– Ахасе… Проклятые Ахасе! – крикнул один из воинов.
– Я так и знал, что они всегда лгут! Лишь бы самим крылья не пачкать!
– Поэтому они и сидят наверху: лишь бы чумой не заразиться, как мы. Мы же для них не важнее навозных мух!
– Вот почему Посланника не приняли обратно: он же чумной, им такие не нужны. Они даже не попробовали вылечить его, своего!
Зря. Очень зря Муракара это сказал. Сердце моё забилось, и, чтобы хоть как-то его утихомирить, я схватил Муракару за локоть и попросил отойти. Тот не был против: кажется, ему самому стало нехорошо.
– Зачем вы сказали им правду, Муракара?! – тут же негромко воскликнул я. – Они теперь в ярости! Они и так не любили власть, а теперь им нет смысла за неё сражаться.
– Потому что они должны знать, что происходит. Рано или поздно они бы и сами поняли, что что-то тут нечисто, – пробормотал Муракара, крылом потирая висок.
– Вы поступили не лучше Дьяуса, – бросила Мира, и я слегка сжал её руку, но после ответа Муракары не стал больше возражать.
– Дьяус соврал, пускай и от незнания. Я сказал правду.
– Эта правда отвернула их от вас, – непонимающе отозвался я. – Теперь у нас нет союзников на Агнанеи…
Как только я это произнёс, за спиной Муракары стали собираться воины. Один за одним они взмывали в небо, намереваясь улететь сквозь ветви. Я открыл было рот, чтобы предупредить Муракару, но тот лишь поднял крыло.
– Я знаю. Я слышу.
– Так почему вы не попытаетесь их остановить? Они только подпитают силы восстания! – прикрикнула от непонимания Мира.
Редко я её такой видел. Возможно, с силой к ней пришла и Медвежья ярость.
– Потому что, Княжна, я не правитель и даже не лидер, – устало произнёс Муракара. – Я Сторож Чумных. Меня назначили следить. Не управлять. Я исполняю приказы, просто за это время научился самостоятельности.
– Разве не очевидно, что не нужно было так сразу им всё вываливать на головы? – спорила Мира. – Вы слышите этот народ! Вы могли спасти ситуацию!
– Я слишком долго лгал. Все мы слишком много лгали. И вот к чему привела ложь. – Он тяжело вздохнул. – Пора искупить все грехи, исправить ошибки. – Обернувшись к Мире и взглянув ей прямо в глаза, он продолжил: – Да, ты права, Княжна, я мог спасти ситуацию. И всё ещё могу. Только попрошу вас об одном: сопроводите меня наверх. Я улажу всё сам.
– Сам? Как это – сам? – захлопал глазами я. – Против вас все…
– Просто смотрите и учитесь, – невесело усмехнулся он, вспархивая.
Мы взлетели за ним, преодолевая верхушку Прагана Гасай. А под ногами – ад.
Толпа, поглощённая огнём и местью, превратилась в пожар, способный уничтожить Острова. Они кричали, вопили, визжали и плакали – певучесть птиц превратилась в безжалостную какофонию.
– Мы не умрём!
– Отдайте Птенца!
– Мы не умрём!
– Отдайте Птенца!
Раз за разом их слова становились всё громче и хаотичнее, или же это в моей голове они закрутились, завертелись, словно я и сам попал в пламя. Постойте-ка… Кажется, я могу их угомонить – хотя бы на минуту.
Взмахнув рукой, я сосредоточился. Пламя, сколько обрывочных кусочков и искр, на которых надо сосредоточиться и которые надо собрать… Нельзя, чтобы Агнанеи сожгли. Нельзя, чтобы огонь уничтожал, а не создавал.
Народ внезапно замолк, и я приоткрыл глаза. Их пламя поднималось вверх ало-рыжим вихрем, лишая толпу силы. Теперь они хотя бы на мгновение беззащитны. Даже воины, закравшиеся в толпу обычных птицелюдей, ошеломлённо глядели на Муракару.
В конце концов огни выстроились вокруг Муракары. Я потратил много сил на этот трюк, но теперь я мог слегка расслабиться.
Возгласы и восклицания не заставили себя ждать. Но едва их волна зародилась, как Муракара воскликнул:
– Агнанеи! Послушайте Сторожа Чумных!
Конечно же, незамедлительно последовали ответы:
– Какой ты Сторож?! Ты лишь сошка Ахасе!
– Почему ты ничего не делаешь?! Ты должен был нас излечить!
– Зря Спящая выбрала тебя, ты ни на что не годишься!
