– Ты наконец-то решил присоединиться?

– Вообще-то нет, я есть хочу.

– Что ж, вам действительно следует отдохнуть сегодня. Твои братья, впрочем, слишком увлеклись, пробуя новые силы.

Гай почесал в затылке.

– Ну, они не делают ничего, чего раньше не могли.

– Ты невнимателен. Я сказал «новые силы», а не «новые умения». Тит на кольцах уже час и не чувствует усталости, отжимания Гнея перевалили за тысячу.

– А обычно он устаёт за четвёртой сотней, да…

– Заканчивайте.

Юниор оттолкнулся от пола в последний раз, подлетел так высоко, что кувыркнулся в воздухе и встал на ноги. Тит тоже спустился через сальто.

– Показушники, – тихо хмыкнул Гай.

– Омойтесь и идите есть. Ваша мать желает видеть, что испытание пройдено успешно.

Как только отец ушёл, Гай подобрался к пьющему воду Титу.

– Ну, как вы?

– Лучше, чем ты, – ответил брат.

– В этом ничего нового нет, – совершенно не обиделся Гай. – Никаких… э-э-э… странных ощущений?

– Например? – спросил Гней Юниор, стирая пот с лица.

Гай неуверенно пожевал нижнюю губу, прежде чем решиться:

– У меня такое чувство, будто голова не на месте…

Тит зло усмехнулся:

– Да нет, как была в заднице, так и осталась!

– Эх брат, какой же ты хороший! Не пойму даже, отчего тебя все ненавидят?

– Vae! Hoc te paenitebit, cacator!

##1 Бля! Ты пожалеешь об этом, засранец! (лат.)

– Заткнись, – процедил старший брат, его тело окуталось красной короной и во все стороны пахнуло жаром доменной печи. – Что значит «не на месте»? Ты не собираешься вдруг сдохнуть от внутренних повреждений?

Гай пожал плечами:

– Не знаю… Вроде бы я здоров, но что-то изменилось, как будто… как будто органы внутри переставили… как-то так.

– Хватит отнимать наше время, – отмахнулся Тит. – Если даже объяснить не можешь…

Но Гай не отстал.

– А помнишь как-то раз несколько лет назад, когда тебя не было дома, я без разрешения вошёл в твою кубикулу?

– Помню, и что? – прищурился средний брат.

– У тебя там много интересных штук, которые ты не показываешь, потому что жадная жопа…

Скорость, с которой Тит выбросил вперёд руку заставила бы позавидовать и атакующую змею, но в Гае тоже кипит кровь Сатурна, так что он успел уклониться и продолжил:

– Так вот! Я всё положил на место! Всё! Но когда ты пришёл, сразу же пошёл искать меня!

– И хорошенько проучил! – Шипя, Тит попытался поймать Гая, однако, тот принялся скакать как заяц от охотничьего пса.

– Ага! У тебя эйдетическая память, ты заметишь, даже если сдвинуть твою вещь на волосок! А я сейчас чувствую, что внутри меня что-то… сдвинули на волосок! Но не знаю, что!

– Когда закончите играться, проветрите, – бросил Гней Юниор, направившись в лаватрину.

Почти сразу после этого Тит оставил попытки, показал Гаю жест «убью тебя» и тоже пошёл мыться. Младший брат остался наедине со своими невнятными переживаниями, он принялся ощупывать тело, неосознанно пытаясь установить причину беспокойства, но быстро пришёл к выводу, что это просто психическая реакция на то чувство, что зародилось в глубине.

Когда он вошёл в лаватрину, братья уже давно ушли через другую дверь, – в раздевалку. Гай повернул бронзовый маховик, сверху из лейки потекла горячая вода, на стенной мыльнице нашёлся розовый брусок. Мылясь, и напевая, он с удовольствием жмурился, а когда смыл пену и посмотрел вниз, с удивление заметил странное, – от ступней растекались какие-то тёмные пятна. Встав на одну ногу, он внимательно изучил подошву и нашёл что между пальцами осталась какая-то бурая грязь. Она в основном вымылась, но не вся.

– И когда это я успел походить босяком?

Задумчивый Гай вышел в раздевалку и обнаружил, что в ней нет ни одного полотенца и даже нечем прикрыться. Наверняка Тит постарался, при своём великом уме он всегда был такой мелочный…

– Penis canis.

