Анализируя «схему тела», а также посредством «схемы тела» это исследование касается двойственных тем передачи и трансформации – способов, которыми люди и артефакты переплетаются с течением времени. Размытие границ между субъектом и объектом является общей чертой многих практических исследований. Центральное положение в этом проекте, посвященном объектным отношениям как в буквальном, так и в психоаналитическом смысле, занимает представление о слиянии. Рассматривая наши отношения с одеждой как форму объектных отношений, в этом исследовании за основу я взяла работы Винникотта (Winnicott 1953; Винникотт 2002). Теория Винникотта о переходном объекте (Winnicott 1953), способном опосредовать и поддерживать границы психического «я», была применена как к отношениям между владельцем и одеждой, между художником и произведением искусства, между идеями прикосновения и удержания, так и к способности вмещать. Идеи Винникотта далее представлены в этой работе как в отношении идей прикосновения и удержания, так и способности вмещать (Winnicott 1953; Винникотт 2002). По Винникотту, «переходный объект не является внутренним объектом (последний представляет собой психическое понятие) – он является собственностью. Однако он не является (для младенца) и внешним объектом» (Winnicott 1953: 3). Переходные феномены – это промежуточные пространства, пространства, где возможна встреча между внутренним и внешним мирами. Данное исследование направлено на изучение и воплощение именно этой способности личной вещи (или, в случае художника, произведения искусства или спектакля) становиться посредником между психическими и внешними реальностями. Именно переходы от «я» к «не-я», от нового к бывшему в употреблении и от товара к неотчуждаемой собственности я исследовала в своей работе.

1.4. Кадры из фильма «Складка». 2013

Природа практических исследований такова, что исследователь часто одновременно является создателем объекта исследования – факт, который отличает практические исследования от более традиционных исследовательских практик, которые обычно применяются в исследованиях моды. Процесс создания дает исследователю возможность изменить или расширить свой опыт изучения предмета исследования таким образом, который был бы невозможен с помощью только лишь наблюдения. Создатели-исследователи познают свой предмет через прикосновение и часто материальную манипуляцию с его формой. Для создателя способность смотреть, способность к саморефлексии, чтобы обнаружить проблему или ошибку и признать ее, является неотъемлемым инструментом в производстве артефакта. Действительно, как пишет Скривнер: «Подобно качественному исследователю, художник и дизайнер занимают центральное место по отношению к производимому ими смыслу и участвуют в процессе, в котором доминирует рефлексивность. Следовательно, рефлексивность должна рассматриваться как важнейший признак исследования через дизайн» (Scrivener 2000: 15). Иными словами, практика создания заключается в том, чтобы обозначить расхождения между намерением и действительностью. Создание как автоэтнографический процесс является саморефлексивным, так что в своей работе я была как производителем, так и продуктом этого исследования12. Изменения в моих исследованиях были отражены изменениями в моей собственной способности вмещать и формулировать знания.

Хотя методологией моего исследования было создание произведений искусства, предметом исследования были отношения владельца с одеждой, в частности с обувью. Проект заключался в исследовании «через практику», или в практике как способе раскрытия знаний о другом отдельном предмете. Практика была средством, с помощью которого проводилось исследование: изготовление (и ношение) служило средством раскрытия воплощенных и телесных знаний. Проект представлял собой исследование артефакта посредством производства и использования этого артефакта, следовательно, исследователь занимал позицию создателя, пользователя и наблюдателя.

