– Дааа, – протягивает Калеб, – примерно.

На самом деле юноша понятия не имеет, что общего у главы мексиканского наркокартеля и преступницы, обворовывающей мужскую половину элиты столицы, но решает, что поднимать спор с тем, чью голову били больше раз, чем он может себе представить, бесполезно.

– И че она до сих пор делает в Нью-Йорке? Стыбрила бы у кого-то лимон и сквознула в теплые края.

– Возможно, у нее нет выбора.

– Или у нее такая стратегия, – добавляет безучастно Калеб.

– Или она слишком твердолобая, чтоб такое провернуть.

Утверждение Элиота ударяет Кэт, словно ломом между ребер.

– Кукушка не глупа. Она всегда берет немного: драгоценный камень с оправы часов, золотую серьгу, фамильный портсигар, кольцо. То, – нарочито подчеркивает она, подняв указательный палец, – о пропаже чего владельцы заподозрят не сразу, а если и заметят, она уже будет вне зоны досягаемости. Однажды она тайком стащила у одного парня рубиновый крестик с груди, пока он пил виски, подменив его медальоном с Микки Маусом. Это не так-то просто сделать, знаешь-ли, даже с пьяным.

Калеб задумчиво кивает, хотя ее слова кажутся ему слегка сбивчивыми. Он не помнит, чтоб в новостях освещали подобный случай.

– Довольствуется малым, как истинный профессионал. Жалость лишь, что это добыто бесчестным путем.

– Каждому приходилось делать то, чем мы не гордимся, – пожимает плечами Кэт. – Не так ли, Каб?

Парень судорожно сглатывает, теряя дар речи. Намек брюнетки кажется настолько очевидным, что у него перехватывает дыхание. Голосок в голове начинает ворошить его уверенность, нашептывая темные мысли: «Нет, она не может об этом знать. Это невозможно. То, что произошло с Триа – твоя тайна, и никого больше, и ни Кэт, ни кто бы то ни было не в состоянии выведать правду». Спустя несколько минут, длинной в час, Калеб берет свое волнение в узду, когда замечает, что девушка давным-давно растаяла из поля зрения.

– Куда подевалась Кэт?

– Отошла по делам.

По тому, как боксер выделяет последнее слово, Калеб понимает природу этих самых «дел» и немного расслабляется. Скорее всего, брюнетке известно о его прошлом еще меньше, чем о будущем. Поэтому поводов для волнения нет, но в момент, когда он расслаблено оседает на рюкзаке, раскатистый вопль обрезает нить тишины, а вместе с ней и его спокойствие. Юноша мчится на крик и обнаруживает Кэт, согнувшуюся над скрюченным телом на снегу, в чертах которого не без труда можно узнать Джаззи

Кэйтин опускается на колени, теребя блогершу за плечи, которые оказываются холоднее и тверже, чем скалы вокруг.

– Джаззи? Ты меня слышишь?!

– Кэт, – опускает руку на ее плечо Калеб, – боюсь, она тебе уже не ответит.

Брюнетка переводит взгляд на подругу и медленно отодвигается. Слова Калеба бьют в голову, будто снежным шаром, позволяя разглядеть в темноте предутреннего смога то, на что она сразу не обратила внимания: ледяная кожа, голубовато-пудровый оттенок лица, оцепенелые мышцы рук, приоткрытые щелочки глаз… Рыжевласка не двигается, не дышит и даже не моргает. Это сложно признать, но от отрицания не станет легче: Джаззи мертва.

– Че за шняга творится? – вырастает рядом Элиот. При виде лежащей на снегу блогерши вся его напыщенность слетает, как обертка от подарочной коробки. – Эт че… как эт? Она че… того?

Кэт молча отворачивается. Калеб тяжело вздыхает, когда внезапно замечает что-то неподалеку. Он отступает в сторону, к темным пятнам на заснеженной земле, в которых сразу же распознает следы.

– Кажется, я что-то нашел.

Сугроб толщиной не меньше десяти сантиметров, а в нем – отпечаток человеческой ноги, тонкий, вытянутый, как капля утренней росы, с заостренным носком. В области пятки квадратное углубление, вроде каблука. Хотя в последнем Калеб не уверен. Уж больно много снега насыпалось сверху.

