Арсений молчал.

– А потом все случилось, как и обещал: женился. Забрал к себе в Нерчинск, а потом его часть, не помню в какой раз, в Афганистан в командировку отправили. Сын родился – тоже Ваня… – Замолчала опять.

– Джулия, ты зла не держи… – понимая, что ему отвечают за вчерашнюю чванливость, попросил Арсений. – Забудь, ага?..

– Ага, – ответила Джулия своим любимым словом-паразитом. – А потом перестройка, еще одна командировка, гроб цинковый, залп в небо – и сплошное мамбо итальяно с пенсией по утрате кормильца…

Арсений закурил. Если принимать близко к сердцу истории о женской судьбе, то можно умом тронуться, – это он уже проходил, не вчерашний. Настолько одинаково трагично все они звучат из женских уст, особенно сдобренные легким алкоголем во время случайных коротких встреч. Москва слезам не верит, бэйба, хотя, черт возьми, какая красивая, грустная сказка! А может, и не сказка…

– Ну?

– Гну, – парировала Джулия. – Все, собственно, ага.

– А эта, как ее, глухонемая сестра… Вы же вроде родственники Артемову? Чего к нам пожаловали вдруг?

– Нет, не родственники. Артемов с мужем в том МИ-8 горел, которым муж командовал. Только ему, в отличие от Вани, повезло. Артемов его и привез, кстати. Я не плакала. Быстро как-то все прошло. Привезли, на табуретки поставили, похоронили, потом напились все – танцы учудили, веселились… Артемов тогда пообещал, что в беде не бросит. Темный он товарищ, Артемов. Фиг его знает, но сдается мне, что Ваня ему тогда жизнь спас, – иначе с чего бы благодетельствовать? Потом, сам знаешь, смутные времена наступили. Я со своим музыкальным образованием, что в детдоме получила, никому не нужна стала. Сам посуди: город маленький, дай бог детишек прокормить, – кому там музыка нужна?.. Вот и устроилась в бригаду по ремонту квартир и офисов – там хоть кое-что платили. Научилась отделочному мастерству… Жить-то надо… А Вика – это подруга моя… из соседнего детдома. Ты не поверишь, но я там как мама родная им была. Как Ваня – мне… Язык выучила их, бесшумный, и привязалась к Вике… Как сестра она мне, одним словом. А когда Артемов приехал и стал нашу судьбу устраивать, так я сказала, что без нее никуда не поеду… Темный он, ой темный. Такие вот дела, заяц, – сказала Джулия и отвернулась, уставившись в окно.

– Почему ж не поверю! – не отреагировав на «зайца», ответил Арсений. – Поверю.

Миновали кольцевую. Свернули вправо и вскоре были дома…

«Завтра приступаете, – голосом Вероники сообщил автоответчик. – Все материалы дома. Ждем».

Других сообщений не было.

«Когда завтра? – думал Арсений. – Может, уже вчера?»

Они попили на кухне чай с окаменевшим овсяным печеньем. Прозвонились каждый по своим делам. Несколько раз обменялись пристальными взглядами, окончательно убедившись, что все сказано и сделано, к содеянному добавить больше нечего. Взрослые люди, у каждого своя дорога. Каждый сам по себе. Тихо и синхронно вздохнули.

– Мне в Черемушки, – сказала Джулия. – Ты знаешь, где это?

улыбаясь, пропел Арсений слова популярной люберецкой песни. – Знаю. Поехали.

По дороге посетили магазин стройматериалов, где Арсений прикупил себе станок для резки плитки, кельму, зубило, желтую пластмассовую бадью для раствора, еще кой-каких приспособлений, необходимых для работы. День прошел незаметно. К вечеру он привез Джулию по нужному адресу.

– Не болей, заяц, – сказала она, проведя по затылку Арсения острыми ноготками..

– Не буду, – подмигнув и едко ухмыльнувшись, ответил он. – Донт вори, би хэпи.

– Что?

– Все хорошо, – ответил он и уехал.

В квартире Вероники все было готово для начала ремонта. Старая плитка со стен в ванной комнате сбита и вывезена. Голые стены, покрытые старой желтой масляной краской, испещрены смелой насечкой, нанесенной уверенной рукой бывалого лесоруба. Вместо старой чугунной ванны сияла белизной немецкая модная купель марки «Кальдевай», присоединенная к отечественной чугунине итальянской пластиковой манжетой и выставленная по «уровню». В прихожей были складированы цемент, клей ПВА, мастика для затирки швов и прочая необходимая для ремонта премудрость. На холодильнике, прилепленная магнитом с символикой города Хельсинки, белела табличка с надписью: «Не забудь пожрать тут!» – с нарисованной стрелкой, указывающей на никелированную ручку и автографом Вероники. И здесь сестрица постаралась.

