На этот раз, Борис-или-умри начал с открытой ладони, его пальцы стали медленно сжиматься и на плацу поднялся ветер.

– Кто опишет мне термохимические реакции, характерные для большинства веществ при сверхмощном нагреве? Может ты, рядовой?

Стойкий курсант сделал шаг вперёд и отдал честь:

– Слушаюсь! При продолжительном нагреве вещества оно испаряется, но если продолжать нагрев, не позволяя пару рассеиваться вместе с накопленным теплом, то его молекулы распадаются на атомы, затем атомы разрушаются на ядра и электроны, после чего образуется плазма!

– Верно. Сейчас на ваших глазах я своей Арканой создаю и удерживаю точку гравитационного притяжения настолько плотную, что она засасывает в себя окружающую материю, прежде всего: газы, из которых состоит воздух. Процесс продолжается, газов становится больше, давление увеличивается, молекулы уплотняются, всё сильнее раскаляясь и разрушаясь. Я уже втянул, утрамбовал и продолжаю втягивать объём воздуха, слишком великий для такой маленькой точки пространства. Температура растёт, начинается выделение света. Я выбрал для примера воздух, чтобы вы могли наблюдать процесс без спешки, для более скорого результата следует использовать более плотное сырьё.

В его скрюченных пальцах теперь билось сердце ослепительно яркой и болезненной, как колющее в глаз шило, звезды.

– В нужный момент остаётся просто освободить этот сгусток давления.

Отведя руку в сторону, инструктор разжал пальцы и от взрыва немного заложило уши, а от вспышки на секунду стало ярко, словно мир озарила молния. На плацу появился новый оплавленный шрам, длинный и дымящийся.

– Это делается как-то так. Перейдём к практике. Первым опробует свою Аркану в новом виде воздействий, ну, скажем, курсант…

---

Гай разомкнул второй круг медитации, чтобы не услышать имя. Он знает все имена всех людей из прошлого, тысячи имён, и только собственное прячется, как старый сом-людоед на дне, в гнилостном иле. Гай боится, что, вспомнив его, он разбудит Скрытого, ведь когда твоё имя называют, ты откликаешься.

Гай разомкнул первый круг медитации, и открыл глаза на тёмном чердаке. Сколько времени прошло? Неуклюже поднявшись на затёкшие ноги, побрёл вниз. Мысли о сытном ужине переплетаются с чужими воспоминаниями; почему вдруг именно этот эпизод… Несвоевременный вопрос! Воспоминания распространяются шире, прямо как болезнь, всплывают разные дни и разные занятия, тренировки, сложные практики… Борис-или-умри был хорошим арканистом и ещё лучшим инструктором… Нет, голова превращается в тонущий корабль, чужая память как вода, нашедшая пробоину в корпусе, заливается внутрь, ширя её. Сто шестьдесят лет прошлой жизни – это несоизмеримо больше девяти лет нынешней, если течь не заделать, память Гая затопит полностью. Медленно спускаясь по лестнице, он рассредоточил внимание и продолжил двигаться в режиме амёбы, пока не ощутил избавление. Всё, прекратилось, воспоминания поблёкли и стали сонным послевкусием по утру, чётким остался только плац и Кугов, демонстрирующий приёмы.

Он сосредоточился, оглядел настенные мозаики, освещённые газовыми светильниками, дождался, когда в глазах перестанет двоиться, и побрёл дальше. На втором этаже случайно наткнулся на Игнию Парву, которую настигла читательская лихорадка. Сестра могла читать где угодно и, хотя предпочитала библиотеку, либо собственную кубикулу, нередко останавливалась посреди коридора, зачитывалась в кладовой или на лестнице. В этот раз она неплохо устроилась возле приоткрытого окна, среди напольных ваз с цветами, под горящей лампой. Несколько ночных мотыльков кружат возле источника света, но Парва на такую ерунду не отвлекается; рядом на резном тонконогом столике примостилось блюдо фиников и чаша тыквенного сока.

– Ну, и где ты пропадаешь, Бифронтис?

– Медитирую на чердаке. А что, искали?

– Искали, вообще-то. Великан в красных доспехах должен был передать тебе, что по решению Лакона завтра вы уезжаете к деду в каменоломню.

