I

Однажды холодным осенним днём 1835 года Эфраим Эшли, разведчик на службе Соединённых Штатов, осторожно прокладывал путь через обширный участок, покрытый деревьями, подлеском, трясинами и болотами, в которых брала своё начало текущая по Флориде река Сент-Джон, которая течет на север по озёрам и лагунам к устью в её северо-восточной части, недалеко от современного города Джексонвилля.

Этот разведчик, вооружённый ружьём, пистолетом и ножом, облачённый в грубую, прочную домотканую одежду, вошёл в страну воинственных семинолов, которые, по слухам, поднялись против правительства и разоряют поселения, по причине, о которой сказано будет ниже. Он прошёл через много схваток с краснокожими, от которых, как он знал, пощады ждать не приходилось – это он знал настолько хорошо, что чувствовал себя обязанным отвечать тем же, и следует отметить, что за свою военную карьеру он поступал так не раз.

На Эфе была пара тяжелых кавалерийских сапог, которые доходили ему до середины бедер, и они были настолько хороши, что, хотя он прошел много миль по болотам и лужам, его ноги оставались почти сухими. Будь это даже иначе, его бы это мало волновало, но они служили ему и другую службу, очень важную. В любой момент он мог вспугнуть ядовитую змею, и они часто нападали прежде, чем он успевал отскочить в сторону, но их клыки были бессильны против его кожаных доспехов, и он только улыбался, когда не спеша расправлялся с ними.

Эф знал, что выполняет одно из самых опасных в своей жизни заданий. В любой момент он мог повстречаться с семинолами – с одним или с дюжиной, если только не проявит крайнюю осторожность и не использует все свои навыки жизни в лесу, которыми он владел в совершенстве и благодаря которым он стал самым ценным разведчиком во всей армии.

Полдень только что миновал, и он бесшумно пробирался по сравнительно возвышенной местности, где было меньше зарослей, чем обычно, когда остановился так резко, словно услышал на тропинке прямо перед собой хорошо знакомое жужжание кроталуса1. Однако на деле ничего подобного не было, и взгляд зорких серых глаз, ни справа, ни слева, ни за спиной и даже среди нависающих ветвей, не заметил ни малейшего признака присутствия человека, зверя, птицы или рептилии, хотя в этой части страны их было предостаточно.

Что же так напугало этого ветерана? Если бы его попросили это объяснить, он бы сказал, что его внезапно охватило некое чувство, внезапно охватившее его, игнорировать которое было бы смертельно опасно. Много лет назад он однажды посмеялся над этой необъяснимой нерешительность, если не робостью, и это привело к тому, что он до конца своих дней суждено было ходить с обезображенным лицом. Более он не считал пустяками предостережения своего ангела-хранителя.

– Это один из этих проказников, – подумал он про себя; – я точно не знаю, где он, но он совсем рядом и собирается взять меня на мушку, и, как бы то там ни было, я не пропущу это удобное укрытие.

Он имел в виду гигантский кипарис диаметром в несколько футов, который стоял справа от него на расстоянии вытянутой руки. Его узловатые ветви были увиты изящными кружевами испанского мха, которые порой спускались почти до самой земли, и в целом это было одной из самых красивых картин, которые только можно увидеть в субтропических лесах юга.

Приняв такое решение, разведчик действовал быстро. Один легкий, пружинистый шаг – и дело было сделано. Примечательным было то, что если место, с которого угрожала опасность, находилось сбоку или сзади, этот ствол никак не мог его защитить: обороняться он мог только спереди, и у него не было ни малейшего сомнения в том, что удар будет нанесен именно с этой стороны.

Невозможно было представить более поразительного доказательства его мудрости, чем то, что произошло в тот самый момент, когда он бросился в укрытие. Тишину разорвал грохот ружейного выстрела, и пуля сорвала кусок коры в нескольких дюймах от его лица.

– Я так и знал, – пробормотал разведчик, собравшись.

