– Как интересно. Что там у него, Ирука?

Дочь свесилась с отцовского плеча, затем изогнулась, поднося к маске Аврелия измочаленный, благоухающий листик. Тысячи таких же, только целых, шелестят сейчас над его головой.

– Citrus limon? Как любопытно… Кажется, необъяснимое состояние закончилось. Интересно, если я придушу его и проведу полную некропсию, удастся понять, как он делал всё это? Какие тайны хранит устройство его головного мозга? Возможно, мы на пороге великих…

Ирука внимательно посмотрела отцу в линзы и выражение её милого личика ещё никогда не было столь осуждающим прежде. Авгур Крови хрипло вздохнул.

– Хорошо, хорошо, не сердись. Всё равно было бы очень тяжело объяснить такое. Но всё же, что мы видели с тобой? Хм…

Высвободив руки, Аврелий из Скопелоса приподнял веки, чтобы осмотреть карий и голубой глаз, в темноте они оказались широки. Биопровидец легко поднял спящего мальчика и осторожно двинулся назад. С трудом, но он смог прокрасться в лабораторию незамеченным, благодаря тому что заранее слышал патрулирующих секуритариев и прятался.

Войдя в пропахший кровью и ладаном полумрак, Аврелий уложил образец номер три на его место и осмотрелся.

– Начинайте уборку, я не хочу, чтобы к утру здесь остался хоть один след… кх-кхем… хоть один след Брута или Варфоломея… Ponoabsolutum bannumin detegendo id quod factum est! Более того, до возвращения в обитель я налагаю на всех вас обет молчания, если посмеете проронить хоть один звук, кроме священного акустического кода, навечно станете безмолвными хомункулусами для перевозки тяжестей.

##1 Я налагаю абсолютный запрет на разглашение того, что произошло! (лат.)

Служки-минимы немедленно засуетились, их ограниченным умам всегда легко, если известны указания свыше. Гораздо больше сомнений внушают ученики, – Лакону или родителям образца эти авгуры и так ничего не расскажут, но кто знает, к кому из других биопровидцев они отправятся с невероятным открытием по возвращении? Что будет предпринято коллегами по связанным изысканиям в отношении этого индивида? Конкуренция огромна, докопаться до сути захотят многие, а некоторые торопливые сразу же нацелятся на вивисекцию… Фортунатос, старый хромой дурак, у тебя под носом было такое… впрочем, ты всегда отличался близорукостью, мог и не знать.

– Кхрм-м-м!

Всё идёт к тому, что на обратном пути может случиться какой-нибудь очень несчастный случай. Всю группу придётся утилизировать, чтобы ни один мозг не выдал истину, пока Аврелий сам не разберётся. Довеска жаль, но ничего, всегда можно вырастить нового, а сантименты по отношению к живым орудиям – это дурная привычка.

Аврелий взглянул на мирно спящее человеческое существо, слишком мелкое для своего возраста и породы, разделённое пополам на светлую и тёмную половину.

– Кто же ты такой, образец номер три?

Образец причмокнул и пукнул во сне.

***

Гай проснулся отдохнувшим и полным сил. К своему удивлению, он даже не захотел полежать подольше, понежиться, порастягиваться, попускать ветры. Вместо этого он открыл глаза и резко сел, прищурился, осмотрелся, взглянул на свои руки.

– О, посмотрите, кто наконец-то разлепил глаза! Твои братья давно на ногах, хрм!

– Не зуди, сапиенс вир, они просто не понимают истинных радостей жизни… Что произошло?

– Хм? – Аврелий навис над Гаем. – Что? Кожа слегка зудит?

– Да.

– Зрение как-то изменилось?

– Словно вижу каждую линию на подушечках пальцев, каждую пылинку в воздухе.

– Обоняние?

– Пахнет, как и всегда: ладан, бальзамы, амниотики, химеры, кровь… Вчера кровью пахло меньше…

– Не зацикливайся. Попробуй пройтись, попрыгать.

– Может быть, покувыркаться ещё?

– Хех-кхе… Покувыркайся, если так хочешь.