Я двинул рукой. Огни задрожали, и народ зашумел в панике. Я вмиг пожалел, что это сделал.
– Этот некрылатый хочет нас убить!
– Сторож связался с некрылатыми! Предатель!
– Хорошо, – вдруг пробормотала Мира. – Ещё раз.
– Что? Они же с ума сойдут от страха! – шепнул я.
– Но, возможно, замолчат. И послушают Муракару.
Что ж, ладно, Миру я могу послушать. В конце концов, она здесь наследница трона – не я.
Ещё одно движение. На этот раз толпа и впрямь притихла: почуяла настоящую опасность. Из-за их горящих страхом округлённых глаз я тысячу раз пристыдил себя. Но иначе никак.
– Не бойтесь! – по-птичьи воскликнул Муракара. – Проводник – наш союзник. Он хотел привлечь ваше внимание, чтобы вы меня послушали.
Народ замельтешил, но гул не поднялся. Не думаю, что он развеял их страхи, но, возможно, дал этому начало.
– Чего вы хотите, народ? Чего вы боитесь?
– Принесите Птенца! Прошу! – уже надрывно крикнул кто-то из птиц – кажется, рослый птицелюд с ослабшей женой на руках.
– Я не хочу умирать! – всхлипнула пожилая птицелюдка, оседая в руках здоровых родственников или подруг.
– Мой папа заболел… – прозвенел детский голосок. – У меня больше никого нет!
От её больших, круглых, ярких, как два цветных стёклышка, глаз, от их жуткой глубины меня пронзило. Их страшная пустота затягивала, и только когда Мира взяла меня за руку, я смог перенять её спокойствие и утихомирить своё сердце.
– Больше всего на свете я хочу, чтобы чума прекратилась, – проговорил Муракара, дождавшись, пока мольбы хотя бы слегка стихнут. – Я видел так много ваших смертей. Слишком много. Поверьте, я знаю, как никто другой.
Народ принялся недоверчиво переглядываться. Тем не менее их горе ещё не развеялось, посему гнев был заглушен.
– Я знаю, как вы настрадались. Вы теряли и продолжаете терять. Вы хотите, чтобы мучения остановились. И ваше спасение так близко, на расстоянии вытянутого крыла.
Он взметнул взгляд. Народ повторил за ним. И вновь загомонил. Но Муракара быстро взмахом крыла пресёк это, пусть и не полностью.
– Вы хотите сразиться за свои жизни. Но хватит ли у вас сил противостоять сильным и здоровым врагам? Много ли у вас шансов? Я был там и скажу прямо: вряд ли получится.
Я предвидел: от таких уговоров толпа, естественно, засопротивлялась бы. Спасая Муракару, я слегка мигнул искрами, чтобы народ отвлёкся. На этот раз они, конечно, испугались, но Муракара быстро переключил их внимание на себя:
– Но есть один выход. Есть одна старая традиция, которую знают все смертные. Традиция, благодаря которой даже самое слабое войско способно выиграть.
Посыпались робкие вопросы.
– Эта традиция – бой. Один на один. Самый сильный воин одного войска против самого сильного воина другого войска.
Народ затаил дыхание.
– Я буду вашим самым сильным воином. Я сражусь за вас – за тех, кого так долго опекал и защищал. И моя миссия – защитить вас вновь – возможно, в последний раз.
Гомон толпы из гневного и испуганного превратился в радостный. Улыбки, пение, смех. И главное – надежда. Нетрудно её почувствовать, даже без пламенного сердца.
Тем не менее моё пламенное сердце взволнованно трепетало синхронно с сердцем Миры.
– Но… вы уверены, что стоит это делать? Разве это хоть что-то решит? – больше не гневно, но неуверенно спросила Мира.
Меня же волновал иной вопрос:
– Вы сможете? Стать самым сильным воином Агнанеи?
Муракара обернулся. Его губы расплылись в той же усмешке – гораздо более горькой, нежели радостной.
– А я должен? – Он хмыкнул. – Кто сказал, что я вообще должен выиграть?
Мы с Мирой переглянулись, мысленно соглашаясь в одном: план Муракары был столь же гениален, сколь безумен.
* * *
Муракаре пришлось остаться на Агнанеи, нас же он отправил на Ахасе выяснить обстановку. Мы с Мирой едва ли обмолвились и словом, пока летели наверх: сказать нам было нечего. А вот обдумать – достаточно. Ведь Муракара подбросил нам совсем уж неожиданное решение, поддержать которое не то что трудно – невозможно.