Ждановка – это не населенный пункт, расположенный на Донбассе, хотя есть и такой. «Ждановкой» сотрудники геофизической партии, работавшей в советское время на полуострове Мангышлак (ныне – Мангистау), назвали болезнь, которой вскоре после прибытия на полуостров стал страдать электромеханик Жданов. Связана она была однозначно с употреблением воды из морского опреснителя, которую водовозки привозили из расположенного на расстоянии 100 км от базы партии города Шевченко (ныне – Актау). Город этот иные журналисты тогда называли «столицей нефтяников Мангышлака», хотя для местных жителей давно стало ясно, что его процветание и отличное снабжение «из центра» связано не с нефтью, а с расположенными на полуострове месторождениями урана. Опреснители морской воды, работавшие на урановом топливе, снабжали водой почти весь полуостров, а в самом городе этой воды хватало для полива деревьев в городском парке. К слову, знатоки утверждали, что состав местной почвы здесь такой, что при достатке воды можно было бы вполне выращивать персиковые деревья.

Агрегаты для опреснения морской воды работали здесь по технологии термо-испарительной дистилляции. Состоит она в том, что конденсируемый пар собирают в накопительные емкости, затем воду обогащают солями и фтором, проводят процедуру обеззараживания и фильтруют полученный раствор через засыпки карбонатного песка и активированного угля.

Жданов, носитель недуга «ждановка», название которого не встретишь ни в одном справочнике, никогда не болел желудочными расстройствами. Здесь же после приема воды, полученной из опреснителя, у него начиналась диарея, остановить которую, по его глубокому убеждению, можно было лишь при употреблении внутрь полстакана водки с добавлением в нее соли. Соль для этого требовалась обычная, поваренная, а не та, которую после опреснения морской воды добавляют в полученную из пара жидкость. Вместо хорошего вкуса при этом получалось, как правило, безотказно работающее слабительное.

Всё бы ничего, но к приезду Жданова на место проведения работ в геофизической партии ввели сухой закон, запрещавший под угрозой увольнения употребление спиртных напитков. Делались, правда, отдельные исключения. Так было, когда один из рабочих накинул на плечо ремень фляги с водой, не заметив пристроившегося к ремню скорпиона. Скорпион мгновенно ужалил, и плечо стало распухать. Рабочий потребовал бутылку водки, чтобы нейтрализовать яд. Дело было на буровой скважине, и начальник отряда послал машину за водкой, учитывая возникшее чрезвычайное обстоятельство. Этот прецедент породил ряд других, когда на людей якобы стали нападать не только скорпионы, но даже фаланги и змеи. Все пострадавшие стали требовать водку «для лечения».

Ситуацию с Ждановым так же сделали исключением, но просуществовало оно недолго. Другие люди почувствовали скверное последействие воды из опреснителя, но единственное, что могло сделать начальство после этого, – посылать водовозки не в город Шевченко, а к немногочисленным источниками пресной воды, расположенным на Узени и мысе Песчаном. Разницу во вкусе этой воды и «коктейля» из опреснителей почувствовали все. Единственным ограничением была длина шланга у водовозок: она должна была быть достаточно большой, чтобы закачивать воду из подземного источника, связанного с карстовыми приповерхностными полостями.

«Ждановка», которой страдал Жданов и некоторые его коллеги, оказалась буквально пустяком по сравнению с грозными недугами, которые влекло за собой употребление для питья воды из опреснителей. Такую воду эксперты со временем перестали рекомендовать для питья, ограничиваясь лишь ее безвредным использованием для бытовых и технических нужд. Дело в том, что такая пресная вода имеет высокую концентрацию тяжелых изотопов дейтерия и кислорода, которые не так-то просто удалить в процессе опреснения из соленой морской воды. Множество людей, не догадывавшихся об этом полвека назад, стали пациентами онкологов…

У Сергея Афанасьевича было две мечты – найти себе молодую жену и купить по дешевке кожаную куртку. Он был холост, работал в НИИ рядовым инженером с невысоким окладом, поэтому ему приходилось рассчитывать только на себя, избегая неоправданных расходов. Экономя на всем, он доходил до того, что купленные утром перед работой газеты продавал затем на работе желающим за полцены. А когда в его коллективе собирали с каждого деньги на подарок очередному имениннику, он демонстративно вносил лишь половину озвученного взноса с каждого из сотрудников, объясняя это финансовыми трудностями. В коллективе даже появилась привычная для всех фраза: «Сергею Афанасьевичу трудно, так как он мало получает». Конечно, были сотрудники, получавшие меньше него, например, техники, но они не пытались так, как он, демонстрировать свою несостоятельность.

