«Во что превращается человек… И, вообще, зачем он живет?»

Акимов пошел в туалет. Устраиваясь на унитазе, он вспомнил, как бойко приседал со штангой на своих крепких, умеренно волосатых и мускулистых ножищах. Где они ходят?

От упражнений на тренажерах грустная мысль Акимова перешла к Гене. А от него к Вите.

Как его найти? Для удобства поисков и опроса в «Окне Парижа» неплохо было бы иметь с собой фотографию, которую прислал Чернов. Значит, надо ее распечатать. Не обязательно это делать в Волосово, можно и в Питере. А, может, у них в ресторане ведется видеонаблюдение? И имеются записи? Это вариант! Это необходимо выяснить в первую очередь. А если будут идти в отказ, нужно придумать какую-нибудь историю или…

Акимов взбодрился. Предстоящее задание и подготовка к нему захватили его. Серая душевная вялость ушла и появилась мобилизующая силы и способности жажда деятельности.

Акимов помылся и стал одеваться. Совершив небольшую тактическую ошибку, натянув вначале платье, а потом взявшись за колготки. Их рифленая ткань ежесекундно цеплялась за панцирь торчащих ногтей. Акимов кряхтел и чертыхался от неудобства и никак не мог понять, почему старуха носила такое неудобное узкое платье и не стригла свои когти, доведя их да такого жуткого состояния.

Одевание немного сбило деловой настрой, но Акимов выправился – ему в голову пришло счастливое решение этого вопроса, изменившее первоначальное намерение Акимова немедленно ехать в город. Перенести поездку на вторую половину дня требовало и то, что есть Акимову было нечего. Из съедобного оставался кусок булки и пряник.

Поэтому, попив с черствой булкой чай (каменный пряник не откусывался), Акимов пошел в магазины. За нормальными продуктами и одеждой.

Из дома он вышел в начале десятого.

На улице было солнечно, но прохладно. Но к холоду Акимов был готов – кроме берета и шарфа он надел еще и перчатки, найденные им на вешалке. Поэтому путь на Вокзальную улицу показался Акимову короче, чем накануне. В садике ему пришлось кивнуть в ответ какой-то сторожившей коляску бабке, призывно махнувшей Акимову своей клешней. Предполагаемый разговор не состоялся – в коляске очень кстати запищал ребенок, и Акимов без задержек миновал опасный для него участок.

Вещевой павильон, к которому целенаправленно спешил Акимов, был уже открыт. И девственно пуст. Только сонные продавщицы в своих пестрых закутках хлебали кофеек и приводили в порядок свои лица и волосы. Это было и хорошо, и плохо одновременно.

Хорошо от того, что Акимов мог без суеты и судорожной спешки примерить необходимую вещь. Плохо потому, что каждая примерка (их было не менее десятка) сопровождалась советами и громкими одобрениями продавщицы, навязывающей ему свой товар. Под ухмылки, улыбочки и шутки остальных. «Это они не надо мной, – успокаивал себя Акимов, которому было стыдно – это они над старухой».

Но он вытерпел это наказание и купил себе то, что хотел. И всё это на себя надел.

Переоделся Акимов во все темно-спортивное: куртку с капюшоном, спортивные широкие штаны на резинках, свитер с воротом и кроссовки. Еще на Акимове были новые носки, футболка и трусы. Все мужское.

Также Акимов поменял старухину сумку на спортивную через плечо. В нее он положил новые шлепанцы и перчатки.

На приобретения ушла половина оставшихся после компа и мобильника денег. Но Акимова это не смущало – шопинг удался. Если не смотреть на лицо, то получилось очень неплохо. Удобно, тепло, мягко и неброско. А ногам, так вообще, сказка. И главное – никакого акцента на половую принадлежность.

Когда Акимов оставил барахолку, то с большим удовольствием бросил пакеты со старухиными вещами за углом павильона.

В новой одежде внутреннее «Я» расправилось и обозначилось. И было в состоянии вести наблюдение. За движением ног в спортивной обуви, за взмахом руки в новой перчатке, за шуршаньем куртки. Акимов и сам мог бы быть так же одетым. Да и сама одежда? Это внешняя проекция внутреннего состояния личности. Теперь Акимова стало больше. Он потеснил старуху, заявив о себе вовне. Добавив мужского и спрятав старушечье. Это своего рода маленькая победа над обстоятельствами. Малюсенькая, правда, но все равно приятно. Очень приятно.

