…– Считай. Шесть тысяч триста. Шесть за машину, как договорились, триста – моральная компенсация. Еще раз извиняй за все, барин, и пересчитай, пожалуйста, – сказал Леопольд и, сняв бабочку, вернулся к столу.

Пока Арсений пересчитывал деньги, Леопольд положил оставшуюся сумму обратно в сейф, кинул туда же бабочку, включил свой портативный компьютер и, замурлыкав себе под нос какую-то заунывную мелодию, неуклюже защелкал по клавиатуре указательным пальцем.

– Ничего себе фокусы! – удивленно застыдился Арсений.

Ему вдруг стало не по себе от того, что Леопольд читает его мысли. В ушибленной голове гулко отозвалось молотом, уши полыхнули, пульс участился, как у запыхавшегося бультерьера. Дело было сделано, и пора была уносить подальше ноги от этого странного, определенно обладающего некими потусторонними способностями, человека.

– Ну, я пойду, Леопольд, эээ… как вас по отчеству?

…Выдвинув ящик стола, Леопольд достал стопку визиток, пересмотрел их и, выбрав одну, цвета запекшейся крови, протянул Арсению:

– Это не фокусы. Так, мелочи. Ну, бывай здоров, гонщик. – Он пожал Арсению руку и добавил: – Сегодня отличный день для новых начинаний. Звони, если что…

– До свидания, – ответил Арсений и вышел из кабинета.

На визитке значилось: «Топ Марат Васильевич. Консультант». Затем следовал длинный телефон с международным кодом и адрес загадочного предприятия ООО «ЛЕО-ФАРМ», определенно не имеющего к фармакологии никакого отношения.

Спустившись на первый этаж, Арсений вспомнил об одном досадном упущении. Ведь, по существу, машина была продана, а ее технический паспорт остался у прежнего хозяина. Чтобы устранить сие мелкое недоразумение, он вновь поднялся по лестнице и, робко постучав в дверь кабинета, отворил дверь.

– Марат Васильевич, я забыл вам техпаспорт от «Опеля» отдать, – просунув голову в кабинет, сказал «по случаю продавец».

Опершись локтями о стол и уткнув голову в сложенные ладони, Марат Васильевич сидел на прежнем месте и о чем-то думал, закрыв глаза. Он не сразу отреагировал на появление Арсения, лишь спустя некоторое время медленно поднял сначала голову, затем тяжелые веки и лишь потом посмотрел на посетителя. Арсений увидел совершенно другого человека, ничем не напоминавшего доброго кота Леопольда из детского мультфильма. В его взгляде было столько же много печали и скорбной усталости, сколько можно было видеть на ликах Иисуса и других святых в православных храмах. Арсению опять стало не по себе… «Где я видел этот взгляд, ну где?»

– Благодарю. Мне он не нужен. Иди уже, – ответил хозяин кабинета и, закрыв глаза, опять уткнулся головой в сложенные уже по-другому, в некую индийскую мудру, руки.

Весь облик его недвусмысленно намекал на то, что к сказанному и свершенному более нечего добавить.

Арсений тихо затворил за собой дверь и вышел на улицу. Там он залез в свою бывшую машину, вынул из бардачка складной испанский ножик, бутылку серебряной текилы – ею он собирался отметить продажу «Опеля» на рынке. Стетоскоп – пьяный подарок замминистра здравоохранения, который он постоянно возил с собой в качестве талисмана. Хотел по привычке залезть в багажник, забрать стоп-сигнал и еще раз попытаться извлечь из магнитолы кассету с Фрэнком Синатрой, но, посчитав это излишним жлобством, прижал к груди милые сердцу предметы и пошел к проходной. Технический паспорт от «Опеля» кинул на водительское сиденье.

– Пропуск, – рявкнул на проходной охранник.

– Какой пропуск? – удивился Арсений. – Нет у меня никакого пропуска.

– Так вот же он, – смягчился охранник и, вытащив зажатую между пальцев Арсения визитку консультанта Леопольда, нажав на пульте кнопку, выпустил его через турникет.

«Чудеса, да и только! – похлопывая по карману джинсов, где лежали деньги, тревожно размышлял Арсений. – Этот Леопольд – прямо Вольф Мессинг какой-то». Он вспомнил, как читал книгу о великом маге времен культа личности, точнее, эпизод, где наделенный огромными экстрасенсорными способностями манипулятор заставлял людей верить, что в руках у них деньги, в то время как втюхивал реципиентам обыкновенную газетную бумагу, нарезанную под нужный размер. Успокоился Арсений чуть позже, в ближайшем обменном пункте, когда стодолларовая купюра из пачки с оставшейся на ней банковской упаковкой без проблем превратилась в рубли.

