-то момент Лиша скинула его себя, перехватила ладонь с зажатым в ней лезвием и, под болезненный вой, вогнала ему же в грудь!

— Пенёк криворукий, — прорычал лысый. Он вытащил из кармана собственную заточку, чтобы довершить дело.

Гурьбой навалились сторожа, щиты и дубинки забренчали, и звон глухих ударов градом посыпался на всех, кто еще стоял на ногах. Кости ломались, а дубовая древесина напивалась кровью. Железная заточка упала подле героя, который, поддавшись инстинкту, сгреб предмет вместе с землей и сунул в карман.

Накопившие силу сторожа наконец одержали верх, обездвижив бесконтрольными побоями каждого, кто оказался на площади в неположенный час.

— Так, это, — оправдывался лысый кандальник, каждую секунду шмыгая бегущим кровью носом, — я же что? Я же вот, как перед Господом говорю. Сбежать он хотел, геройский этот, а мы остановили. Побег удумал, гумызник!

— Сбежать? Кто?! — звеня яростью, прорычал сторож. Его буквально трясло злости; скула припухла от неслабого удара. И тут пламя факела в его руке встрепенулось.

Беззвучно, как тонкий порыв ветра, рядом пролетела тень. Рухнувшая тишь оборвала склоки. Все затравленно притаились, тщетно высматривая что-то незримое, что возникло в сумраке.

— Зверь! Морок вернулся! — не выдержал кто-то, а короткий рык в темноте тут же подтвердил догадку.

Заключенные завопили, со связанными руками бросились врассыпную. Сторожа скучились, по-военному укрывшись щитами.

— А ну все по баракам! — приказал старший, надрывая голос, но зэки и так уж сверкали пятками на все стороны.

И чудище предстало пред людьми. Позволив взглянуть на себя секунду, черный морок сорвался с места так, что за ним вздыбилась земля! Четыре лапы разом ударили сторожа в грудь — тот отлетел через полдвора, а существо вцепилось зубами в плечо Рэя, прокусив измазанную кровью рубаху! На глазах у всех морок подбросил его словно куклу, перехватил в зубах.

Во тьме пылко блеснули хищные глаза. Одним прыжком зверь взмыл на крышу стольного дома вместе с добычей и унес трепыхающееся без сознания тело во тьму.

Первый день лета: разноцвет месяц

Северо-Восточный

Под горячими солнечными лучами оглушительно стрекотали кузнечики, в высоте, меж жемчужных облаков призывно итькал кречет. Высокое летнее небо светилось ровным, густым аквамарином.

Рэй нашел себя в кустарнике с угловатыми, острыми листьями. По телу ныли синяки и порезы. Он тронул запекшиеся ссадины на лице, поднялся, силясь припомнить произошедшее.

Перед глазами вспыхнула картинка: злобная тень отводит руку для удара, и заточка вонзается в живот девушке. «Лиша», — кольнуло в сердце. Он осмотрелся — местность вокруг была незнакома. Если трудовое поместье и стояло поблизости, отсюда его не было видно.

Стрекот кузнечиков забивал слух, не давая возможности припомнить события ночи. Как он-то тут очутился? Прихрамывая, он выбрался из зарослей. Плечо тоже саднило — под арестантской рубахой открылся ровный ряд следов, оставленных хищными зубами.

Он вспомнил всё. Нападение кандальников ночью, как Лиша, даже раненая, в очередной раз спасла его жизнь, как летела в слепой темноте кровь под ударами дубин. А затем явился двухвостый зверь.

Недоумевая, почему, а главное, зачем до сих пор жив, Рэй побрел вперед. Ужели чудище просто бросило его посреди леса? Дурак, с чего он решил, что оно уйдет или умрет после двух частей ритуала? Ведь ясно объяснили, что нужно прочесть все три! Даже там, в пещере, кто-то над ухом заставлял его читать, а он, никчемный герой, даже с такой задачей не справился.

Солнце согревало озябшее за ночь тело, но отчаяние и боль переполняли. Как же надоела эта беспомощность. Вспомнились слова Ярослава. Беги, сказал он, а тяжесть в кармане напомнила о подхваченной заточке. И в измученной душе опять нашлась воля. Он до боли сжал в кулаке железный осколок, решив поверить еще раз: «Это не конец моей истории».

Солнце вздымалось по чистому небу причудливого мятного оттенка. До омерзения погожий день разогревал душистый лесной воздух, пока герой пробирался сквозь чащу, не обращая внимания на паутину на лице, укусы насекомых и ноющие босые ноги.

Минула пара часов. Он не знал, в какую сторону движется, но исступленная решимость взыграла внутри, заставляя упорно шагать вперед. Страшился, что вот-вот, за следующей опушкой, за ближайшей елью, снова откроется знакомый простор лесоповала и бурый частокол рядом с рекой, и пристань с пришвартовавшейся шхуной. Не знал Рэй и о мерах, которые, после случившегося ночью, предприняли в поместье. Приходилось озираться, прислушиваться к окружению. Всё думал, коль поблизости окажутся преследователи из Бересты, ему, в таком-то состоянии, ни за что будет не оторваться. И накаркал. В стороне раздался шорох.

Герой пригнулся, затаившись в высоком ситнике. Не к месту припомнились и множественные предостережения о чудищах, что водятся в лесах. Плетни, шишкуны, лешие и кого только не встретишь в диком Северо-Восточном. Впрочем, кто бы знал, что чудище, которое давно уже идет за героем, окажется пострашнее всего, что обитает в этих лесах.

Несколько секунд герой скрывался. Вдыхая беззвучно, одним ртом; замер словно камень, даже сердце заставил биться приглушенно.

— И куда ж ты это держишь путь? — точно гром раздался подлинный человеческий голос.

Душа его замерла словно мышь, угодившая в кошачьи лапы!

Герой поднялся, понимая, что обнаружен, огляделся. Он должен быть уже в десятке верст от Бересты.

— Хм, даже забавно, что ты пытался спрятаться, — послышалось еще ближе, но трава, кустарники и ветви не позволяли увидеть источник.

Беглец нервно осматривался. Никого! Или он наконец-то спятил ото всего произошедшего? Нет, нельзя поддаваться оторопи. Волевым усилием он приказал страху отступить. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца! Он сжал в кармане железную заточку, готовый ко всему.

— Да здесь я, — уж и утомленно прозвучало за спиной.

Беглец озирнулся. Ярко-карие глаза смотрели на него с расстояния в один локоть! Рэй отшагнул, затаив дыхание.

— Ну, пошто же тебя на север-то понесло, болезный? — участливо поинтересовалась незнакомка. Ее лицо таинственно прикрывал накинутый капюшон. Она склонила голову на бок, и густая прядь цвета горячей осени тронула бледную щеку.

Захваченный врасплох, беглец продолжал пятиться. Девушка же, скрывая руки, да и всё тело под бурой, бесформенной робой, сделала два ловких шага и снова оказалась близко, едва не нос к носу. Он неуклюже подался назад, и под напором незнакомки уставшие ноги потеряли равновесие — герой рухнул наземь.

Пару секунд они взирали друг на друга. Он — с земли, недоуменно; она — сверху, пожалуй, презрительно.