С хорошим настроением и полноценным самоощущением Акимов посетил продовольственный магазин. Где никак не мог остановиться, покупая все «самое необходимое». Которого набралось столько, что было трудно нести: сахар, хороший чай, пельмени, сосиски, колбасу, молоко и тому подобное. И еще одноразовые тарелки, стаканы, ложки, вилки и салфетки.

Возвращение домой было не таким стремительным, как утренний марш. Всё незаметно, но сильно устало. И ноги, и руки, и спина. В скверике Акимову очень захотелось посидеть, но там на скамейках снова расположилась теплая компания – вчерашние старухи и еще парочка новых. Чтобы его не зацепили, он накинул капюшон и неузнанным прошел мимо шумной группы. Кто-то там был глух, и разговоры велись на повышенной громкости.

Так, не присаживаясь и не отдыхая, Акимов добрел до своего подъезда.

Взять лестничный марш ему помогло предвкушение полноценного скорого завтрака из чистой посуды, которую потом не надо мыть. У квартиры его ждал сюрприз. Как оказалось, приятный. К нему звонилась тетка. Невысокая толстушка с сумкой через плечо.

– Вам кого? – спросил запыхавшийся Акимов.

– Ой! Как вы меня напугали… Вера Павловна?! А я к вам. Как вы изменились! Вы ли это? Вас не узнать! Прямо королева Марго. Здравствуйте. А я уж звоню, звоню. Думаю, спите что ли? Сейчас, думаю, позвоню и пойду в одиннадцатый дом. А тут и вы. Хорошо, что успели, а то пришлось бы потом самой на почту идти за пенсией.

– За пенсией?

– А вы что, забыли? Сегодня же третье число. Забыли, наверное. То-то, я думаю, ушла. Ну как вам хорошо эта куртка!

Акимов открыл дверь, и почтальонша, войдя следом, уверенно проследовала на кухню. Она принесла Акимову четырнадцать тысяч шестьсот рублей. Когда деньги были два раза проверены, баба достала какой-то квиток и ручку:

– А вот здесь распишитесь.

Акимов немного замялся.

– Сейчас, я пойду перчатки сниму.

Он ушел в комнату, стащил перчатки и посмотрел на подпись в паспорте у Веры Петровны.

– Где? – вернулся Акимов, старясь не забыть закорючку.

– Вот здесь. Угу. Ну, все. Я побежала.

– Спасибо вам. Держите.

Акимов дал оторопевшей почтальонше стольник.

– Да, что вы, Вера Павловна, вам самой…

– Берите. Это за хлопоты.

– Ну, Вера Павловна, спасибо.

Уже в дверях она спросила:

– А как теперь ваше самочувствие? Сердце не беспокоит?

– Нет. Как отрезали. Теперь вот по утрам бегаю.

– Да?! А то я гляжу, вы как помолодели.

– И вам советую. Очень помогает в стрессовых ситуациях. До свиданья.

Акимов закрыл дверь.

День пока складывался очень удачно.

Чтобы не осквернять свои новые вещи прикосновением к старым вещам старухи, Акимов все, что находилось на вешалке, затолкал в кладовку. Она оказалась безразмерной, потому что вместила в себя не только все пальто, плащи и иные тряпки, но также обувь и головные уборы.

Теперь в прихожей, визуально ставшей значительно просторней, находились только его, Акимовские вещи. На вешалке, на плечиках оставшихся от какой-то накидки, висела лично его куртка и под ней белели шнурками лично его кроссовки. И это был еще один жест самоутверждения. И это снова было приятно.

Приятно было также поесть купленное на свое усмотрение и на свой вкус. За эти три дня, исключая кафе, Акимов первый раз с удовольствием ел.

Но после еды приятное закончилось. Когда Акимов лежал, подремывая и набираясь сил для поездки, щелкнул замок входной двери. Потом кто-то начал топать ногами.

Акимов сел на кровати и увидел стоящего в прихожей «Стасика».

– Привет старшему поколению! – бодро начал он, зайдя к Акимову – Ого! Это куда же мы собрались в таком виде? И куртка, что ли, твоя? А я-то думаю, кто это к тебе в гости пришел? Что за спортсмен такой, блин горелый. Ты даешь! Чего это ты разошлась? С пенсии загуляла? Зачем тебе это? Своего не хватает? И свитер… и тапки новые, во блин, нынешняя молодежь. Ты чего? В поход по местам Боевой славы собралась?