«Ничего себе время летит! – подумал Арсений, взглянув на часы, которые показывали два часа пополудни. – Видать, я хорошо головой в стойку приложился, да и мужик этот меня сегодня уж слишком нагрузил. И почему он мне кажется таким знакомым?»

Неподалеку располагалась больница, в которой работали бывшие однокашники Арсения. Дежурство как раз подходило к концу, и было бы непростительным упущением не навестить друзей, всегда искренне тебе радых, особенно если в руках у гостя бутылка текилы на фоне двух замечательных поводов ее распить. Основным поводом для веселья была удачно завершившаяся сделка с автомобилем, ну а за конец дежурства – повод вообще непреходяще актуальный и, пожалуй, даже более весомый. «И как они не спились еще до сих пор?» – думал Арсений, покупая в ближайшем ларьке апельсины, овсяное печенье и полиэтиленовый пакет для захваченных из бардачка вещей, которые до сих пор прижимал к груди. Упаковав поклажу, он тормознул частника на «Москвиче» поносного цвета и поехал в больницу.

Выпивка у друзей была своя. В ординаторской реанимационного отделения он застал доктора Шкатуло с ординатором арабской внешности, облаченных соответственно в зеленый и синий хирургические костюмы.

– За Люсю. Пусть земля будет ей пухом, – наморщив лоб, сказал Шкатуло арабу и приподнял над столом чашку с водкой.

– Пусть, – ответил собутыльник и добавил какую-то фразу на своем языке.

Выпили не чокаясь.

– Че сказал? – спросил его Шкатуло.

– Да так. Айят из Корана. Примерно: «Все мы принадлежим Богу и возвращаемся к нему», – наморщив физиономию, ответил араб.

– Докатились! Уже пациентов поминаете, – заметил гость.

– О, какие люди! Ну, здравствуй, пан-барабан Франковский, проходи, присаживайся, – поприветствовал Арсения доктор Шкатуло, приглашая его к столу вилкой с нанизанным анчоусом.

– Все бы тебе юродствовать, Чикатило, – не остался в долгу Арсений. – Ну какой я тебе пан?

– Жена у тебя полька, сын поляк, – значит, и ты поляк, да и фамилия у тебя подходящая, – подытожил Шкатуло. – Знакомься вот: Фараш – преемник мой палестинский.

– Шалом, – протянул Арсений руку Фарашу.

– Вуалейкум шалом, – пожал руку будущий палестинский врач.

– Кого вынесли, изуверы? Вы скоро всех поминать будете? – водружая на стол бутылку текилы и апельсины с печеньем, спросил Арсений коллег.

– Люсю, – вздохнул Шкатуло.

Он собрал со стола выпивку и закуску, включая выставленную Арсением, быстро переоделся в цивильную одежду и направился к выходу.

– Пойдем в кардиологию пить, а то у нас тут заведующий новый – редкая сволочь, уже не раз грозился меня с работы выгнать. Сам ни хрена толком делать не умеет, а гонору выше крыши. Запрется у себя в кабинете, а медсестры только ему салфетки и таскают, что он там делает – ума не приложу. Я его учить не собираюсь. Вон Арафат мой и то умнее будет. Я шефу по пьяни так и сказал. А он зло затаил, сука. Пойдем, Фараш, ну его на хрен, от греха подальше, а то сейчас припрется…

– Люсю сегодня в два ночи вынесли, – рассказал по дороге в кардиологическое отделение Шкатуло. – Жалко бабу, хоть и не моя пациентка. Три месяца тут пролежала. Песни какие пела! «Что ты вьешься, черный ворон», – напел он. – А голос, голос какой был!.. Захотела похудеть, дура, дала согласие на операцию одному светилу нашему, мать его. Ну, он и удалил ей кусок кишечника, да, видно, участком промахнулся немножко. Весила, говорят, сто сорок раньше, а сегодня Максимовна ее одна на каталку переложила: сотню почти и сбросила. А все из-за любви несчастной. Рассказывала, кавалер у нее был. «Люблю, – говорил тебя, – Люся, очень, но похудеть тебе не мешало бы, а то не женюсь». Чего только она ни делала, как диетами ни истязалась баба, ничто не помогало, пока какой-то идиот ей телефон Менгеле этого нашего не дал… Жалко бабу, большой души человек была, хоть и толстая… Потом наоборот… Песни пела: «Привези, привези мне коралловые бусы, мне коралловые бусы из-за моря привези…»