«Промысел предыдущих лет показал, что можно вполне успешно перерабатывать добычу на борту», – сказал представитель от партии правых Юхан Лоте из Бергена. Он считал, что охранные меры заставят китобоев строить плавучие фабрики и вытапливать ворвань из подкожного жира прямо в международных водах. Тогда остатки туши пойдут в отходы. Китобоям придется добывать больше китов, чтобы промысел приносил какую-то прибыль. «Я почти полностью уверен в том, что если это будет продолжаться хотя бы некоторое время, то кит станет музейным экспонатом, – сказал Лоте. – В любом случае, он будет изгнан из норвежских прибрежных вод».

Никто не упомянул об этом в Стортинге, но еще прошлым летом китобои мало-помалу начали перерабатывать туши китов в международных водах. Примитивная фабрика стояла на якоре в одном из фьордов на Шпицбергене. Арктический архипелаг был тогда еще нейтральной территорией. Когда приняли охранный закон, китобои осваивали все новые и новые берега, а промысел в Финнмарке явно подходил к концу, так что решение Стортинга вряд ли оказало значительное влияние на перемещение деятельности в другие районы11. Китобои попросту отправлялись туда, где киты еще водились в достаточном количестве.

Летом 1385 года исландский ховдинг Бьорн Эйнарссон отправился в плавание из Бергена. Он и его свита возвращались на родину. На каждом открытом корабле на единственной мачте посередине надувался один прямоугольный парус1. Суда очень походили на корабли викингов, на которых скандинавы впервые попали в Исландию и далее на запад. Из-за непогоды они сбились с курса. Бьорн и его люди оказались в Гренландии, в древнескандинавском поселении Аустербюгд, основанном исландцами триста лет назад. Там им пришлось задержаться. Необычайно плотные льды помешали продолжить плавание. У гренландцев не имелось запасов, чтобы прокормить столько лишних людей, так что всю осень Бьорну пришлось прилагать немало усилий для добычи пропитания для своей свиты. Спасением стал огромный кит. Был ли он уже мертв или его потребовалось забить – неизвестно, но он был ранен, в его теле торчало копье.

Это копье являлось своеобразным приветом с родины. На нем стояло клеймо некоего Олафура из сурового края Вестфирдир в Исландии, где родился сам Бьорн. Поскольку Бьорн впоследствии оставил записи о находке копья, то скорее всего поступил по закону, а именно заплатил Олафуру за кита. Тот, кто первый оставит свое клейменое копье в теле кита, имел право на часть туши и по исландским, и по норвежским законам.

Рассказ Бьорна Эйнарссона о своих путешествиях, где упоминался кит, впоследствии был утерян. Но в 1623 году его тезка Бьорн Йонсон, который, вероятно, читал источник, рассказал об этом событии. Он утверждал, что кит, приплывший из Исландии в Гренландию с копьем в теле, был steypireyður. Так синий кит называется по-исландски.

Пока Георг Оссиан Сарс безуспешно пытался отыскать старинное норвежское название, которое с уверенностью можно было бы отнести к синему киту, исландцы писали (и, вероятно, говорили) о китах гораздо больше на протяжении веков2. Остров Исландия геологически относится к Срединно-Атлантическому хребту – вулканической цепи, возвышающейся посреди океана и создающей препятствия морским течениям, которые поднимают из глубин живоносный планктон. Здесь очень много китов. В исландских сагах часто говорится о попадающихся тому или иному персонажу китах, в избытке обеспечивавших людей едой. Сегодня исландским словом hvalreki называют как выбросившегося на берег кита, так и любую удачу.

