— Не знал про сие, — ответил я чистую правду.

До вчерашнего дня не знал, пока «список» не получил, иначе сразу бы моральные нормы губернатору выправил. Ишь чего удумали! Теперь те, кто не мог себе позволить выкинуть от двух до двадцати рублей — в зависимости от места на «трибунах» — думают, что инициатива исходила от меня: им просто в голову не придет, что «злые бояре» обнаглели настолько, что монетизируют наследника без уведомления самого наследника. Кого-то напоминает? Не, это ложные аналогии!

— Совсем совесть потерял Леонид Константинович, — вздохнул издатель. — Газету через его вмешательство два года открыть не мог!

— Газету согласовывает Петербург, и, судя по документам, препоны чинились законные, — осадил я Емельяна Федоровича.

Законы для частных газет у нас специфические, но, покуда закон в юридической силе, соблюдать его нужно обязательно, пусть даже он никому не нравится — так государство и работает, это же аппарат принуждения, сиречь — репрессивный, и чем-то добрым и сказочным его считают только закостенелые либералы и ушибленные идеалисты. Государство — это неизбежное малое зло, которое не дает людям творить зло большое.

— Безусловно, Ваше Императорское Высочество! — поспешил согласиться Кудрявцев. — Виноват.

— Продолжайте, Емельян Федорович, — велел я.

— Так точно! До 88 года на центральных улицах фонари стояли со стеариновыми свечами, Леонид Константинович деньги на их содержание из казны запрашивал, да фонари-то не включали — темень стояла. Ныне на керосиновые заменили — под это дело да на закупки керосина також из казны деньги выделялись, но губернатор ими неясно как распорядился — на керосиновые фонари с нас собирал. Мы, Ваше Императорское Высочество, родному городу завсегда помочь рады — сердце радуется оттого, что хорошеет он, на это никаких капиталов не жаль, но казенные-то деньги, получается, не туда пошли!

— Казну грабить — все равно, что царю в карман залезать, — покивал я. — Городское освещение, состояние дорог, мосты да дамбы — все это Империя своим подданным обеспечивать должна, посему ваше возмущение я разделяю.

— Тротуар замены требовал — мы денег собрали, досок закупили, а губернатор доски конфисковал, мол, не подходят для тротуара, — продолжил жаловаться издатель. — Потом из казны другие заказал, по двухкратной цене, у лесопильщика Илларионова — Леонид Константинович его сыну крестным приходится, Илларионов в губернаторский дом с подарками каждую седмицу захаживает.

Классика — госзаказ надо давать человеку, который сможет занести «откат».

— А те доски куда девал? — спросил я.

— В замок тюремный, каторжанам на поделки.

Вчера на выставке видел работы зэков — шкафы, столы да стулья резные очень хорошие производят. Выручка с этого добра по идее должна делиться между тюрьмой и городом — зэкам прибавка к содержимому котла, городу — немножко бюджета.

— А деньги с полицмейстером на двоих поделили! — подтвердил подозрения издатель.

Не английский ли шпион наш Леонид Константинович, с такой-то хитрожопостью? Не, просто один из тысяч высокопоставленных ворюг-чиновников, которые воспринимают вверенный им кусок Империи как дойную корову.

Зэк — он тоже подданный, и многие из них попадать обратно в тюрьму не хотят, после освобождения попытавшись встроиться обратно в нормальную жизнь. Получится не у всех, и голодный паёк в обмен на добросовестный столярный труд им точно энтузиазма не добавит.

— А что за история с электричеством? — спросил я. — В «списке» об этом как-то мутно изложено.

— Виноваты, Ваше Императорское Высочество, — устыдился «мути» Емельян Федорович. — Знакомый вам Николай Герасимович Гадалов электростанцию себе выписал — первую в Сибири, как вам известно.

— Известно, — подтвердил я.

— За свои деньги купил, за свои содержит, — продолжил издатель. — Свободные мощности не жалеет — доброю волею своей присутственные места к своей станции подключил, ни копеечки за то не потребовал.