– Она была не одна, – выглядывает из-за его спины Кэйтин. – Кто-то приходил сюда раньше нас.

Верно, и этот «кто-то» определенно что-то видел или, что еще хуже… сделал. Хорошо, что Калеб не поспел к этому месту раньше, а то мог бы стать невольным свидетелем или даже очередной жертвой. Не успевает он вымолвить ни слова, как позади слышится скрип шагов вперемешку с дребезжащими голосами.

– Какого хрена? – лениво вытягивает руки над головой Акли. – Вы чего раскаркались? Пожар, что ли?

– Мы слышали, что вы взывали к Джаззи, – нервно топчется на месте Аллестер. Рука по привычке тянется к объективу видеокамеры, которая всегда при нем. – Надеюсь, ее не утащили медведи или пумы, или… Здесь ведь есть дикие звери… ввверно?

Крик Ивейн заполняет тишину. Настолько высокий, острый, что, кажется, своей волной перерезает натянутое в воздухе напряжение. Шок от увиденного скручивает ее пополам, выталкивая наружу непереваренный ужин. Аллестер прослеживает за ней взглядом и замечает маленькое тельце, скрюченное в позе эмбриона.

– Святые угодники… Этто… я… Чтто с ней? Она в поррядке?

– Я, конечно, не анатом, но, по-моему, голубая кожа и сломанная шея говорят сами за себя.

Кэт бросает на Калеба тяжелый взгляд, и он тут же смолкает, понимая, что сейчас не время для колкостей. Силкэ зажимает рот рукой, очерчивая в воздухе какой-то символ. Элиот с Аком замирают, как восковые фигуры. Иви едва совладает с нахлынувшими нервами. И только Аллестер сохраняет оттенок самообладания. Более того, он находит силы не только двигаться, но и снимать.

– Прекрати немедленно! – шипит на него Кэйтин. – Как ты можешь?!

Когда он не останавливается, Калеб вырывает у него объектив и швыряет на землю. Его состояние получше, чем у Ивейн, но лишь потому, что юноша умеет держать свои эмоции в узде. Правда, сейчас это дается с трудом. Каким бы собранным и волевым ты ни был, невозможно оставаться хладнокровным, когда одного из твоих приятелей находят мертвым в сугробе.

Тишина становится настолько сильной, что ощущается буквально физически. Кажется, еще немного и ее можно будет ухватить и скомкать, как старый, выцветший от времени лист. И первым это делает Эл.

– Так че с ней стряслось-то? Че она вообще забыла тут? Да еще и посреди ночи.

– Авось йети пошла искать? – почесывает затылок Акли. – Черт его знает, что взбрело в голову нашей милой Джазз.

Кэт бросает на него резкий взгляд.

– Вивиан. Джаззи это ее сценический псевдоним. Точнее, был…

Брюнетка единственная, кто об этом не забыл. Возможно, потому, что, как ни крути, рыжеволосая считала ее своей подругой. А может, оттого, что Кэйтин и сама когда-то сменила имя. Калеб опускается перед блогершей на корточки. Вид распростертого на белом тела поднимает в памяти неприятные воспоминания, которые он не любил ворошить: сырость, бетонный пол больницы, Триа… Юноша закрывает глаза, делает глубокий вдох и заставляет себя посмотреть на то, что еще вчера вечером было их общей знакомой: остекленевшие глаза уставились в пустоту, ноги подогнуты, локоть вывернут в другую сторону. Такое ощущение, что она упала, причем с приличной высоты. Об этом свидетельствует большая кровавая вмятина на лбу, при этом сама девушка лежит лицом к небу, словно… ее кто-то перевернул. Внезапно ему в голову приходит мысль, что Джаззи могла заснять того, кто к ней приходил. Он ныряет рукой в карман девичьей куртки и вытягивает смартфон, экран которого разбит в дребезги.

– Мертвый, как и хозяйка, – констатирует он.

– Неужто она все же полезла делать селфи на вершину скалы? Вот дура.

Калеб бы согласился с утверждением Ака, но следы… они не дают юноше покоя. Вокруг нее и у обрыва. Он поведывает остальным о своей находке, но когда ведет их к злополучному сугробу, не находит ни намека на пребывание неизвестного прохожего. Снегопад уничтожил все улики.

– Они были здесь! – тычет пальцем Кэйтин. – На этом самом месте!