Только дело все в том, что сосед этот – гражданин совершенно иных взглядов. Характер у него – не приведи господи – ворчливый. С соседями общается неохотно, а при встрече вместо приветствия что-то бурчит себе под нос. Часто уезжает из дома на обшарпанном велосипеде с большими колесами и слегка погнутой рамой, и обязательно привязывает к ней старую непонятного цвета капроновую сумку-авоську. В общем и целом – грубый старый дед. По крайней мере ребятам казалось, что сосед их ровесник трамвая, которому около трамвайного депо установлен памятник. А ему, трамваю, на минуточку, больше ста лет! Поэтому и речи не могло идти о том, что этакий вот брюзга чем-то захочет поделиться.
При таком обстоятельстве он был сродни Кощею, чахнущему над златом, но не тратившим его, довольствуясь мыслью о том, что злато есть и оно принадлежит только ему. Только вот добро Кощея при нем и хранилось, а «золотая» алыча хоть принадлежала соседу-ворчуну, тем не менее регулярно переходила в пользование мух и всяких там жучков-червяков, потому что перезревала и осыпалась на землю. Это обстоятельство не давало покоя нашим ребятам. Что они, хуже насекомых, что ли?! В общем, дед – сам себе на уме.
Что может быть хуже человека, как такой ворчливый сосед. Но, оказывается, может. И это не кто иной, как его дворовая собака: маленькая, облезшая бесформенная собачка черного цвета с проседью неизвестной науке породы. Такой, знаете ли, зазаборный исполин ростом с травинку, но с гонором динозавра. Особенно тогда, когда ей ничего не угрожает – она же за забором.
Всякий раз, когда наши герои играли в уличные игры, особенно пиная мяч (а играть очень удобно было именно в переулке), он обязательно с ускорением отлетал к забору этого соседа и, эффектно ударяясь о него, как будто нарочно издавал звенящий шлепок, от которого калитка в заборе впадала в танец трясущихся орангутангов. Этот ритуальный танец калитки вызывал злых духов в лице той самой собачки, которая затевала такой истошный лай, от которого стоял звон в ушах. В общем, все было против заветной встречи наших друзей с алычовым деревом. Между ними была непреодолимая преграда из чуднОй собаки и не менее чуднОго соседа.
На этом рассказ можно было бы и закончить. Но давайте не забывать об инстинктах, о которых мы ранее говорили, и тех самых хромосомах, которые активизировались в наших неутомимых героях. Подумаешь – пропасть! Двое против четверых – не такая уж и проблема.
***
Костер, разведенный рядом с шалашом, слегка потрескивал из-за сырых веток, подмоченных небольшим летним дождем, прошедшим в городе с самого утра. Около него полукругом на камнях из ракушечника, являвшихся когда-то частью стены полуразрушенного старого здания, которое было каким-то учреждением (то ли туристическим бюро, то ли парикмахерской), и не так давно принесенных ребятами к шалашу, восседал совет трех заговорщиков.
Руслан, Родион и Миша запекали в костре картошку, принесенную Русланом из дома. Андрей пока где-то задерживался. Солнце уже остывало, погружаясь в море где-то в районе горизонта, окрашивая оранжевым цветом лениво висящие облака, поэтому легкие сумерки усиливали отблеск пламени горящего костра на юношеских лицах наших героев. Но такая на вид благолепная картина вовсе не означала, что ребята просто наслаждаются запеканием картошки и созерцанием чудес природы. В их головах зрел план справедливого возмездия. Общественно полезный запас в виде алычи должен быть непременно изъят и передан в пользу общества, правда, состоящего из них самих!
– Нам нужен четкий план, – сказал Миша. – Без плана ни одно серьезное мероприятие не обходится, – со знанием дела отметил он.
– Согласен, – поддержал инициативу Руслан.
– Какой такой еще план? – с интересом спросил Аккордеон.
– План операции по проникновению на территорию врага, то есть деда (так между собой они называли уже знакомого нам соседа).
– Кхм… – почесал задумчиво подбородок Руслан. – Что ж, план требует детального знания местности предстоящих боев.
– Каких боев?! – всполошился Аккордеон, – мы что, сражаться с дедом будем что ли?!
– А как же иначе, только в честном бою мы сможем одолеть врага и завладеть его трофеями – съязвил Миша.
