Армейской службе охраны произведений искусства в группе армий «Север» исследователи до сих пор не уделяли внимания из‐за крайней скудости сведений о ее деятельности. Архив этого подразделения пока не удалось найти. Наши заключения о том, что оно существовало при группе армий «Север», основаны только на штатном расписании, разрозненных записях и личных свидетельствах.
Самая известная, ключевая фигура армейской службы охраны произведений искусства на северо-западе России – граф Эрнстотто цу Сольмс-Лаубах194. О том, что он вообще играл какую-то роль, известно лишь потому, что в октябре 1941 года он вместе с Георгом Пёнсгеном руководил демонтажом Янтарной комнаты в Екатерининском дворце в Пушкине195. Официально Сольмсу поручили обеспечить сохранность художественных ценностей в районе действий группы армий «Север» в конце сентября 1941 года. В штатном расписании он фигурировал сначала как хранитель, затем как руководитель рабочего штаба по охране произведений искусства. Однако из статьи в газете Frankfurter Generalanzeiger от 15 сентября 1941 года, сообщающей о деятельности Сольмса в Пскове, можно заключить, что ему, вероятно, гораздо раньше было поручено заботиться о художественных ценностях и объектах культуры по крайней мере в районе действия его воинской части. В статье сообщалось, что после захвата Пскова Сольмс в течение нескольких недель организовал выставку найденных им произведений искусства в Поганкиных палатах, где располагался городской музей: «<…> с одной стороны, место спокойного созерцания и духовного отдыха для немецких солдат, а с другой – достойное и квалифицированное хранение старинных европейских произведений искусства <…>». По-видимому, особое впечатление на посетителей выставки произвело количество и качество экспонатов, большинство из которых, вероятно, составляли работы немецких или западноевропейских художников, но были среди них и произведения русского искусства, прежде всего иконы и церковная утварь, литургические облачения, напрестольные евангелия и требники; предположительно, после эвакуации наиболее ценных предметов они остались в городе196.
По меньшей мере на начальном этапе армейская служба охраны произведений искусства при группе армий «Север» оставалась неизвестной конкурирующим нацистским ведомствам, или же к ней относились пренебрежительно как к чему-то временному. Во всяком случае, сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга не ожидали конкуренции с ее стороны. Только этим можно объяснить письмо Герхарда Утикаля генерал-квартирмейстеру сухопутных войск генералу Эдуарду Вагнеру от 1 октября 1941 года, в котором он просил создать подходящие условия для работы по охране культурных ценностей в Советском Союзе. Утикаль прямо утверждал, что «в отличие от того, что делается для защиты произведений искусства, библиотек и архивов на Западе и на Балканах, на оккупированных восточных территориях у вермахта для этого нет собственных учреждений»; «охрана разнообразных культурных ценностей в оперативном тылу армий» предоставлена исключительно инициативе отделов пропаганды и осуществляется ими постольку, поскольку у них есть «соответствующие специалисты»197.
В 1938 году, когда были созданы подразделения пропаганды, Верховное главнокомандование вермахта и Имперское министерство народного просвещения и пропаганды пришли к компромиссу: эти подразделения числились в структуре вермахта и во всем, что касалось их применения, находились под командованием военных штабов; но содержание их работы определяло министерство. Из такого рода подразделений наиболее известными были роты пропаганды. Они предназначались исключительно для ведения психологической войны; сначала они готовили преимущественно военные сводки для немецких войск, но после того, как наступление зимой 1941–1942 годов остановилось, все больше стали заниматься деморализующей пропагандой среди войск противника и населения на оккупированных территориях.
В ходе войны значение пропаганды возрастало, и к концу 1942 года на службе в этих частях находилось около 15 000 так называемых военных корреспондентов. С учетом специфики их задач среди них процент журналистов, ученых-гуманитариев, писателей и художников был выше среднего; именно по этой причине, скорее всего, и казалось, что им можно поручить, хотя бы временно, охранять произведения искусства. Они произвели огромное количество визуальных и аудиоматериалов, которые и по сей день (в том числе в этой книге) активно используются в иллюстративных целях. Однако материалы эти коварны. Всегда следует помнить, что перед нами пропагандистский материал – инсценированный и в любом случае заведомо снятый под определенным углом, поэтому вполне реальные военные снимки дают ложную картину войны198. С января 1940 года аналогичные роты военкоров стали формировать и в частях ваффен-СС, а в августе 1941 года к ним добавились взводы военных корреспондентов на полковом уровне. Они – в отличие от других фоторепортеров из рот пропаганды – проходили военную подготовку и принимали участие в боевых действиях, вот почему в фотоархивах СС встречается больше фотографий, снятых непосредственно во время наступления или сразу после взятия того или иного населенного пункта199.
Когда в Оперативном штабе рейхсляйтера Розенберга поняли, что армейская служба охраны произведений искусства при группе армий «Север» – отнюдь не временное явление, а, как и во Франции, представляет собой если не препятствие, то серьезную конкуренцию ему в сфере вывоза культурных ценностей, под сомнение была поставлена законность ее деятельности. Возникло подозрение, что за ней стоит Вольф-Меттерних, хотя он, похоже, ничего не знал о происходящем в группе армий «Север»200. Так или иначе, но об этом писал в своем донесении Карл-Хайнц Эссер, эксперт-искусствовед Главной рабочей группы «Остланд», который прибыл в Ригу с амбициозными планами, считая Прибалтику и северо-запад России своей территорией201. Сам Сольмс в апреле 1942 года в письме к Райнхольду фон Унгерн-Штернбергу, офицеру связи 18‐й армии в Министерстве иностранных дел, выражал свое удивление по поводу столь поздно пробудившегося интереса к его службе. По словам Сольмса, он был по собственной инициативе облечен функциями хранителя – сначала только в качестве командированного, и лишь в декабре Верховное командование сухопутных войск официально назначило его на эту должность202.
Совершенно иначе Сольмс представлял свою работу по охране произведений искусства в 1948 году в Нюрнберге; на суде по делу Верховного главнокомандования вермахта он заявил, что его деятельность стала результатом инициативы командующего 18‐й армией Георга фон Кюхлера, который хотел защитить российские культурные ценности равно и от уничтожения в ходе военных действий, и от алчности других ведомств203. Утверждение Сольмса, несомненно, имело целью прежде всего снять вину с Кюхлера, обвинявшегося в преступлениях против гражданского населения, в выполнении «приказа о комиссарах» и в других военных преступлениях, включая и разграбление культурных ценностей на территории Советского Союза. Эти показания совпадают с тем, как описывали деятельность армейской службы охраны произведений искусства во Франции Франц Вольф-Меттерних и Вальтер Баргацки. Сольмс, возможно, не знал об их показаниях, но он выбрал ту же стратегию, а именно – обвиняя в грабеже нацистские ведомства и отделяя «хороший» вермахт от нацистской иерархии, он следовал широко распространенной после войны среди немецких военных интерпретации событий прошедших лет. Сегодня уже невозможно с полной определенностью выяснить, возникла ли армейская служба охраны произведений искусства в группе армий «Север» по инициативе Кюхлера или кого-то другого. Однако без принципиального одобрения командующего она вряд ли могла бы появиться и тем более действовать в подчиненных ему структурах. Поэтому представляется наиболее вероятным, что Сольмс действительно активно добивался создания армейской службы охраны произведений искусства в группе армий «Север» и своей должности в ней, а Кюхлер оказал ему в этом поддержку204.