О жене Сергей мечтал давно. Дело у него шло к пятидесятилетию, и он вполне созрел для того, чтобы обзавестись женой. Смущали его, правда, свой уже преклонный возраст и непривлекательный вид: был он сед, наполовину лыс и в морщинах. Окружающие пытались вдохнуть в него оптимизм, а насчет возраста успокаивали, убеждая его в том, что не так уж он стар. При этом приводили в пример Вольфганга Гёте, влюбившегося на восьмом десятке в юную девицу. Сергей горестно вздыхал и резонно возражал: «Так я ж не Гёте!..» Он подолгу курил, размышляя на эту тему, приглядывался к окружавшим его женатым коллегам и задавал им множество вопросов, ставящих подчас в тупик. Когда одному из них, слесарю Николаю Давыдкину, он задал странный вопрос о том, много ли денег у него стало уходить на семейную жизнь после женитьбы, то ответ его озадачил: денег на жену уходит много из-за ее габаритов, и если приходится что-то шить в ателье, то расходуется много дорогостоящей ткани. К примеру, в начале минувшей зимы справили ей пальто, так драпу на него ушло ужас как много. Николай посоветовал при всех прочих условиях искать жену более миниатюрную…

Сергей жил в квартире один, точнее – вдвоем с попугаем. Он очень дорожил своим пернатым другом. И когда попугая не стало, Сергей тяжело перенес утрату. На работе люди понимали, что у него случилось что-то плохое, и стали доставать вопросами. В один из дней Сергей тихим голосом ответил-таки одному из любопытствующих: «У меня умер попугай». Но в ответ вместо сочувственных слов услышал хохот бездушных коллег. Сергей надолго затаил обиду на них. Впереди был продолжительный полевой сезон на полуострове Мангышлак, где несколько месяцев предстояло прожить в небольших клетушках из ракушника. Селили в эти клетушки по два человека, и Сергей предложил поселиться с ним мне, так как я попал в коллектив недавно и не успел пропитаться злословием в его адрес. Он предложил мне называть его просто по имени, без отчества. Я с этим сразу же согласился.

После одного из полевых сезонов Сергей ехал куда-то в электричке и познакомился в ней с миловидной соседкой. Она оказалась по профессии учительницей, была молодой и незамужней. Все ее параметры подходили Сергею, мечтавшему о такой невесте. Их отношения развивались стремительно, и вскоре Сергей объявил на работе, что он женится. На свадьбе, если она и была, никто с работы не был, но после бракосочетания он привел молодую жену на работу и со многими коллегами познакомил. Всем его улыбчивая жена понравилась, и Сергея от души поздравляли с осуществлением мечты.

Однако не прошло и месяца, как Сергей объявил, что подал на развод. Причина оказалась банальной: он заподозрил ее в стремлении заполучить московскую прописку и игнорировании «супружеских обязанностей». После последних слов народ было насторожился, но про секс никаких рассказов не последовало. Трактовка сути этих обязанностей была своеобразной: по мнению Сергея, жена должна была взять на себя регулярную уборку его квартиры. Но вместо заботы о чистоте квартиры она сидела над своими дурацкими школьными тетрадями, и конца и края этой ее деятельности он не видел. Сергей не поленился оповестить о своем решении тех, с кем знакомил свою невесту. Далеко не все ему поддакивали, представляя себе выматывающую работу школьных учителей, да еще и необходимость ежедневно мотаться за город и обратно на электричке и в городском транспорте. Тем, кто ему возражал, Сергей что-то невразумительное говорил о своем мужском достоинстве, которое не хотел бы потерять, занимаясь домашней уборкой при наличии жены.