Он заметил, что рядом с кипарисом, несколько меньшей толщины чем тот, что служил ему укрытием, и находившимся на расстоянии не более ста футов, поднималось полупрозрачное голубоватое облачко дыма, что и указывало на точку, откуда в него стрелял враг.

Теперь читатель должен помнить, что в то время, о котором мы пишем, не было известно ни о самозарядных винтовках, ни о казнозарядных. В качестве оружия использовались кремневые ружья, заряжаемые с дула – такими воевала наша армия ещё во время войны с Мексикой. Соответственно, когда человек разряжал свое оружие, он был беззащитен до тех пор, пока ему не удавалось засыпать порох и вогнать вторую пулю в ствол своего ружья и насыпать порох на полку, а на всё это, какими бы опытным ни был охотник, уходило самое меньшее несколько драгоценных секунд.

И, конечно же, никто не осознавал этого лучше, чем Эф Эшли, в руках которого было заряженное ружьё и который имел огромное преимущество перед своим врагом. Едва поняв, откуда прилетела пуля, он выскочил из-за кипариса и бросился к другому дереву. Если бы у его противника было второе ружье или если бы противников было двое, этот маневр стал бы для разведчика смертельным, но он знал, что делает.

Можно сказать, что индеец, который выстрелил и промахнулся, оказался в безвыходном положении. Оставаться на месте он не мог, и с наполовину заряженным ружьем развернулся и помчался, как вихрь, через лес, направляясь к глубокому ручью, который был одним из многочисленных притоков реки Сент-Джон. Он, должно быть, прекрасно это знал, поскольку был знаком с этой местностью лучше, чем сам разведчик, но не сворачивал ни вправо, ни влево, а направлял все свои силы на то, чтобы бежать по земле со всей возможной скоростью, и было понятно, что он был необычайно проворен, поскольку его преследователь не мог сократить разделявшее их расстояние.

Поняв это и опасаясь, что беглец ускользнёт от него, Эф резко остановился и вскинул ружье к плечу. Но, похоже, в тот день ему пришлось столкнуться с превратностями судьбы, хотя, возможно, судьба была к нему добрее, чем он предполагал.

Сосредоточив все свое внимание на убегающем семиноле, преследователь не мог смотреть себе под ноги, и его положение было похоже на положение знаменитого капитана Джона Смита из Виргинии, когда тот отступал перед индейцами. В тот момент, когда он наводил на цель своё ружьё, он слегка споткнулся, и его прицел сбился с цели. Индеец в это время бежал зигзагами, сворачивая то вправо, то влево, чтобы уклониться от выстрела, которого он ожидал каждую минуту, но его мелькающая фигура не смогла бы ускользнуть от меткого стрелка, если бы не упомянутая выше неудача.

Ружьё выстрелило, но пуля зацепила лишь одну из веток в дюжине футов над головой семинола, который, подпрыгнув высоко в воздух, издал пронзительный вопль и быстро скрылся из виду, продолжая бежать по прямой к глубокому ручью, о котором шла речь.

Одним из незыблемых правил жизни Эфа Эшли было никогда не двигаться с места после выстрела из ружья и вообще ничего не делать, пока он его не перезарядит. Поэтому он на мгновение остановился, торопливо высыпал немного пороха из рога на ладонь правой руки, наклонил ствол и позволил черным крупинкам попасть в ствол. Затем он выхватил шомпол из-под ствола, где он был прикреплён, и, сунув в ствол войлочный пыж, несколькими толчками уплотнил порох. После этого он заложил в ствол круглую пулю, прижав её другим пыжом, подсыпал порох на полку, опустил кремень, плотно заткнул горлышко пороховницы, и теперь ружьё было заряжено и курок взведён – всё это заняло всего несколько секунд.

Делая всё это, разведчик пробормотал несколько выражений, выражавших его нетерпение, и следует признать, что у него были на то веские причины, но он ни в коей мере не был обескуражен этим неожиданным поворотом событий. Он заметил, в каком направлении бежит семинол и решил, что, скорее всего, тот с него не свернёт. В любом случае бежавший оставлял за собой такой четкий след, что идти по нему было легко.