— А это, Ваше Императорское Высочество, — указал на просторное деревянное здание губернатор, Леонид Константинович Теляковский. — Наш театр.

В будущем он станет «имени Пушкина» и переедет в нормальное каменное здание.

Леонид Константинович выглядел старше своих пятидесяти семи лет — большую часть лица покрывала аккуратно подстриженная, снежно-белая борода, которая, помимо возраста, придавала губернатору внешнего добродушия.

— Не показывают ли здесь крамолы да либеральных водевилей? — с хорошо спрятанным сарказмом спросил я.

Старику вопрос очень понравился — приосанившись, он разгладил усы и поведал:

— Пытались, Ваше Императорское высочество! Ссыльный у нас есть, поэтишко. Многих уважаемых людей его пьеска обидела, ибо не по делу высмеивал, зло и безвкусно.

— Я бы хотел посмотреть, — улыбнулся я ему. — Просто как на пример безвкусия, чтобы потом лучше чувствовать прелесть хороших спектаклей.

Губернатор отмазку взвесил и среагировал правильно — попытавшись сбить меня с темы:

— Для Вашего Императорского Высочества приготовили большую программу, которая, надеемся, понравится Вашему Императорскому Высочеству.

— Я не тороплюсь, Леонид Константинович, — развел я руками. — И с радостью посмотрю как программу, так и спектакль. Как он назывался?

— «В краях сибирских», — с видимой неохотой ответил он.

Созданный мною прецедент «возвышения» купца тронул местные торговые элиты в самое сердце, заставив при каждой удобной возможности рассказывать о том, как щедро они вкладываются в благотворительность и улучшение городской среды. Так-то хорошо, но я не знаю, что мне делать — господа же явно пытаются выяснить, сколько стоит дворянский титул. Пофигу, выпишу какому-нибудь особо старательному купцу коллежского асессора и поеду дальше — вы же на благое дело от души заносили, а не в меркантильных целях, так какие могут быть обиды?

Настрой на долгое пребывание в Красноярске позволил мне с легкой душою отодвинуть посещение театра, Городского сада и прочих интересностей на три дня. Первый и второй, как и положено, были посвящены личным приемам местных и окрестных элит — в основном несли подарки и рассказывали, какой губернатор молодец, а владелец газет и типографии, Емельян Фёдорович Кудрявцев, пригласил меня переночевать в его гостинице «Эрмитаж», трехэтажном кирпичном здании. Номера класса «элита», останавливаются в основном обеспеченные люди и высшие офицеры. Помимо номеров «люкс», имеются первоклассные кабинеты для конфиденциальных переговоров и три бильярда. Я пообещал подумать — губернатор из-за необходимости показать мне запрещенный спектакль несколько нервничает, и отъезд из его дома может навлечь на старика инфаркт.

Посмотрим «В краях сибирских» и решим, что делать дальше — если спектакль ковался по принципу «фронда — всё, художественная ценность — ничто», к губеру у меня претензий не будет: Леонид Константинович являет собой чуть ли не образец Имперского чиновника — указания центра исполняются с прилежанием и — по возможности — с опережением сроков, в таком же режиме разгребаются местные проблемы, и все хорошее, что мне о нем говорили, подкрепляется фактами. Да, берет «подарки», но покажите мне чиновника, который этого не делает!

Коррупция — это не только русская, а общемировая проблема, справиться с которой быстро попросту невозможно. Побороть целиком невозможно в принципе, но это не значит, что невозможно минимизировать ущерб. Для этого нужно перелопатить законодательство, пересмотреть тарифную сетку — чиновник маленького ранга без «подарков» тупо не выживет, здесь со времен Гоголевского Акакия Акакиевича не особо-то что-то изменилось. Вижу трогательную преемственность: Иван Грозный честно давал своим людям «кормление», а мы, получается, делаем так же, но зачем-то врём.