– Я тоже? – Гай присел на клинию рядом с сестрой и облизнулся.

Парва воздохнула:

– И сколько же мне ещё тебя подкармливать…

– Старшие должны заботиться о младших! – заявил Гай, схватив финики.

– Мы ещё дети, а ты уже всю шею мне натёр, дармоед.

– Просто ты добрая, как же не воспользоваться. Кто там собрался к деду в гости?

– Почти все, – ответила сестра, поглаживая обложку книги и глядя в окно. – Юниор и двоюродный дядя, отец, биопровидец и ты. Юниор будет проходить испытание Вулкана, а Вулкан – это не только огонь, но и металл.

То есть, брат будет показывать, как умеет лить и ковать металл. Для другого генуса это было бы странно – но Игнии с младенчества готовились к работе в кузне, для них это не просто ремесло, а равноценное воплощение божественности, как власть над огнём. Кто такие боги, в конце концов, если не творцы?

– В каменоломне хорошая литейная и кузница, нет лишних глаз, понятно, что там упражняться будет удобнее. Заодно Лакон с дедом повидается, – протянул Гай. – А я причём?

– Действительно, причём здесь ты? – нахмурилась старшая сестра. – Иди разбуди божественного и спроси его.

Гай с сомнением изучил продолговатую финиковую косточку и положил её на горку других.

– А Тит поедет?

– Почему спрашиваешь? – подозрительно прищурилась Парва.

– Просто так. Не знаю. Странно ведёт себя в последнее время наш умный брат.

– Ты себя странно ведёшь всю жизнь, и ничего, а как на него навалилась такая ноша, сразу же бросился обвинять…

– Ой-ой-ой! Сразу же бросилась защищать любимого брата! – Гай тихо рассмеялся под испепеляющим взглядом Парвы. – Да и какая там ноша на него свалилась? Это меня гоняют туда-сюда не пойми зачем, а от него вообще никто ничего не хочет после испытания Сатурна.

– Отсутствие ноши тяготит сильного в той же мере, в какой наличие ноши тяготит слабого.

– И опять же повторюсь: non omnis cogitatio attentione digna est. Финики были вкусные, компания – интересная, пойду спать. Мне нехорошо в последнее время, но где та сестра, которой было бы не всё равно?

– Иди маме пожалуйся, Бифронтис, – хмыкнула Парва, раскрывая книгу, – только она в целом мире обязана любить тебя.

– Чтобы ты от книжной пыли до свадьбы не прочихалась.

– Чтоб ты обгадился.

– Как раз хотел заглянуть в латрину! Вале.

***

***

Совсем рано, после завтрака, ещё чувствуя во рту отвратительный привкус поски, Гай вышел на порог и стал рассматривать процессию, готовящуюся к отбытию. Лакон с охраной и несколькими адъюторами поедет верхом, но ещё за ним отправится караван, гружённый частью местной обстановки, всё же каменоломня Пирокластикуса это не то место, где сможет удобно разместиться нобиль.

Кроме Лакона в дорогу собрался и Аврелий, его помощники пригнали к дороге одного из гигантских сухопутных моллюсков и тоже начали перетаскивать внутрь панциря часть багажа, лабораторной утвари; коротышки так и носятся туда-сюда бесконечной вереницей, а вон, из-за торца появился один из гигантов, таща на спине большой сундук.

– Раньше их было два.

Гай повернулся направо, где под раскидистой грушей на фигурной скамье устроился Тит. Видок у брата не лучший, под глазами залегли тени, лицо ещё кислее обычного, склеры налиты кровью. Когда же люди поймут, что по ночам надо спать?

– Чего? – спросил Гай.

– До испытания Сатурна их было два, – Тит недобрым взглядом проводил великана до вагона, – а после остался один. Куда делась такая горя мяса?

– Я здесь не при чём.

Тит покривился, будто все его зубы разом заболели.

– Ελπίζω ότι κάποια μέρα θα γίνεις πιο έξυπνος ή θα πεθάνεις… Никто и не говорит, что ты здесь причём-то, Огрызок, но…

##1 Надеюсь, когда-нибудь ты поумнеешь, или сдохнешь. (греч.)