В тот полевой сезон что-то долго не ладилось в работе экспедиции, безуспешно пытавшейся найти нефть в Ярославской области. Вязла и ломалась в болотах техника, хандрили люди, а план наверстывали по выходным дням. Было не до грибов. И лишь к концу лета нашли, наконец, время для коллективного выезда за грибами. Всем захотелось поехать в окрестности городка Любим, получившего свое название еще со времен Ивана Грозного как любимого места его охоты.

Для поездки за грибами начальство выделило бортовой "уазик" с установленной в его кузове самодельной деревянной будкой. Будку эту собственноручно смастерил механик дядя Володя. Он был отличным механиком, но слабовольным человеком, не чуждым любви к спиртному. Мог часами трудиться, ремонтируя старые, давно списанные машины. Но и у него был предел терпения, вытекавший из предела его возможностей. Далеко не все из его рук выходило со "знаком качества". И когда водители, готовясь к зимним работам, спрашивали его, как они будут работать на буксующих машинах с лысыми скатами, дядя Володя, лукаво щурясь, в ответ задавал свой коронный вопрос: "А трахтор зачем?" Да, без трактора ни в болотах, ни зимой в снегу с нашей дедовской техникой делать было нечего. Бывало, повозившись в хламе и на складе впустую и не найдя нужную деталь, дядя Володя становился грустным и задумчивым. И тогда его помощники – слесари – добывали бутылку, а далее все завершалось воспоминаниями о тех событиях, которые хорошо заканчивались.

Бортовой "уазик" одиноко стоял на базе геофизической партии, расположенной за окраиной города Данилова. Дядя Володя изредка уделял ему внимание, завершая монтирование будки. Все чего-то не хватало, чтобы доделать эту работу. И когда подошло намеченное для поездки за грибами воскресенье, он устало махнул рукой и сказал: «Пойдет и так, без покраски. Выкрасим после вашей поездки». Затем он задумался, стал что-то вспоминать, но так и не вспомнил.

Всего набралось 14 человек. Водитель Николай ехать согласился неохотно, т.к. готовился к намеченной на ближайшие дни свадьбе, и поэтому каждый день был для него дорог. Но мы ему пообещали вернуться засветло, проведя сбор грибов организованно, особенно не разбредаясь по лесу. Все были свои, в основном итээры, выехавшие на полевой сезон из Москвы. Из местных жителей, кроме шофера, была пенсионерка Пелагея Ивановна, у которой бухгалтер снимала жилье и которую все знали, т.к. за зарплатой приходили нередко домой к бухгалтеру. Из временных работников экспедиции, принимаемых только на сезон, за грибами поехала Марина, у которой истекал срок практики в связи с началом учебы в университете. Поездки такие Марина очень любила, хотя в грибах разбиралась слабо. Собирать их она совсем не старалась, а просто гуляла по лесу, убеждая интересных для нее собеседников так же не тратить время на грибы, а просто любоваться замечательной природой.

Мест в машине хватило всем. Техник Аня Шувалова с 8-летним сыном Костей сели в кабину, а остальные разместились на скамейках в пахнувшей свежей древесиной будке.

Грибов в лесу было так много, что все взятые емкости вскоре оказались заполнены. Немногословная Пелагея Ивановна по единодушному признанию заняла первое место, собрав две корзины отборных грибов. Аккуратно перевязав корзины специально захваченной для этого из дому тканью, она пристроила их в машине и подсоединилась к тем из грибников, которые все настойчивее стали агитировать остальных за более ранний отъезд обратно (грибы требовали обработки, а назавтра с утра на работу).

Найдя разумный компромисс, засобирались в дорогу и вскоре поехали. По дороге пели песни, настроение было отличное. Машину Николай гнал лихо, торопясь на ужин к невесте. Пошел небольшой дождь, забарабанил в крышу будки и протянул на ее оконце косые нити. Но он вскоре кончился. На поворотах машину слегка заносило, песня переходила в испуганный крик. Но после нескольких поворотов боязнь прошла, и очередной поворот сопровождался уже только смехом, когда инерция бросала друг другу в объятия иных пассажиров, не уцепившихся за что-то для подстраховки.