Гай спрыгнул на пол и сделал несколько шагов, разбежался. Он никогда не чувствовал себя тяжёлым в этой жизни, благодаря деду и его нещадным тренировкам мальчик полностью владел собой, бегал как ветер, прыгал через голову вперёд и назад, ходил колесом, карабкался по отвесным стенам… но никогда ещё это не было так просто! Тело будто стало гуттаперчевым и невесомым; и прежде гибкие суставы гнутся до жути хорошо, мышцы – что живая сталь, рефлексы за пределами даже нобильских показателей, все чувства настолько хороши…

– Я словно ртуть, – заключил мальчик, – не двигаюсь, как шарнирная кукла, а теку, принимая любую форму…

– Поэтические наклонности?

– Так будет всегда? – разноцветные глаза поднялись на биопровидца.

– Нет. Через несколько дней эффект спадёт… кхем! Кхак… Но долгосрочный результат закрепится. Считай, что ты был… м-м-м, прокалён как хороший клинок. Испытание кровью Целума приносит боль, но делает лучше. Жаль только, что оно не смогло избавить тебя от этих… Я надеялся, что разность пигментации сгладится. Судя по всему, это непоправимо, и с ростом тоже ничего не поделать. Пхм! Сборник плохих генов.

– Меня всё устраивает! – широко улыбнулся Гай. – А вот когда у Тита пробудится дар и сюда опять нагрянет делегация…

– Нет, – сразу всё понял Аврелий. – Испытание кровью Целума каждый божественный нобиль проходит лишь раз… По сути… кхак-хэм… вы, эквиты, не должны были проходить его вообще, но великолепный Лакон смотрит глубже, он мудр и расчётлив, как авгур Крови. Когда и, если образец номер два… кха-кха… получит Сатурнов дар, ему дадут боевой стимулятор на основе крови Целума… Эффект будет такой же, но очень кратковременный.

– Я ему передам!

– Образец номер два уже сам обо всём осведомился. Сегодня вам предписано отдыхать, пусть кровь Целума… бхумх! Кхм… Пусть равномерно распределится по телу и впитается во все ткани. Виллу не покидать, если произойдёт что-нибудь… хм, неожиданное, вы должны оказаться в наших руках незамедлительно.

– А есть можно? Я голоден.

– Не сомневаюсь. Да. Иди… постой-ка, образец номер три. Как ты провёл прошлую ночь? Ничего странного не помнишь?

Мальчик наморщил нос в великом напряжении мыслительных сил.

– Помню!

– Хм? Что… что ты помнишь? – прохрипел биопровидец.

– Мне снился какой-то сон. Я почти уверен.

– Ах, значит, ничего особенного…

– Ещё какое особенное! Мне вообще никогда не снятся сны, сапиенс вир, – неожиданно серьёзно сказал Гай. – Они принадлежат Скрытому, а мне – только явь. Эта твоя кровь Целума что-то сделала со мной, и я пока не знаю, нравится мне или нет.

Под маской авгура разразился приступ кашля.

– А кто такой этот Скрытый? – спросил он, совладав с горлом. – Твой воображаемый друг?

– Воображаемые друзья живут до пяти лет, вообще-то. Я разве не рассказывал тебе про Скрытого? Ну, когда ты обследовал меня вчера?

– Не припоминаю.

Гай серьёзно задумался.

– Хм, ну, может и нет.

– Расскажи сейчас, если, кхе-эм, не секрет?

– У меня нет своих секретов, – последовал категоричный ответ. – Он – моя прошлая жизнь, понял? Тот, кем я был тогда. Обитает здесь, – палец Гая коснулся виска, – в темноте за глазами. Я зову его Скрытым, потому что он не хочет выходить на свет.

Авгуру Крови потребовалось несколько секунд, на размышления.

– И кем же был, этот Скрытый, позволь узнать?

– Сказано же было, – мальчик пошёл в сторону дверей, – что цезарем! Правда, должность называлась иначе: генеральный секретарь, но суть одна! В прошлой жизни я был цезарем.

Он вышел из лаборатории, но почти сразу же заглянул обратно:

– А! И ещё я был самым сильным спиритом на планете. Вале, авгур, я пошёл, есть очень хочется!

Гай отправился на поиски братьев. Немного подумав, решил искать в гимнастическом зале западного крыла и угадал, – уже на подходе стали слышны звуки тренировки. Когда он вошёл, Гней Юниор отжимался в вертикальной стойке на руках, а Тит как безумное веретено вращался на кольцах. Отец следил, скрестив руки на груди.