Чувства, простые человеческие чувства. Их бог не принял во внимание, а зря... Вмешались они, влезли гадюкой в душу парня, и порушили все планы. Любовь поселилась в сердце избалованного божественными родителями разгильдяя, и полностью изменила его сущность, сделала из бога, человека, из бессмертного, простого смертного. И ведь на кого глаз положил паршивец? На обычную земную девушку, еще и изуродованную, нет бы красавицу выбрал, так нет, влюбился в искреннюю душу, пиявкой присосался.

Кто мог ожидать подобного, от того, кто никогда не умел любить, кто смотрел сверху вниз на все, что твориться в Яви? Смотрел на людей, как на недостойных внимания букашек, копошащихся в своих мелких житейских проблемах, достойных лишь нести требы к идолу, питая энергией своего бога.

Сначала Перун думал, что это просто блажь, чувство вины, от того, что натворил по глупости, заполнило душу внука, но нет же, это действительно оказалось искреннее чувство, и Лель подтвердил, такую ненужную в данный момент, такую красивую, но глупую, и в конце концов приведшую на смертное ложе проклятую любовь.

И что теперь делать? Сколь не морщи лоб, ничего не приходит на ум.

Он сидел в задумчивости, теребя седую бороду, когда пространство разорвалось кляксами вспыхнувшего мрака, и оттуда, на него накинулась черная тень смерти. Такой он Морену еще не видел. Злоба полыхала в горящих гневом глазах, губы растянулись в хищном оскале, а слова плевками укоризны били прямо в божественную душу.

— Как ты мог?! Как посмел?! Ты думаешь, о чем угодно, но только не о семье и внуке! Для тебя дела пантеона, важнее собственной семьи?! Как ты мог просмотреть опасность?! Как ты мог допустить, чтобы нашим посланникам, на которых возлагалась такая надежда, грозила смерть?! Будь ты проклят! Нет тебе прощения! От их возвращения завесила жизнь сына. Моего сына, и твоего внука! Ты отравил меня в Навь, заняться делами, и отвлечься, пообещав внимательно смотреть за происходящим, и что в итоге? Их едва не убили! — Она срывалась то в зловещий шепот, то в крик. — Ненавижу тебя!!! Ты недостоин быть богом! Ты недостоин быть дедом!

— Охолонись! — Рявкнул Перун, и встал нависнув грозной тучей над разъяренной невесткой. — Такого никто не мог ожидать. Нашествие упырей началось внезапно, и то, что его проморгали, вина всех богов, а не меня одного. Ты тоже не увидела опасности. Чего же не винишь себя?

Это естественно, что оборотень сорвался. Раздраженность, и недоверие Ратмира, можно понять. На него свалилась внезапно огромная ответственность, как за стаю, так и за безопасность людей из окрестных деревень. Он просил нас помощи, но мы остались глухи, поглощенные собственными заботами, оставив его один на один со свалившимися внезапно проблемами, а тут еще приходят к нему непонятные личности, которые говорят, что посланы нами, богами. Ты понимаешь?.. — Он выпучил налитые злостью глаза и скривил губы. — Богами, которые были глухи к недавним его молитвам... Мы ведь даже не дали нашим посланникам никаких доказательств, ничего, что бы подтверждали их правоту. Вот и не поверил оборотень, подумал, что подсылы они вражеские.

— Не ори на меня. — Морена внезапно успокоилась, и как-то сникла. Она опустилась на появившийся из пустоты, резной табурет. — Меня так измотали последние события, что я взрываюсь по любому поводу. Боюсь уже вершить суд, над молящими меня о справедливости прихожанами. Боюсь сорваться, и натворить глупостей. Мой сын между жизнью, и смертью, а последнюю надежду на выздоровление едва не убили. — Она вздохнула, посмотрела в глаза свекра, и внезапно заплакала. — За что все это мне? Чем прогневала я высшего, что он посылает такие испытания?

— Успокойся. — Перун подошел ближе, поднял ее, и обнял. — Все уже закончилось. Девана успела вовремя. Им осталось только забрать в полнолуние цветок и вернуться. Кикимора сварит зелье, и Богумир поднимется.

— Я боюсь, что все это бесполезно. Верю и боюсь одновременно. — Морена уткнулась в могучую грудь свекра, и зарыдала, не сдерживая больше слез. — Мой мальчик! Мой бедный мальчик! Я не переживу его смерти.