По древним источникам трудно понять, о каких именно китах шла речь, во многих случаях вообще не ясно, были ли это реальные животные или плод фантазии. Некоторые наши современники считают, что кит, которого называли «рейдр» (reyðr)* – это, должно быть, синий кит3. Другие полагали, что это сельдяной полосатик или общее название для всех полосатиков – синего кита, сельдяного полосатика и т.п.4

Трактат «Королевское зерцало», созданный, вероятнее всего, в Норвегии в 1200-е годы, содержит немало страниц о китах, живших в окружающем Исландию море, в том числе и о рейдрах – крупных и длинных5. Зубов у них не было. Говорили, что сперма рейдра излечивает множество болезней, если только удавалось ее добыть, а сам рейдр – мирное животное и для судов не опасен. На него часто охотились, и из всех китов он был самым вкусным. Возможно, само слово «рейдр» указывает на красный цвет китового мяса. На датский и норвежский «рейдр» часто переводится как rørhval («трубчатый кит») и истолковывается как отсылка к полосам («трубкам»), которые имеют все члены семейства полосатиков на нижней стороне передней части тела. В свою очередь, это слово в английском языке трансформировалось в rorqual и является общим наименованием всех представителей семейства полосатиков.

С XVII века встречаются исландские описания, в которых под названием steypireydur совершенно точно подразумевается синий кит. Непонятно другое – откуда взялось такое название, но глагол steypa можно перевести как «опрокидывать, переворачивать, нырять» или «лить, отливать (из металла)». Около 1640 года исландец Юн Гудмундссон по прозвищу Ученый писал, что синий кит является самым лучшим и благословенным из всех китов. Если злые киты (а такие тоже бывают) хотят навредить людям и кораблям, то синий кит защищает моряков. Рукописи Юна Гудмундссона украшает отлично выполненный и для своего времени относительно реалистичный рисунок, изображавший синего кита6. Многие исландские авторы XVII–XVIII веков описывали синего кита как доброе и услужливое животное, не сопротивляющееся людям, даже если те хотят его съесть.

«Steipereydur – самый большой среди известных китов», – писал Эггерт Олафссон в 1772 году7. Он учился в Копенгагене и был приверженцем идей Просвещения. Его рассказы о китах не настолько изобиловали фантазиями и суевериями, как более ранняя исландская литература. Олафссон сожалел, что исландцы стали такими ленивыми и трусливыми, что начали добывать меньше китов, чем их предки. Однако большого кита steypireydur промышляли по-прежнему. Синий кит – это привычное животное в исландских водах, утверждал Олафссон, и «его выгоняют на берег, некоторые отважные моряки его убивают гарпуном». Последнее происходило в регионе Вестфирдир. Там синий кит заходил в самую глубь фьорда, и как только он получал себе в спину железное копье, охотники ждали, надеясь, что он ослабнет от потери крови или инфекции и его можно будет заполучить. Традиция ставить клеймо на копьях по-прежнему сохранялась. С помощью этих клейм узнавали, кто именно нанес киту смертельную рану: «Копья маркировали и регистрировали по закону (…), эта традиция сохранилась и в Норвегии с древних времен».

В Исландии древнескандинавские традиции промысла крупных китов соблюдали в большей степени, чем в Норвегии. Метод исландцев заключался в том, что животному наносили рану с помощью копья (часто его называли гарпуном) с зазубринами-отбойниками и с клеймом владельца, однако без линя. При этом надеялись, что в узких фьордах тяжело раненого или мертвого кита в конце концов вынесет в такое место, где его можно будет освежевать.

Последнего крупного кита добыли таким способом в 1894 году. Гисли Асгейрсон, выросший в Вестфирдире в конце XIX века, рассказывал впоследствии, как отец и брат промышляли китов. Когда гарпунер с помощью двух гребцов воткнул гарпун в спину кита, древко отделилось от железного наконечника, оставшегося в животном. Теперь надо было убраться оттуда поскорее, потому что раненый кит становится злым и опасным. С берега охотники следили за ним с помощью бинокля. Могло пройти дня два, прежде чем кит окончательно терял свои силы. Тогда охотники на лодках подплывали к нему и тащили на сушу. Иногда кит уплывал в соседний фьорд, где его находили другие люди. Тогда отец или брат Гисли получали ту часть туши, на которую давало право маркированное копье. Как только кто-то добывал кита, на берегу собиралась вся деревня, чтобы помочь освежевать его и разделать.