— Так, — кивнул я.

— А потом Леонид Константинович начал с проверками захаживать, мол, почему машина в грязном состоянии содержится, а провода воздушные, мол, ниже, чем надо провисают.

Тоже классика — до получения взятки такие проверки не прекращаются.

— Пришлось, стало быть, Николаю Герасимовичу и до губернаторского дома провода тянуть, к своей машине подключать, да лампочки системы Эдисона из Америки с запасом выписывать — Леонид Константинович, чай, лампочки сам менять не станет. И пес бы с ним, да вместо дома губернаторского театр подключить должны были — к театру Николай Герасимович большое расположение питает.

А вот это уже скорее всего манипуляция — интегрировали мою любовь к театру в жалобу, чтобы усилить. Что ж, после смены губернатора театр получит электрификацию — сами же напросились, придется делать. Заодно становится ясным личность главного смутьяна — собственно купец Гадалов, который, как ни крути, умница — из своего кармана прогресс в масштабах города обеспечивает. Надо будет ему личное дворянство пробить, за электрификацию присутственных мест — машина-то топливо и расходники жрет. Как минимум «присутственные» лампочки за счет казны закупать надо — это распоряжение тоже отдам, китайских денег на ближайшие пять лет оставлю, а то правда нехорошо получается.

— Достаточно, Емельян Федорович, — прервал я поток жалоб. — Доволен я тем, что честные патриоты Красноярска нашли в себе храбрость донести прискорбные сведения о жадности Леонида Константиновича. Теперь давайте о вашей типографии поговорим. Примерно через месяц прибудет в Красноярск оборудование типографическое. Я его вам передаю, для расширения. Газета у вас замечательная, но ёмкость рынка наращиванию тиражей не способствует. Посему будете книгопечатание осваивать — конкретные произведения я вам укажу, финансирование выдам. Книги из вашей типографии должно будет передавать в библиотеки да школы, подданных Его Величества грамоте учить. Не токмо в Красноярске, но по всему Восточно-Сибирскому генерал-губернаторству. Також прибудет еще одна машина электрическая, оную мы к вашей типографии подключим, избыточные мощности запитают женскую и мужскую гимназии, реальное училище да лечебницу городскую.

— Премного благодарен за доверие, Ваше Императорское Высочество! — поклонился Кудрявцев. — В лепешку расшибусь, но оправдаю!

— Расшибаться не надо, достаточно хорошо работать, — улыбнулся я. — Вы, Емельян Федорович, мне симпатичны, и я верю, что оборудование в надежных и честных руках окажется. Ступайте теперь, передайте уважаемым людям, что произволу губернатора конец приходит.

— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! — повторил он поклон и покинул ресторан.

Грустно — Гадалов «подарки» в числе первых новому губернатору понесет, в надежде занять место нынешних любимчиков Леонида Константиновича. Но это хрен с ним — свято место пусто не бывает. Проблема в том, что воровство, попилы, откаты и злоупотребления воспринимаются всеми как НОРМА. Вот это выкорчевывать придется долго, с большой кровью и с пересмотром жалования — последнее добавит нагрузке казне, но нижнее чиновничество при попытке пожить на одну зарплату рискует физически умереть с голоду. Губернаторам в этом плане не страшно — жалование позволяет вообще никаких подарков не брать, так что жадность и злоупотребления на такой должности никаких оправданий не заслуживают. Я бы вообще каждого второго снял, чисто в воспитательных целях — может «выжившие» задумаются и немного сбавят аппетиты — но такого сделать мне папа точно не разрешит: весь аппарат, который в целом-то работает, рискует пойти в разнос с плачевными для всех последствиями. Ограничимся единичной поркой с сигналом «неприкасаемых нет», может и будет толк.

Нет, ну каков наглец — билеты на меня продавал и даже не поделился, я вам что, зверушка зоопарковая⁈ Отправлю-ка вдогонку к первой еще одну телеграмму папеньке — пусть указ выпустит, чтобы больше таких умных не было.