Помимо камерных встреч и пышных приемов под конец дня, во второй день вместили настоящий парад: мы с удовольствием посмотрели, как по улице прошлись армейские, полицейские и пожарные чины — последние катили по улицам стандартный по этим временам инвентарь из пожарных бочек. Парк «техники» немал — красноярцев устраивает нынешний вид города, поэтому пожар никому не нужен.

Третий день посвятил посещению армейских частей и казачьих станиц — «Конь» поется образцово-показательно, в исполнении «японской конной забавы» местные уже способны посоревноваться с опытными конвойными. Лучше бы что-то полезное так быстро осваивали! Пара деревень уже традиционно опустела — уехали в Манчжурию. В Центральных губерниях переселенцев еще больше — мы неоднократно встречали следующие в противоположном нам направлении пароходы и даже баржи, заполненные крестьянами и их скотом.

Люди, за некоторым исключением, переезжать не особо любят. Особенно неприятно переезжать с насиженных и обжитых мест в чистое поле. Ничего удивительного в том, что из перенаселенных и вечно полуголодных Центральных губерний народ переезжать на Восток не больно-то стремился. Но в этот исторический момент проще — в Сибирь и дальше переселяют уже не первое десятилетие. Механизмы и логистика в немалой степени отлажены, у многих по ту сторону Урала родственники и земляки, которые пишут в письмах о том, что зимой, конечно, тоскливо, но это компенсируется землицей и богатством флоры да фауны. «Ручейки» из людей не прекращаются почти никогда — то и дело крестьянам надоедает малоземелье, происки общинных старост — ух и любят они землицу перераспределять! — или тупо от неуживчивого характера, да и чего греха таить — под давлением Системы, и несколько семей формируют караван, решив попытать удачи на новом месте.

Сейчас «ручеек» превратился в полноводную реку по двум причинам: Манчжурия край теплый и благодатный, с отличной землёй и близостью к строительным лесам. А какие там пастбища! Вторая причина — доминирующая: русский крестьянин в массе своей, будь он хоть трижды «крепкий середняк», пятьсот рублей и в руках-то не держал никогда. Деньги непредставимые, деньги чудовищные! Даже с учетом вызванного денежным дождем роста Дальневосточных цен — а он не может не случиться — «подъемные» позволяют приезжать буквально в одних портках да лаптях, отстраиваться, закупать семена да скотину, и крепко вставать на ноги. На ноги, которые очень хорошо смотрятся в новеньких яловых сапогах за пять рублей. Если душа просит «побеситься с жиру», можно и гармонь прикупить — от семи до восьми рублей в среднем по рынку стоит. Кое-какие из встреченных караванов под гармошечную музыку перемещались!

Хрен бы так хорошо получилось без китайской контрибуции — казна не резиновая, у нее много жизненно важных задач, вокруг нее много желающих «отпилить» себе кусочек, и настолько жирных выплат тысячам переселенцем государство «из своих» выделить не может.

Ну а сегодня, в четвертый день моего здесь пребывания, наконец-то можно сходить заценить уровень провинциального театрального искусства. С культурой в эти времена дела обстоят двояко. С одной стороны — этнические и религиозные мероприятия вполне себе культурные. С другой — актеру нормальный человек руки не подаст. Это вполне логично — если человек всю жизнь кем-то другим притворяется, значит верить ему нельзя: профессиональный лжец. На меня вот посмотреть — сожру и не подавлюсь! — при этом великий русский балет уже гремит на всю планету. При этом наследие Чайковского и Мусоргского играют и поют по всему цивилизованному миру, не исключая Петербурга. Но это — для богачей и образованных людей. Культура должна пронизывать все сферы жизни общества, снизу доверху, и этим я тоже в свое время обязательно займусь.

Но театр — это вечером, и я отодвинул его посещение исключительно ради отсечения кривотолков: приехал цесаревич, и, вместо того чтобы делами заняться, по театрам шляется. Нехорошо! А так показал вовлеченность в государственные дела — ну и что, что толку от этих трех дней вообще никакого, ибо настоящие дела посреди торжества обсуждать невместно? Главное — вид сделать, а народ себе сам все объяснит наилучшим для меня образом.