Дома никого не было. Дяди Гены тоже, чему Арсений не очень удивился. Для того чтобы мастер не скучал, на хозяйстве оставили собаку Матильду. Целый день она понимающе смотрела на работу Арсения. Пару раз хватала его за рукав и подводила к холодильнику с красовавшимся на дверце вкусным объявлением, вероятно рассчитывая на угощение вне графика по случаю отсутствия хозяев. Арсений накрыл ванну найденными на балконе фанерными щитами, смешал в бадье клей ПВА с цементом, покурил и принялся большой малярной кистью наносить на стены серую суспензию. Потом перешел в санузел, где в скором времени и закончил подготовку. Теперь можно было немного передохнуть. Арсений вымыл руки, скормил Матильде кусок сырой говядины из холодильника и вышел перекурить на балкон.

Стоя там, он услышал, как в замке несколько раз провернулся ключ и в квартиру кто-то вошел. Арсений швырнул окурок вниз и, зайдя в комнату, шагнул навстречу визитеру.

– День добрый, мастер. – Гость протянул ему руку. – Будем знакомы: Гена…

Дежавю! Перед ним стоял «бизнесмен Леопольд»… или Алеша Воробьев, или еще кто-то, одетый в дешевый спортивный костюм с американской баскетбольной символикой «Чикагских бычар». Из-под больших очков в тонкой металлической оправе Арсения сверлил пристальный взгляд – взгляд далекого северного приятеля, или взгляд недавнего знакомца, консультанта «ООО ЛЕО-ФАРМ» – такой знакомо-родной и докучливо-попечительный.

Арсений протянул гостю руку.

– Чего рот раскрыл? – спросил тот. – Гена я, бомж дядя Гена. Живу я здесь.

– Точно Гена? Не Алеша, не Леопольд… Гена? – застыв в оцепенении, спросил Арсений.

– Да ты расслабься, – ответил дядя Гена, ставя на пол коробку с зеркалом для ванной. – Гена я, Гена. Всегда был Гена.

– А мы с вами раньше нигде не встречались? – не унимался Арсений.

– Все мы раньше обязательно бог знает где встречались. И еще встретимся, – ответил дядя Гена. – Пойдем чай пить. И Матильду заодно покормим.

– Да я ей целый кусок говядины скормил. Но, по-моему, она не прочь еще. – Арсений кивнул на Матильду, которая при слове «говядина», залупцевала хвостом по паркету, высунула язык и нагло облизнулась.

– Хватит ей.

Дядя Гена заварил в каком-то несуразном стеклянном сосуде зеленый чай и, усевшись за столом напротив Арсения, поинтересовался, кто такие Алеша Воробьев и бизнесмен Леопольд.

Арсений вкратце рассказал дяде Гене о своем дежавю, про то, что в последнее время ему часто встречаются люди с одинаковым взглядом, повадками и запредельной потусторонней харизмой. Высказал предположение, что, возможно, это все связано с травмой головы, из-за чего он просто тихо сходит с ума. Что, может быть, у дяди Гены имеются некие разбросанные по стране братья-близнецы, о существовании которых он и сам не подозревает. Вот от этих-то людей, включая дядю Гену, исходит некая неизвестной природы сила, которую Арсений вновь ощутил при встрече и слегка по этому поводу обеспокоился. Заодно поинтересовался, правда ли то, что дядя Гена убил топором собственную жену с любовником. Вопросов накопилось немало.

– Не гони лошадей, – прихлебывая чай, улыбнулся дядя Гена, – трудись спокойно. Позже поговорим. Пойду Матильду прогуляю, да и других дел у меня сегодня немерено. Пока.

– Пока, – растерянно сказал Арсений.

И, допив чай, приступил к работе. При помощи уровня и карандаша отбил горизонтальные отметки по углам ванной комнаты, замесил раствор, прилепил по углам плитки, натянул между ними резинку и выложил первый ряд. Дело пошло. К вечеру он выложил примерно пять квадратных метров. Провел рукой по дорогостоящей итальянской глазури – остался доволен результатом. Нигде ничего не выпирало, рисунок совпадал, а ванная комната постепенно из грустного серого каземата превращалась в уютный интимно-прачечный закуток.