— Все будет хорошо. — Погладил ей голову бог. — Верь. Даже если кикиморово зелье и не поможет, мы все равно найдем способ вернуть Богумира к жизни. Должен быть еще способ. Не мог Род, ни оставить возможности тому, кто страдает и верит. Высший суров, но справедлив, и я ежечасно молюсь ему, вот и ты молись. Надо верить, в этом наша сила.

***

Все произошло на столько молниеносно, что Храб не успел, не то, что схватится за меч, но даже испугаться. Серая молния тени волка, сбила его вместе с конем на землю, и не успел моргнуть парень глазом, как когтистая лапа вдавила его в траву, наступив одной лапой на грудь, а второй, то же самое сделав с побледневшем как мел, валяющимся рядом Филькой. Острые клыки нацелились в незащищенное горло новика, а красные от злобы глаза прожгли душу огнем ненависти:

— Кто вы такие?! Только не надо мне врать про посланников богов, те давно уже молчат, и не отзываются на молитвы. — Он рыкнул, и щелкнул зубами. — Или вы скажите мне правду, или я вытяну ее из вас вместе с жилами, срывая медленно, лоскутами кожу.

— Мы правду говорим. — Забился в панике домовой. — Могу поклясться чем хочешь.

— Отпусти их, зверюга! — Отчаянно кинулся в этот же момент, в глаза Ратмира светлячок, но оборотень лишь мотнул мордой, ударив назойливое насекомое носом, и тот, как мячик улетел в лес, где, врезавшись в ствол сосны, свалился в еловые иголки без чувств.

— Не дергайтесь. — Прорычал Ратмир. — Еще одна такая попытка, и я окончательно разозлюсь. Для того, чтобы узнать правду мне хватит и одного из вас. Остальные не нужны, и я порву им глотки.

— Ратмирушка, они обманом ко мне подошли, не виноват я. — Пятился в сторону леса леший. — Прости за недогляд. Тати они. Лжой промышляют.

— Молчать, твои оправдания сейчас лишние. Мне самому еще пока ничего не ясно. — Скосился на него оборотень, но тут же вновь склонился над Храбом, прикусив ему клыками горло. — Я жду?!

— Мы правду сказали. — Сдавленно прохрипел тот. — Лжу говорить не обучены. — Глаза парня закатились удушьем. Можешь убить, но другого не услышишь.

— Правду мы тебе сказали, истинную правду! — Заверещал Филька. — Отпусти его! Помрет ведь! Потом каяться будешь, а назад не вернешь.

— Отпусти немедленно! — Внезапно прозвучал за спиной женский голос. Они действительно наши посылы. — Богиня охоты, вытянув в приказе руку, медленно наливалась голубоватым светом.

— Девана? — Волк мгновенно перекинулся в человека, и отпустив жертву склонился в почтительном поклоне. — Ты?.. По что не откликалась на молитвенный зов? По что покинула стаю в трудное время? — Полный укоризны голос, глухо прозвучал в наступившей тишине.

— Помоги светляку. — Кивнула в сторону лешего богиня, игнорировав вопрос. — В чувства его приведи. — А вы вставайте, больше вас никто не тонет, отныне вы гости в стае. — Посмотрела она на не смеющих подняться Фильку, и Храба. — Ты почему стал таким злобным? — Она перевела взгляд на оборотня. — Я виновата, это верно, но просить прощения не буду. Ты в мое отсутствие обязан был следить за порядком, а вместо этого гостям глотки рвешь. Что с тобой, Ратмир? Ты был всегда выдержан в поступках.

— Упыри. — Пробурчал обиженно тот. — Напасть какая-то, не было досель столько их. Как саранча налетели, едва деревни оборонять успеваем. Их словно выпустили от куда-то, и натравили на нас злые силы. Стая не справляется, тебя не докричаться, а от людишек сама знаешь, проку мало, медлительны, слабы, и трусливы, да и показываться нам им в истинном облике запрещено.

— Знаю, — кивнула богиня. — Будем разбираться с нечистью, но это потом, а сейчас пошли кого-нибудь показать гостям дорогу к Перунову цвету. Надобен он им. То воля батюшки моего, самого Перуна.

— Идемте. — Развернулся Ратмир к поднимающимся с земли друзьям. — Сам укажу дорогу, коли вы не подсылы вражеские, а истинные посланники богов. Зла на меня не держите, много слишком в последнее время гадости в лесу скопилось. Приходится боронится.