Впрочем, не беда. Гай вышел из раздевалки в чём мать родила, не считая сандалий, и пошёл к своей кубикуле, куда ещё намедни привезли несколько комплектов одежды. Вечный голод уже перебил все странные переживания, а о глупости старшего брата он сразу же думать забыл.

Отец придерживался строгих взглядов во всём без исключения, – даже в еде. Он завтракал куском хлеба и разбавленным вином, но от детей такого не требовал пока; Гней Юниор и Тит как правило обходились пшеничным пульсом и поской, а вот Гай набивал живот как в последний раз. Он умял огромную миску пульса с ягодами, заел овечьим сыром, свежей мятой, орехами, горячим молоком с мёдом и печеньем. Всё это время вокруг ворковала Помпилия Игния, изучая младшего сына на предмет ранений, уж очень она боялась за него. Окончание завтрака испортила поска, – по указанию злобного деда её приходилось пить каждое утро, что Гай ненавидел всем сердцем, но ничего не мог сделать, ведь отец поддерживал это установление.

Продолжая морщиться от её мерзкого вкуса, он отправился на прогулку по вилле, нужно было найти подходящее место, тёплое и тенистое. Поиски закончились под крышей, на чердаке, где всё ещё не прибраны следы давешнего обыска. Гай огляделся, принюхался, и решил, что место подходящее. Он сел прямо на пол под небольшим слуховым окном, поджал ноги в позе лотоса, положил перед собой пугио и сложил руки на коленях. По сути, не важно, какой предмет или образ предмета медитирующий устанавливает перед собой, но Юниор и Тит всю жизнь медитировали на открытое пламя, а Гаю всегда было лень возиться, и он выбирал первый попавшийся объект, камень, например. Однако был случай, когда дед заметил это и жестоко наказал, ибо, судя по всему, эквит должен медитировать на оружие.

Практика медитации была известна на западе мира ещё со времён Индо-греческого царства, но по-настоящему широко распространилась уже во времена Непобедимого Рима среди высшего сословия. Одарённые Сатурном нобили, а также спириты, постигавшие грани Бесцветной силы, уделяли много внимания медитативным текникам, и Гая, разумеется, это делать тоже заставляли. Когда он засыпал во время медитации дед приказывал бить его тутовыми прутьями так сильно, что кожа со спины слезала.

Расслабившись, он замкнул первый круг медитации и погрузился в транс, веки наполовину опустились, извечная улыбка сошла с лица. В определённый момент глаза Гая побелели, что значило пробуждение Спиритуса, но не в активной фазе, а в виде Прерывистого дыхания. Разреженный Спиритус, невидимый оку, распространился вокруг него, охватывая предметы, соединяясь с воздухом, подхватывая и кружа пылинки. Этим видом Спиритуса практически ничего нельзя сделать, но он всегда интересовал исследователей потому, что имелся и у инвазоров, и у дефенсоров. Философы называли его «anima sine corpore» или просто «содержимым без сосуда», и в Непобедимой Римской Империи Прерывистое дыхание не использовалось никак. Но лишь до того времени, когда Алфеос Игний не воссоздал сплав под названием орихалкум и не заметил, что он не только превосходен для создания всевозможных изделий, но и единственный из всех металлов может проводить Спиритус. Так инвазоры и дефенсоры оказались уравнены между собой.

1## Душа без тела. (лат.)

Обычное оружие, снабжённое орихалкумовыми контурами проводимости, получало эффект тумана разрушения, оно могло рубить камни как мокрую глину; доспехи и щиты, снабжённые соответствующими контурами, получали дополнительную защиту в виде корпускулярных защитных полей. И не важно, кто сжимал меч или щит, – инвазор или дефенсор, в руках обоих изделия из орихалкума работали одинаково, лишь бы спирит мог долго поддерживать Прерывистое дыхание.

Однако во время медитации оно для спиритов является лишь побочным явлением, Гай же погрузился внутрь себя, выискивая источник того неприятного невнятного чувства беспокойства, которое вернулось после поски. Безрезультатные поиски привели его во внутренний покой, в маленькую пустую камерку внутри головы, совершенно белую. Он сам создал её когда-то, постаравшись как можно меньше: две пустые стены, на третьей два окна, а напротив них единственная дверь. Гай всегда знал, что за ней, и всегда знал, что не откроет её по своей воле, потому что иное будет значить смерть личности. В течение жизни он нередко говорил о темноте за глазами, где Скрытый спит и видит сны… вот она эта темнота, прямо за дверью.