– Кто такие руаны?

Лицо мужчины просияло, словно его попросили рассказать о любимой книге.

– Это есть племя сааллов, к который я принадлежать. Мы разделять традиции с собратьями уже многие век.

– С братьями? Значит, вас здесь много?

– Мы есть первое племя на остров, одно из четыре, – объясняет он, осматривая выгравированный на камне символ. – Ольфмунды жить на верх горы и почитать рысь. Благородный племя ихиллов, поклоняющийся киту, давно покинуть земли вместе с вальфаллами, которые боготворить священный серебряный чайка.

Калеб выдвигает полку своей мысленной кладовой знаний, добавляя сверток с указанием четырех родов сааллов, половина из которых уже не живет на Саарге. Значит, остались лишь двое: руаны и поборники рысей. Юноша не подозревал, что так высоко в горах водятся дикие звери. Это немного усложняет их задачу. В случае опасности смогут ли они сразиться с хищником? Может быть, из-за этого местный такой дерганый?

– А как же руаны? – неожиданно вмешивается женский голосок. Калеб замечает неподалеку от выступа Ивейн с фотоаппаратом в руках. Объектив нацелен прямиком на руну. Он ее даже не заметил. Хотя с такой невзрачной внешностью это неудивительно.

– Мы проживать у подножия гор и поклоняться северный олень, который мой народ звать карибу. Это мирный община. Мы не убивать животный, а хранить живой существ.

– Чем же вы тогда питаетесь?

– Жители Рильхе жить благодарности рыбный промысл и горный шахта. Но ольфмунды… – нос местного изрезает глубокая морщина, – они народность одичалый, живущий за счет смерть других. Их городок, Варанэ, подчиняться дикий порывам, не прописанным законами Троица Истинных Богов. К ним не соваться ни в кой случай. И вообще не отходить далеко от лагерь. Яалле дир?

Калеб кивает, хоть и не понял последний оборот. Он старается не исправлять рабочего каждый раз, когда тот совершает ошибку, хотя язык так и зудит произнести слово правильно. Все-таки тот не американец. Вполне естественно для него коверкать склонения или говорить со странным акцентом, выделяя шипящие и сонорные согласные, в особенности буквы «с», «р», «н» и «л», которые в сааллском языке встречаются довольно часто. Если бы только у него был словарь английского языка, а еще лучше – учебник грамматики… Может, у Аллестера найдется с собой экземпляр? Если тот еще не одолжил его Элиоту.

– Уж больно он много волнуется для человека, выросшего в этих краях, – обращается Калеб к Иви, когда силуэт местного отдаляется. – Как думаешь, что он скрывает?

– Он просто переживает, чтоб мы благополучно добрались в город.

– Ну да, – ухмыляется парень, – конечно.

Блондинка незаметно наводит фокус на рубец, сливающийся с уголком его рта. Крохотный полукруг, отпечаток полумесяца на щеке, такой притягательный и одновременно пугающий. Манящий потому, что добавляет своему обладателю индивидуальности. Ужасающий потому, что скрывает под слоем ороговевшей кожи тайну своего происхождения. Знаменитый шрам-серп, дарующий Калебу Колдвотеру маску вечной полуулыбки. Юноша замечает ее интерес и Ивейн поспешно опускает камеру.

– Думаю, наш новоиспеченный проводник знает куда больше, чем род занятий сааллских племен. Ночью все кошки серы.

Ивейнджин никогда не любила это выражение, ставящее под сомнение не только рациональность человека, но и честь кошек. В конце концов, разве то, что саалл вызвался провести их на гору, когда никто другой не соглашался, уже само по себе не доказательство его добродетели? К тому же он не знал о буре, как и другие. Она возникла так неожиданно, словно по взмаху чьей-то грациозной руки, вскинутой в нетерпеливом жесте. Взмаху, который мог стоять им всем жизни.