Исследование было направлено на изучение привязанности, которую люди испытывают к своей одежде; способов, которыми благодаря тактильному взаимодействию вещи становятся частью нашего физического и психического «я». Поместив свое исследование в рамки нового материализма и исследований материальности, доминирующего в течение последнего десятилетия направления исследований в области социальных и гуманитарных наук, я поставила вопрос о том, можем ли мы, рассматривая материальные последствия износа и опыт ношения, выработать более глубокое понимание наших отношений с обувью. При этом я предположила, что привязанность к обуви проистекает не просто из потребления, статуса или желания, а из устойчивых тактильных отношений, развивающихся в результате ношения. В литературе о моде обувь часто интерпретируется как признак идентичности или как маркер культурного или социального капитала, соответственно, в этих обсуждениях реальная обувь, обувь как привычный, носимый и телесный объект не фигурирует. Однако, вместо того чтобы опираться на социологическую методологию, основанную на объектно-ориентированных интервью (Woodward 2015; Chong-Kwan 2017), включенном наблюдении (Кларк, Миллер 2010) или на исторических исследованиях архивных объектов, в этом исследовании я использую процессы ношения и использования для изучения привязанности и отношений владельцев с обувью: перед вами исследование материальной культуры, проведенное посредством создания произведений искусства. Результатами моего практического исследования стали артефакты, изображения (инсталляции, видеозаписи и фотографии) и текст.

Проект был разработан в двух частях: диссертация была написана для сопровождения выставки инсталляций, фотографий и видеозаписей: текст следует читать вместе с произведениями искусства и наоборот. Материальные результаты демонстрируют как опыт ношения, так и аффекты, вызываемые изношенной и использованной обувью. Практика направлена на то, чтобы говорить со зрителем на воплощенном языке неявных и тактильных знаний, знаний, полученных путем изготовления, ношения и наблюдения. Это воплощенное и сенсорное знание послужило основой для текста, который, в свою очередь, получил дальнейшее развитие благодаря самому письменному исследованию, так что процессы создания и написания стали повторяющимися и саморефлексивными. Вместе диссертация и художественные произведения формируют единое целое: результаты исследования воплощены в предметах и выражены в словах. Книга представлена в виде отдельных глав текста и изображений, каждая новая глава основана на идеях, рассмотренных в предыдущей. Изображения являются не иллюстрациями, а результатами исследований сами по себе, эквивалентными, но не аналогичными письменной работе.

В этом исследовании в качестве основных практик использовались изготовление обуви и фотографирование, конструирование объектов и создание их изображений по мере их использования и ношения. Однако центральное место в исследовании занимали практика ношения, использования этих туфель ручной работы и процесс изменения их материальной формы в процессе использования: растяжения кожи и изнашивания каблуков. Таким образом, в работе ношение позиционируется как еще одна форма «изготовления», поскольку обувь трансформируется в процессе использования. Износ «активировал» арт-объекты по мере того, как они входили в резонанс с опытом. Они наделялись эмоциональным посылом не только в процессе дизайна или изготовления, но и в процессе создания телесного отпечатка. Эти арт-объекты были «сделаны» через износ.

В ходе моего исследования я изготовила, надевала и ходила в нескольких парах обуви, повторяя практику производства, использования и ношения. Эти туфли – арт-объекты, «сделанные» в процессе ношения, – были спроектированы таким образом, чтобы как за счет выбора материалов их создателем, так и за счет дизайна их формы усилить и расширить взаимодействие владельца с миром. Многие из пар туфель, произведенных и носившихся на протяжении всего этого исследования, имели ярко выраженные заостренные или удлиненные носки. Выбор такой формы в некоторой степени определялся эстетикой (или влиянием моего личного вкуса); однако также эти решения были концептуальными, относящимися как к желаемому визуальному эффекту произведений, так и к тому, как обувь может вести себя во время ношения. Расширяя и удлиняя стопу, а следовательно, и схему тела и границы тела, я, как владелец и исполнитель, дальше проникала «в мир». Носки ботинок быстрее истирались, а подошвы большей площадью поверхности вдавливались в грязь дорог. Мое одетое тело двигалось впереди меня, мои туфли выступали за пределы стопы. Туфли быстрее изнашивались и теряли презентабельность; они ускоряли и усиливали мое взаимодействие с миром. Загнутые носки и потертости, появившиеся в результате ношения, – это показательные отпечатки моего исследования, они являются следами проведенного исследования. Одиноко стоящие туфли – это запись отсутствующего перформанса, жестов, которые зритель не увидит, ведь для него останутся только их следы, следы на обуви. Расширение схемы тела, выталкивание меня в пространство, стало средством исследования, способом приблизиться к границам и порой их преодолеть.