Огороженных гектаров и заборов

На своём не встретишь ты пути.

Не в пример тому как вы орёте,

В незагубленном березняке

Ты услышишь — девушки и тёти

Будут петь на русском языке.

Мы пойдём на прудик, рядом сядем,

Станем там карасиков тягать,

Никакие в униформе дяди,

С нас не будут деньги вымогать.

По домам разъедутся из Раши

Те, кто наши дворики метут,

В их горах заблудшие барашки

Вновь своих хозяев обретут.

Русью станут звать державу нашу…

У таких чудес одна беда —

Сказка это то, что было раньше

И уже не будет никогда.

Да будет жив пророк, чей глас не слаб,

Ложь власть имущего готов он выжечь лавой.

И зябко ёжится опущенный завлаб,

Допущенный до управления державой.

Да будет жив имеющий сказать,

А не чужое указание озвучить.

Кто не гнушается визжать и зад лизать

Не озадачится своею долей сучьей.

Не то — пророк… О мерзости молчать

Не может он, когда внутри вулкан клокочет,

Слюною брызжет рот, бьёт в голову моча,

Бежит он немоты своей и многоточий.

Предвидя неизбежный свой конец,

Глас вопиющего спасается в пустыне.

В отечестве своём провидец не жилец,

Но смысла прозябать не видит на чужбине.

В стенаньях за родимый окоём

Он чаще не мудрец, а просто неврастеник…

Да будет жив пророк в отечестве своём! —

Всё лучше чей-то глас, чем мерзость запустения.

Хочешь мира — готовься к войне!

Эта истина век непреложна,

Хоть понять её вовсе несложно,

Что тогда в ней не нравилось мне?

Или может с советских времён,

Я страною своей не гордился?

Иль когда в институте учился,

Избежал я армейских погон?

В меня молотом вбил комсомол

Отвращенье ко всяческим блокам,

Говоря — ты не ястреб, а сокол,

Хотя был я лишь гол, как сокОл.

Двадцать третье тогда февраля

Власти праздиком не назначали,

Только в рупор с трибуны кричали,

Что священна родная земля.

Мы не бились как рыба об лёд

И не верили в разные сказки,

Но гордились за остров Даманский,

Отразивший китайский налёт.

Не спасли нас ни «Тополь», ни «Град»,

Ведь у власти предатели были

И страну изнутри развалили.

Не помог Неизвестный солдат.

Где былинные богатыри,

Что спасут край родной от бесчестья?

Или нам олигархов поместья,

Что подростку прыщи и угри?

Как отпор дать заморской шпане?

Как страну возвратить нам обратно?

И звучит по России набатом:

Хочешь мира — готовься к войне!

Хочешь мира, готовься к войне.

Тот, кто это считает химерой,

Пребывая рабом на галере,

Пожалеет об этом втройне.

Очень плохо, когда не успеть,

А война неизбежно случится —

Победить тогда нужно, сплотиться

И к грядущей готовиться впредь.

Вирус бродит по Европе,

Это штамм капитализма.

И уж загнана нам в попу

Очистительная клизма.

Той болезни метастазы

Выжечь прочь калёной сталью

Вместе с собственной заразой

Нам помог бы новый Сталин.

С этой скверной не напрасно

Мы воюем до упада —

Дежавю дождёмся Маркса,

А вот Ленина не надо…

Много в людях накопилось

Злобы античеловечной,

И боюсь, в них этот вирус

Инфицирован навечно.

Дошёл ты в этой жизни до предела,

Гнить на чужбине — твой удел таков,

А умирать тебе, как всем, хотелось

Вблизи тебя взрастивших берегов.

Намерения лучшие благие

В жизнь воплотил ты вовсе не за тем,

Чтоб после попрошайку-ностальгию

Гнать от себя, не ведая проблем.

Назвал себя ты мира гражданином,

За прошлое не чувствуя вины,

Букетом возомнил себя жасмина,

Кому уже и корни не нужны.

Смывая с рук следы от перегноя,

Оправдывая выбранный свой путь,

Представился ты жертвенным героем,

Чтобы себя и прочих обмануть.

Пути же Бога неисповедимы.

Где умереть — особый интерес.

Не мне судить о доле пилигрима,

Что на свою могилу тащит крест.

Кружат, кружат вороны, что им не кружить?

Сытые довольные… Хочется пожить

Каждому, да радости мало от жилья…

Стонет в безотрадности Родина моя.

Стянутый поддёвкою новый Прометей

Мается исклёванной печенью своей.

Отчины беспутные дети-мужики

Пьём мы до бесчувствия в праздник и с тоски.

Если бы не воронов метка на челе,

Так бы и лежали мы на сырой земле,

Тискали бы родную, долюшку кляня…

Нет, российский подданный, то не для меня.

Не найти сочувствия к слабости, мой друг,

К жизни равнодушия сбрось с себя недуг,

Как былинный пращур твой стань богарырём,

От заморских ящуров защити свой дом,

От поганой нечести, что кругом кишит.

Разомни конечности, чай, не инвалид.

За родную сторону бейся не шутя.

Ну, а что до воронов — сами улетят.

Народного счастья отец и коваль

Свой вывел закон гравитации:

Отвесная власти ведёт вертикаль

В тюрягу и без апелляции.

Наверх карьерист через задний проход

Как глист проползёт, не замажется.

Но верит народ, что моральный урод

В местах отдалённых окажется.

Сорвётся он вниз, как мужик со столба,

Что жиром натёрли заранее.

Подобная ждёт казнокрада судьба

И нет воровству оправдания.

Вам то подтвердят толоконные лбы

И прочие при полномочиях.

Про тех же, кто жиром намазал столбы,

Про них промолчу ближе к ночи я.

С большой трибуны раздаётся речь —

Когда народу мы дадим излишки,

Начнёт их милый трепетно беречь,

По крохам собирая на сберкнижке.

Из Интернета будет он качать

Не голых баб, а деловое чтиво

И сможет жизнь свою с нуля начать,

Ему лишь предложи альтернативу.

Сгоняет родный в Галатасарай,

Где на ура продаст свои матрёшки.

В родном краю наступит сытый рай,

Где каждый будет с миской и при ложке…

А может, хватит задницу смешить?

Ей хорошо, когда она без вилки.

И после смерти русский будет пить,

Из рая в ад гоняя за бутылкой.

И китайская стена небесконечна,