Один из поворотов оказался роковым. На нем и случилась авария. Мы и испугаться не успели, как начали кувыркаться. Помню, как инстинктивно сгруппировался в комок, поджав к себе руки и ноги. Треск, звон, грохот и – тишина. Мы – на полянке неподалеку от дороги вперемежку с грудой всего того, что осталось от будки. Неподалеку – наш "уазик", лежащий вверх колесами.

Первая же мысль – на каком я свете? Огляделся – явно на этом. Куртку пробил кусок стекла и торчит из предплечья. Вытащил его, пустяки, крови почти не было. А рядом – грустная картина. В груде обломков, наполовину заваленный ими, лежит мой коллега Гена Макаров, а на его груди, прижавшись к нему, лежит Пелагея Ивановна. Из ее носа ему на грудь капает кровь, на щеке глубокая ссадина – протащило, видимо, ее по доскам во время аварии. Лежит она, плачет и причитает: корзины-то обе у нее были с собой не свои, оказывается, а чужие, и вот теперь она о них, явно помятых, сокрушается. Гена морщится и хочет убрать старушку со своей груди, но не может даже пошевелить ничем, только головой крутит. Попытался приподняться – не получается. Мы начали его выгребать из-под обломков. Он грустно так на нас смотрит и просит быть осторожней, полагая, что у него перелом позвоночника. Освободили его, наконец, – никакого перелома, вообще ни царапины. Просто куртку его брезентовую так плотно зажало досками, что повернуться невозможно было. Вскоре груду обломков покинул последний грибник. Самое забавное было в том, что обе корзины Пелагеи Ивановны практически не повредились, не то, что у остальных грибников.

Пострадала серьезно только Аня Шувалова. Пришлось потрудиться, извлекая ее из-под машины. Болела ключица, потом оказалось, что она переломана, и много времени спустя после аварии была проделана не одна операция, пока все зажило. Николай же все то время, пока разбирались с людьми, лежал, раскинув руки, возле машины. Он тоже оказался без переломов, но на верхней скуле у него на глазах окружающих выросла огромная шишка. А Костик, белый, как полотно, так и остался в кабине машины. Он оказался без единой ссадины, но заикался и дрожал.

Постепенно стали приходить в себя. Правда, долго не могли успокоить старшего геолога Виктора Ивановича, который жутко матерился (от него такого никто из присутствующих никогда не слыхивал), бегал к шоссе и обратно и обеспокоено восклицал – что же теперь будет, это же ЧП, теперь пойдут комиссия за комиссией и что покоя теперь никому не будет! Наконец, и он согласился, что все это пустяки по сравнению с тем, что могло быть со всеми нами.       Останавливались проходящие машины, обещали сообщить о происшествии в автоинспекцию. Одна из них увезла Аню в Любим.

Приехала автоинспекция. Довольно быстро установили, что «уазик» был в полном порядке: и тормоза, и рулевое управление, и все остальное. Водитель тоже был в порядке, т.е. трезвым. Высказали предположение, что на ближайшем повороте он промазал ногой мимо педали тормозов, а может, еще и мокрое после дождя шоссе подвело при такой большой скорости (ее оценили под 80 км в час). Свою версию вскоре высказал и наш завхоз Коняшкин, проявлявший слабость к всякого рода уголовным и другим расследованиям: он объяснил происшедшее тем, что платье у Ани было коротковатое и что Николай, вместо того, чтобы следить за дорогой, косил взглядом на ее обнаженное колено и не заметил поворот.

Перевернули машину, поставили ее на колеса, попробовали завести – работает, все в порядке. Николай вскоре, придя в себя, уехал на ней своим ходом. А нас «гаишники» поздравили с редким для таких аварий случаем отсутствия не только жертв, но и массовых травм. Докопались-таки, в чем была причина такой "удачи": будка в кузове была либо закреплена плохо, либо вообще не была прикреплена к кузову, поэтому ее на первом же витке кувыркающейся машины вытряхнуло на поляну, на которой мы и оказались вперемежку с обломками. Возможно, именно о креплении будки силился вспомнить дядя Володя накануне нашей поездки. Закрепи он эту будку как следует – крутились бы мы в ней, как вещи в стиральной машине.