– Аккордеон, ну у тебя точно вместо мозгов ноты в голове, – улыбаясь, сказал Руслан. – Про бои просто к слову пришлось. Никто сражаться не собирается, а наоборот, наша операция должна быть скрытная, секретная.
– Секретная операция? – тихим голосом спросил Аккордеон. – Мы что, будем оперировать кого-то, что ли? А кого – деда или собаку?
– Аккордеон, – раздраженно сказал Миша, – я вот смотрю на тебя, вроде взрослый мужик уже, а ума – с козявку. Операция означает организованное действие, а чтобы оно было организованным, нужен план действий, то есть мы должны все договориться что, кто и в какой последовательности будет делать.
– И ничего не с козявку у меня мозг, – обижено проворчал Аккордеон, – а очень даже нормальный большой мозг.
Похоже, что теперь его заботило только это обстоятельство.
– Ладно, проехали – сказал Миша. – Мы должны спланировать, как мы подберемся к алыче, чтобы нас собака не услышала, и как мы уйдем оттуда незамеченными.
– А дед? – спросил Руслан.
– Что, дед? – не понял вопроса Миша.
– Ну кроме собаки есть еще и дед, который может нас заметить.
– Дед почти каждый день куда-то уходит, ты же сам знаешь. И надолго. И мы как раз воспользуемся моментом, когда он снова уйдет. Поэтому дед для нас не проблема. А вот собака – это да.
Руслан веткой стал выкатывать картошку из костра, которая, по его мнению, уже была готова.
– А где «бабушкин пирожок»? – спросил Аккордеон. – Он собирался с нами сегодня картошку запекать.
– Да кто его знает, – пожал плечами Миша, – может, опять дома трескает бутерброды и заедает их борщом.
Ребята засмеялись.
– Ага, сейчас доест и придет нашу картошку вместо десерта есть, – сказал Руслан.
– Ну тогда надо нам быстро с ней разобраться, а то голодными останемся, – перебрасывая с ладошки на ладошку, остужая свою картошку, сказал Миша. – Поедим и начнем планировать.
Картошка хорошо пропеклась, и ребята с удовольствием уплетали ее. Ели молча, но каждый из них продумывал идеи предстоящей партизанской вылазки, представляя, как будет руководить процессом, раздавая команды налево и направо. И как потом в торжественной обстановке будет справедливо делить трофейную алычу.
Размышления прервал шелест спешащих ног. Из темноты (к этому моменту уже порядком стемнело) возникло долгожданное явление в лице Андрея. Запыхавшийся, он присел на свободный камень и с выдохом сказал:
– Фуф! Привет, пацаны!
Родион положил руку на плечо Андрея:
– Ну как, вкусные бутерброды? – и посмотрел на Мишу с Русланом, улыбаясь и ища у них поддержки.
Андрей непонимающе посмотрел на него:
– Какие еще бутерброды?
– А которые ты трескал, пока мы тут планируем важную операцию, – и пристально, придавая строгость взгляду, уставился на Андрея.
– Аккордеон, у тебя что, ноты вместо мозгов? Какие еще бутерброды?! – с напором спросил Андрей.
Родион аж подскочил, с досадой повышая голос.
– Да что вы привязались к моим мозгам?! Мозги как у всех. Если я музыкой занимаюсь, то сразу ноты в голове? А ты, Андрей, если любишь поесть, у тебя что, тефтели вместо мозгов?! А?! – набирал обороты, подобно бронепоезду, Родион.
– Ладно тебе, Аккордеон, чего ты взъелся, я же по-дружески? – примирительным тоном обратился к нему Андрей. – И вообще, кого вы тут оперировать собрались? – непонимающе посмотрел Андрей на друзей.
И ребята одновременно засмеялись.
– Тебя, Пирожок, после того, как ты съешь оставшуюся картошку, – сказал Миша и пододвинул к Андрею лежащую на сложенном газетном листе завернутую в фольгу картофелину. – Больше не осталось, извини, долго тебя не было.
– Да я… это… – начал неуверенно объяснять Андрей, – тут я утром шел из библиотеки, относил книжку и увидел недалеко дерево, а на нем вишня растет очень низко. Ну я и стал ее собирать, а когда насобирал, подумал, чего ее домой нести, здесь и съем. Но вишня была очень пыльная. Я тогда на фонтан побежал, ну тот, который у площади, и помыл в нем вишню. Там же около фонтана и съел ее. Вот, – закончил свое повествование Андрей.