За ночь любви с красоткой Эсмеральдой.

Без риска жизнь постыла и скучна…

Кто этой пошлости мальчишек учит,

Что по подъездам больше не бренчат,

А в виртуале Аль Капоне круче?

В стрелялки детские не доиграв,

Свободой опьянённый твой ровесник

За руль садится без мозгов, без прав,

По мокрому шоссе летит за двести.

И вот навечно покидая тракт,

На миг увидев небо голубое,

В могилу он летит не просто так,

А чьи-то жизни прихватив с собою.

Адреналин в запекшейся крови…

Грехов то ещё нет, к чему священник…

То подлость, глупость, как ни назови,

Но для меня нет этому прощенья.

От прозы жизни вылечит экстрим…

А так ли ты сынок, серьёзно болен?

А может, с крыши прыгать погодим,

Пивка попьём да мячик пофутболим?

От безрассудства долго ль до беды?

Быстрей крыла летят дурные вести…

В награду за какие уж труды

Тебе коляску выдадут в Собесе.

Что там за женщина на жалкие гроши

Содержит молодого инвалида?

Подмыть, одеть и накормить спешит,

Что жизнь прошла не подаёт и вида.

То ж мать твоя, что жизнь тебе дала,

Растила, как могла, гордилась… после

От горя поседела добела,

Ночной горшок из-под тебя выносит.

Представь, что ей ужасно повезло,

Увидела сынка не на картинке,

Когда каким уж там смертям назло

Ты выжил, и она не при могилке.

Посмотрите люди, как вокруг

Вытирают друг о друга ноги,

Как ещё вчерашний лучший друг

Графоманом выставлен убогим.

Странно мне другое, подлецов

Жаловать — душа не прикипела.

Что ж тогда отводим мы лицо,

Вроде как не наше это дело,

Если обижают где, шутя,

Малыша иль женщину унизят.

А что лезть, не наше ведь дитя,

Грязь чужая к вороту не виснет.

Только свисни, если наших бьют,

Но не тех из бывших, из вчерашних.

А сейчас не чокаясь нам льют

За того, кто прекратил быть нашим.

Кому завтра перебьют хребет —

Ты таким не мучался вопросом?

Колокол звонит и по тебе,

Если ты на подлость безголосый.

Сегодня всякие зажравшиеся особи

Разводят на угодьях лошадей,

Где раньше малышня с ногами босыми

Гоняла за околицей свиней.

Глаза у ней блестели антрацитами

Не с горьких слёз, терпела детвора

Любую боль, но плакал малец с цыпками,

Когда в ночное брат его не брал.

К чужой беде росли неравнодушными

Витьки, Митьки, Коляны, Васильки,

И было без компьютера нескучно им

Картошку печь в ложбинке у реки.

Теперь мальчишки бредят мерседесами.

Под благодатью, льющейся с небес,

Им не расти немытыми балбесами,

Об этом позаботился прогресс.

Перепелами с неба ножки Буша им.

В ночное не гонять им лошадей —

В объятия их ждут подвалы душные,

«Хромая лошадь», шлюшки, диск-жокей.

Уходит прочь уклад наш исторический.

Раздолье подменяющий комфорт

Несёт в мир образ жизни истерический,

Где места нет кострам у чистых вод.

Врожденный порок капитализма — неравенство в благосостоянии; врожденная добродетель социализма неравенство в нищете.

Главный недостаток капитализма — неравное распределение благ; главное преимущество социализма — равное распределение лишений.

(Черчилль)

— «Куда несётесь вы, кого решили бить?

Зачем в руках у вас тяжёлые ухваты?»

— «Да мы хотим вокруг всё так переменить,

Чтоб в мире этом больше не было богатых».

— «Мой дед-народоволец, ярый террорист,

Готов с царизмом был сражаться до победы,

Не истребить богатых был его девиз,

А сделать так, в стране чтоб не осталось бедных».

Допустим, изменился мир, достаток в нём

Такой, что с голода народ не умирает,

Одним на яхте виснуть, жвачка и спаньё…

Другим ютиться по лачугам и сараям.

Неравноправие оно ведь есть всегда

Там, где возможен у людей любой излишек,

Где валовый продукт течёт туда-сюда,

А оседает лишь в карманах у воришек.

Так, может, лучше свою долю в нищете

По карточкам иметь иль что-нибудь другое

И лучше пребывать в лишеньях, в тесноте,

Чем ощущать себя прислугой иль изгоем?

К чему меня готовят в собственной стране?

Ведь даже нищета условна, как бы люто

Тужить в родном краю ни довелось бы мне..

А второсортным быть — вот это абсолютно!

Так кто тогда был прав — мой просвещённый дед,

Иль тёмная толпа, бегущая с ухватом,

Что видела своё спасенье от всех бед

В том, чтобы не было чванливых и богатых?

Я за себя уже ручаться не могу.

Допустим, что Господь мне старому поможет,

Ухват из рук моих Он вырвет на бегу,

А как Всевышнему быть с нашей молодёжью?

Когда в державе нищеты, допустим, нет —

Вред от богатых, зависти извечной?

На сей предмет какой бы Черчилль дал совет,

Чтоб людям без нужды друг друга не калечить?

Вот спешат на службу люди.

На метро, в такси летят,

Суетятся, что на блюде

В одиночку съесть хотят.

Лихо крутит руль девица,

Всё стремится на обгон…

Как бы ей не подавиться

Тем солёным пирогом.

Пальцы веером — без вилки

Могут с блюда откусить…

Вам, братва, свои маслинки

В задницу б не получить.

Те, кто в гонке за мамоной

Душу продали уже,

Отрываются в бомонде

Пожирают бланманже.

Плод запретный, разрешённый —

Нету разницы для нас.

Всякий не умалишённый

Тянет, кто во что горазд.

Хмырь убогий, в попе ноги,

Встал до первых петухов,

Из соседской синагоги

Шкурки скрал, и был таков.

Весь взлохмаченный художник,

От попойки нет лица,

Расставляет свой треножник

И рисует два яйца.

Что он ел, когда — не помнит,

Тараканы в голове.

В городских каменоломнях

Пишет «Завтрак на траве».

Похмелиться б бедолаге,

Позабыть про пофигизм,

На холсте или бумаге

Строить свой капитализм.

Ну, а те, кому на стройку,

Что по морде кирпичом —

Ловят кайф с палёной водки,

Не жалеют ни о чём.

Им — менты б не доставали,

Да спине чтоб горячо.

Эти в жизни наковали

На тарелочку харчо.

Люди, люди — вещь на блюде,