Елена Васильевна Кривогузова осталась вдовой с двумя малолетними сыновьями – трехлетним Мишей и годовалым Иваном. Дети почти ничего не знали о родителях своего отца, о своей бабушке, хотя она жила почти до конца 1890-х годов и запомнилась состоятельным станичникам тем, что по их заказам искусно устраивала различные торжественные застолья. К ним хорошо относились родственники матери – семьи ее братьев Сломовых.

Сыновья Елены Васильевны выросли. Иван успешно занимался хозяйством на казачьих земельных наделах братьев. Незадолго до начала Первой мировой войны женился на малограмотной, но очень смышленой и умелой, с твердым характером казачке Марии Стефановне Петренко, родившей много детей.

Михаил не любил заниматься хозяйством, а желал учиться. После приходской школы при материальной поддержке станичной управы окончил общеобразовательные классы майкопского механико-технического училища. Стремился стать учителем, но сдать необходимые экзамены в Екатеринодарской гимназии в 1909 г. не удалось. Его обязательная казачья служба в 1912 г. свелась к девяти месяцам в команде урядника родной станицы. Начало войны застало его служащим банка в Ростове, а с 1916 г. он работал в конторе маслозавода промышленника Аведова. Сдать экзамен на звание учителя начальных училищ у него получилось весной 1917 г. педагогическому совету Армавирской мужской гимназии. Получив желанное звание, преподавал в школах станиц вблизи Кавказской, заведовал школой в Романовском хуторе, революцией переименованном в город Кропоткин.

С оживлением экономики Михаил в 1922 г. перешел на более оплачиваемую работу в кооперативно-торговые организации. Он с первой женой, которую, как и жену брата, звали Марией, детей не имел, супруги воспитывали приемную дочь Наташу, оставленную бежавшей с офицером, да и сгинувшей подруги Марии.

К началу 1920-х годов все Кривогузовы жили в этом большом доме, в хозяйстве которого имелись коровы, лошади и другие животные, обрабатывали свои наделы земли. Но в 1921 г. умерла мать братьев – Елена Васильевна, а несколько позже и жена Михаила Мария.

Говорили, что в Михаила была влюблена молодая казачка. Красавица, у которой молотилка оторвала левую руку по локоть. Вдовец, стремившийся создать новую семью, сделал другой выбор: в 1925 г. женился на Софье Гавриловне Макеевой, работавшей воспитательницей в детдоме, а затем учительницей в школе при сахарном заводе. Ей было двадцать четыре года. Она проживала в доме со своей старшей сестрой Пелагеей Гавриловной и ее мужем Павлом Михайловичем Чернышевым.

Только много лет спустя мне рассказали, что изначально Макеевы и Чернышевы жили в Волчанске Харьковской губернии, где семья во главе с отцом Гавриилом Петровичем успешно вела современное по тем временам товарное зерновое хозяйство. На Кубань, сперва в Екатеринодар, их занесло волной отступления Добровольческой армии в конце 1919 г. после смерти матери Софьи и Пелагеи (урожд. Сведерской). Там белые мобилизовали Павла Михайловича и отправили в Азов, где его свалил тиф. Тем временем красные пришли в Екатеринодар, и, чтобы не попасть в проводившиеся чекистами зачистки, Гавриил Петрович и Пелагея перебрались подальше – в станицу Кавказскую. Они имели средства, и на имя Пелагеи был куплен дом с пристройками, один из лучших в станице, стоявший на Красной улице на том самом месте, где сгорел постоялый двор Евдокима Кривогузова.

Получив известие о болезни Павла, Пелагея поехала, отыскала его, перевезла в Кавказскую и выходила. В начале весны 1920 г. к ним из Харькова приехали младшая дочь Гавриила Петровича Софья и ее двоюродная сестра круглая сирота Катя, но на пересадке в Ростове у них украли все вещи. Макеевы и Чернышевы включались в полу-распавшуюся жизнь казачьего населения, выдавая себя за выходцев из дальней станицы. Отец сестер – Гавриил Петрович умер в 1921 г. от воспаления легких.

Пелагея и Павел взяли на себя заботу об устройстве жизни младших – Сони и Кати, и, не имея собственных детей, заменили родителей детям брата Павла – Феоктиста Михайловича – Георгию, Зое и Николаю. Феоктист погиб на войне в 1916 г. Только много позже я узнал, что Феоктист Михайлович был полковником, он умер от ран в петербургском госпитале. При большевиках его жена и мать детей Анна Сергеевна жила как социально чуждая – «лишенка», и ее детей на учебу никуда не принимали.