С тех пор, как они покинули хижину, погода менялась еще несколько раз, и все так же нежданно: в один момент над головой светит солнце, но стоит лишь закрыть глаза, как тучи жадно пожирают чистый небосвод, а снегопад захватывает все вокруг своими невидимыми ладонями. И Иви не могла найти объяснение этому феномену. Ее мама, признанный геолог университета Мэна, немало писала о природных аномалиях этого острова: о странностях берегового рельефа, о скрытых под ледяным настом рифах, о налетающей из-ниоткуда непогоде и суровых ураганах, которые стирают с лица земли целые поселения. В ее записях было много непонятного, но одно Иви даже в юном возрасте понять смогла: Саарге не похож ни на одно другое место в мире. Он хранит немало тайн, за раскрытие которых многие смельчаки поплатились жизнью. И, к несчастью, ее мама – одна из них.

После недолгой передышки группа выдвигается в путь, спеша продвинуться как можно дальше до наступления заката. Силкэ идет впереди, прислушиваясь не только к шепоту горного ветра, но и к тому, что говорит под его ногой лед. Ритмичный скрип дает понять, что их путь безопасен. Резкий хруст, подобно перелому мельчайшей из костей, кричит об опасности, но услышать все знаки судьбы куда труднее, чем обычно из-за непрекращающегося стенания чужеземцев. Первый день для них был сродни пытке. Светлоголовый парень вместе с рыжеволосой девушкой с лисьим лицом неустанно жалуются на усталость. Юноша постройнее, смуглый, высокий, с серповидной отметиной возле рта и шевелюрой цвета мокрой древесины двигается уверенным размашистым шагом. Он словно сама противоположность своего белокурого товарища: умеет сохранять невозмутимость в любой ситуации. А вот его собрат с буйными кудрями и странными ледяными пластинами на глазах не отличается теми же качествами. Он волнуется обо всем на свете, болтает без умолку, тратя бесценный кислород, хотя его никто даже не слушает.

Брюнетка с квадратными чертами лица и загорелой кожей держится стойче остальных, но даже она под вечер едва переставляет ноги. Единственной, кто не высказывает ни единой жалобы является блондинка – самая худенькая и низенькая девушка в группе, со странной прямоугольной коробкой на шее. Иногда она смотрит в блестящее отверстие короба, словно может рассмотреть в нем то, чего не позволяет увидеть человеческое око. Нажимает на крошечную выемку, и внутри зеркального шара вспыхивает белая искра. Силкэ подозревает, что при таком телосложении спуск дается ей в пять раз сложнее, чем остальным, и невольно проникается уважением к мужеству незнакомки. Для самого саалла этот день – своего рода обряд очищения. Из-за возраста он давно не поднимался на вершину и рад провести лишний день на священной горе, хоть и понимает, какие это может повлечь последствия. Наверняка Калиго уже наблюдает за ними.

– Стоять, – останавливает он Иви, когда та ступает по нетронутой заснеженной горке.

– Че такое? – застывает за ее спиной Элиот.

– Слышать этот звук?

Блондинка приподнимает края шапки, улавлия едва заметный свист, доносящийся из-под сугробов.

– Он означать, что под снег есть пустота, которые мочь привести к снёрфлоге. То же самый касаться трещин на снежный корка. Они вести к разлом и падение белый волна. Идти в обход.

Эл переводит непонимающий взгляд на Ивейн, и она объясняет ему, что Силкэ предупреждает о лавиноопасной зоне впереди, на которую лучше не соваться. Им и одного раза вполне хватило. Недолго думая, Элиот поворачивает назад, подмечая, как со временем меняется походка местного. Становится все быстрее, размашистее, словно он куда-то бежит или от кого-то. Раньше он шел осторожно, ведь на склоне такого уклона можно легко свернуть шею, но сейчас без понятной причины начал почти мчаться вниз, при том, что снаряжения в его рюкзаке не меньше, чем у остальных. Возможно, он спешит преодолеть этот холм до прихода темноты, но что-то в поведении аборигена явно настораживает.

– Быстрый! – говорит он, поправляя лямки рюкзака. – Мешкать нельзя, иначе холод убить нас всех.

Очередная ошибка будто хлыстом огревает Калеба по спине, но он предпочитает не дергать мужчину всякий раз, когда слово ломается под неправильным склонением. В отличие от Кэт, которая тыкает Силкэ носом в правильный вариант произношения, как мальчишку, разбившего мамину любимую вазу. Элиот интересуется у местного, куда он так спешит, но тот отвечает лишь что-то невнятное про Повелителя горной вершины.