Павел Михайлович работал бухгалтером на пивном заводе, а Пелагея Гавриловна с нанимавшимися подсобницами занималась животноводством и земледелием. Им пришлось, как рассказывали позже, купить у председателя сельсовета свидетельства о бедняцком происхождении племянников, чтобы устроить их на обучение серьезным специальностям. А красавицу и певунью Екатерину выдали замуж за Алексея Максимовича Карпова – младшего сына состоятельного казака. Алексей с правильным лицом, подпорченным оспой, был строен, добр, окончил гимназию. Он очень полюбил Катю, а она все мечтала о затерявшемся в гражданской войне галантном офицере, певшем гимназистке романс о хризантемах в саду.

Прежде чем выдать Соню за Михаила, Пелагея, которая была на девять лет старше сестры, тщательно изучила его происхождение, жизнь и намерения. Готовясь к женитьбе, Михаил для брата Ивана и его семьи купил в станице у малой церкви пустовавший с гражданской войны домик с пристройками. Не желая обременять себя заботами, он передал ему почти все хозяйство. Себе оставил отчий дом. Иван Евдокимович занимался хозяйством, но вскоре заболел и умер, оставив вдову с тремя детьми: Любой, Леной и Витей.

Свадьба в августе 1925 г., с гордостью вспоминал отец, была многодневным праздником, и гостей насчитывалось более двухсот. Среди них родственники – Кривогузовы, двоюродные братья жениха Иван, Кирей и другие Сломовы, семьи Чернышевых и Карповых, друзей – ветеринара Мирного, врача Власова, инженера сахарного завода Яременко и сослуживцев жениха и невесты, а также станичников – Кораблевых, Фуниковых, Наумовых, Белговых, Золотовых и других, переживших войны и расказачивание. Тогда новобрачным и гостям казалось, что жизнь в стране, даже на Кубани налаживается, и все надеялись на лучшее будущее.

Ко времени моего рождения М.Е. Кривогузов заведовал торгово-заготовительной частью Севкавсахзавода, расположенного в пойме Кубани, в двух километрах от Кавказской. Там у отца, по рассказам, некоторое время имелась служебная квартира, в которой я, по недогляду няни, отравился медными ключами, но был еще слишком мал, чтобы это запомнить.

На свет мне довелось появиться в отчем доме, как было записано отцом, ранним утром в понедельник 15 мая 1926 г. У родителей я был первенцем. Папа писал обо мне в своих записках с нежностью и умилением. Хотя весил я всего около шести фунтов, его беспокоил не малый вес, а «неприятности», произошедшие со мной в первые дни и месяцы жизни. Он с горечью писал, что принимавшая роды акушерка слабо завязала пуповину, и я потерял много крови. Из-за этого мне до восьми лет пришлось носить пояс-бандаж. Едва мама с няней выходили меня, как на левой части груди обнаружилось разраставшееся красное пятно. Станичный врач вырезал его, не подозревая, что ненароком ослабил сращение между левой и правой грудными мышцами. Родители длительное время ограничивали мои физические нагрузки, резкие движения, прыжки и танцы, а слабая связь между грудными мышцами осталось на всю жизнь.

Неприятности первых дней моего существования не помешали Пелагее Гавриловне уже 18 мая зарегистрировать новорожденного Игорем в Кавказском райисполкоме, а священнику в начале июня крестить меня в нашем доме. Крёстным отцом был инженер сахарного завода Е.Г. Яременко, а крёстной матерью Пелагея Гавриловна, действительно ставшая моей второй мамой. Я получил золотой крестик на голубой ленте. Пока мы жили в Кавказской, он висел на спинке моей детской кроватки. Потом, несмотря на голодные и безбожные годы, крестик бережно хранился мамой и был возвращен ею мне в начале 1970-х годов.

В записках отца рассказывается о наших с ним прогулках, о моих играх и увлечениях, об освоении мною речи и чтения. Отмечая мою любознательность, папа цитирует мое требование: «Вот, я не умею, поуци». Он характеризует мои отношения с родителями, с родившимся в самом конце 1928 г. братом Виталием, с «кокой», как я долго называл крёстную – тетю Полю. Описывает мое общение с моими двоюродными сестрами – Любой и Леной, и воспитанницей Наташей, которую я не помню, так как в 1928 г. она уехала учиться в Ростов, с менявшимися нянями, соседскими мальчиками, с нашими котом и собачкой. Им подмечены мои чувства, вызванные драками мальчиков, гибелью птички, первыми книжками. Рассказано о моих детских болезнях, врачах и лекарствах. Но в его спорадических записях ничего не говорится о жизни взрослых, их делах и заботах, и невозможно понять, почему его записи, большая часть которых посвящена моему развитию в 1929 г., были начаты осенью 1928 г. – перед рождением брата, и прекращены осенью 1931 г. – перед рождением сестры.